Википедия

Изучение родного языка

Наряду с изучением математики и логики, изучение языков (как родного, так и иностранного) составляет  фундамент обучения на диалектическом этапе.  Почему? Во многом, потому, что для диалектического этапа принципиально значимым  является установление межпредметных связей между курсами логики, математики, русского  и иностранного (иностранных) языков. Родители должны приложить немало усилий к тому, чтобы все эти предметы воспринимались  их ребенком, как части одного целого, то есть изучения языков, на которых говорит и понимает друг друга человечество:

во-первых, логики и математики –  двух самых универсальных языков, на которых «говорит» особый «народ»,  ученые и философы, создающие абстрактные модели мироздания,  двигающие вперед прогресс и цивилизацию; во-вторых –  родного языка, на котором говорят, пишут и думают представители отечественной культуры; в-третьих – иностранных языков, которые необходимо знать для того, чтобы представлять мышление иного, по сравнению с собственным, народа.

О том, как в домашних условиях наладить процесс изучения логики и математики, мы говорили в предыдущей статье. Теперь   настала очередь поговорить о том, как в домашних условиях организовать процесс изучения  русского и иностранных языков.

О проблемах курса русской грамматики 5-9 классов

Будучи учителем русского языка по образованию,  на протяжении многих лет я пыталась понять, в чем именно состоят главная проблема курса родного языка в современной школе.

В том ли, что  концентрический  метод   изучения языков, согласно которому  каждый год  ученики вынуждены   изучать одни и те же языковые факты на более и более глубоком уровне, не подходит для обучения подростков?

Или в том, что изучение родного языка как объекта в принципе не может быть интересно подавляющему большинству учеников, которые худо-бедно говорят и пишут по-русски и не понимают,  для чего необходимо детальное изучение грамматики? Что этот предмет  может представлять интерес лишь для учеников, имеющих специфический интерес к филологии?

Или в том, что  правила русской грамматики не образуют столь же безупречно-логичной, взаимосвязанной и взаимообусловленной системы, как математические формулы, и зачастую кажутся случайными  и произвольно навязанными?

Или, быть может, в том, что содержание учебников (упражнения на отработку правил грамматики), формально освободившись от наследия советской эпохи (текстов с упоминаниями бытовых и исторических фактов), по сути, идеологически, так и  осталось принадлежащим к этим безвозвратно ушедшим временам? И потому эти учебники не могут  взывать интерес  у современных подростков, выросших в совершенно иной реальности?

Многолетние размышления над практикой  нашего собственного домашнего обучения привели меня к выводу, что вышеперечисленные  проблемы все-таки не являются   основными.

 Что концентрический метод обучения, взятый сам по себе,  как раз является наиболее подходящим для изучения языков: многократный возврат к одним и тем же фактам на все более глубоком уровне позволяет мягко овладеть всеми навыками, необходимыми для свободного владения языком в разных коммуникативных ситуациях.

И что отличие специфической логики языка от строгой математической логики вполне доступно пониманию даже детей дошкольного возраста, еще на интуитивном уровне – тем более пониманию подростков, которые  вполне способны понять и усвоить эту разницу на рациональном уровне.

И то, что грамматика языка как особый предмет, т.е., как  объект для изучения,  вполне  может  быть интересна не меньшинству, а как раз большинству учеников, потому что в усовершенствовании своей устной и письменной речи (основного инструмента самореализации и самопрезентации)  заинтересовано подавляющее большинство людей.

И,  наконец, то, что упражнения из школьного учебника, которые,  как правило, составлены на основе добротных и стилистически выдержанных  образцов русской речи, позаимствованных из произведений   классиков  отечественной литературы,  представляют собой  вполне адекватный иллюстративный материал к изучаемым грамматическим правилам.

Одним словом, ни одна из  перечисленных выше проблем не способна, взятая сама по себе, вызвать те затруднения с усвоением курса русской грамматики, которые  начались еще лет 30- 40 назад и с тех пор только усиливаются с каждым годом.  Рассмотришь каждый из элементов курса по отдельности – вроде бы все они разумны и уместны, но  взятые вместе, почему-то работают из рук вон плохо.

Почему же?

На мой взгляд, основная причина упадка русской филологии, в том числе школьной, заключается в том,  что русские филологи  предлагают русским детям  в качестве эталонной  версии родного языка не  высокий язык культуры и науки, который и был во все времена объектом описания грамматистов, а нечто совершенно иное.  В самом деле, современный  курс русского языка  ставит перед учениками  странную  цель: овладение неким усредненным, стилистически-нейтральным, безвкусным, как промокашка  и бесцветным, как платяная моль, штампованно-бюрократическим диалектом русского языка, искусственно  разработанным     учеными московской и ленинградской  лингвистических школ. В этом, по моему мнению,  и состоит секрет  чуждости для подавляющего большинства школьников предмета под названием  «Русский язык». На этом предмете  врожденное языковое чутье и стихийный художественный вкус, свойственный почти каждому ребенку, выросшему в благополучной образованной семье, необратимо коверкается, вгоняясь в искусственно усредненные  рамки, заданные учителями-русистами . Мало того: можно предположить, что именно ненависть к суконному новоязу чиновников и госслужащих и породила большинство  альтернативных языковых явлений современной России, от индивидуальных стилей литераторов-постмодернистов до падонковского слэнга люмпенизированной интеллигенции и технократического жаргона высокооплачиваемых экспертов. Все эти диалекты русского произошли, на самом деле, от одной-единственной причины:  отвращения к школьной грамматике с ее бесчеловечностью  зачатого в пробирке гомункулуса и желания говорить на каком угодно ином языке, пусть хотя бы на  «падонковском» – лишь бы не на школярско-русском.

Потому что тратить  то количество времени и сил, которых требует школьная программа, на то, чтобы превратить свой язык в серый усредненный штамп, не может   пожелать ни один человек в здравом уме и твердой памяти; что касается детей – то они учат школьную грамматику  только и исключительно потому, что  им не предоставляют никакой иной альтернативы; учат, чтобы забыть, а не для того, чтобы использовать.

Мне кажется, разработчики школьной программы не осознают довольно простой  факт: то, что привлекательной может быть  лишь цель, которая находится гораздо выше (или, наоборот, ниже) уровня средних способностей. А советская и, тем более, постсоветская школа всегда шарахалась от всех целей, сколько-нибудь  выделяющихся в ту или иную сторону над средним уровнем, как от чумы. Грамматика  может быть свободным искусством лишь тогда, когда объектом ее описания становится высокий язык, язык культуры, науки и философии, язык  аристократии духа, а не толпы. В средние века, когда грамматика входила в число семи свободных  искусств (http://ru.wikipedia.org/wiki/7_искусств), этот предмет давал студентам возможность освоить язык, на котором создавались научные, философские и политические трактаты, велись ученые дискуссии, писались литературные шедевры в стихах и прозе, на котором говорили при дворе и в  высшем обществе.  Тот, кто овладевал этим языком, получал шанс  войти в круг интеллектуальной элиты, изменить свое положение и образ жизни к лучшему.
Как известно, современное российское общество на словах провозглашает демократические идеалы, а на деле представляет собой жесткий вариант замкнутой кастовой системы.  Язык правящих каст нашей страны (официально-деловой стиль школьной грамматики), на котором говорят, думают и пишут  ведущие эксперты, руководящие экономикой, внешней и внутренней политикой, бизнесом и социальной сферой нашей страны, имеет мало общего со школярским русским. Это сакральный язык экспертов, который не является языком культуры и творчества; это язык политических программ, бизнес-концепций, юридической и технической документации, бюрократической переписки.  Этому языку не учат в школах, а значит, изучение школьной  грамматики не  имеет особого смысла для  молодых людей, стремящихся  попасть в высшие слои российского общества  через  получение лучшего образования.  Речь бизнес-экспертов более чем на 50% состоит из варваризмов (слов, заимствованных из иностранных языков без особой на то надобности). Очень хорошо этот диалект описал переводчик Игорь Калинин: «Великий и могучий на поверку оказался великаном на глиняных ногах. Не верите? Подумайте. Даже если вы не юзаете рулезные апликухи со всякими фичами, не говоря уже о том, что искать дрова для нового софта и апгрейдить ваш писюк вам не приходится, и если вы говорите «электронная почта» вместо «мыло», то вы наверняка бывали в офисе какой-нибудь трейдинговой компании и видели там менеджеров, что-то печатающих на принтерах, и возможно, на груди у них были бэджи… Если же вы из дому в жизни не выходили и смотрели только телевизор, то наверняка слышали про готовящуюся, но не состоявшуюся экстрадицию Пиночета Испании, и наверняка в курсе, что после инаугурации парламентское лобби не пойдёт на консенсус, что приведёт к эскалации напряженности в регионе, несмотря на призывы Путина к транспарентности и консолидации. Если вас тошнит от политиканов-лицемеров и вы предпочитаете им музыку, то у вас наверняка есть любимые хиты и саундтреки… Теперь всё ясно?».

Что касается языков науки и творческой интеллигенции (научного и художественного стилей школьной грамматики), то они также существуют своей замкнутой в себе жизнью и слабо соотносятся со школьным русским языком, который, вместе с венчающим его тестом ЕГЭ, все больше и больше начинает представлять собой сферического коня в вакууме. Школьная русская грамматика существует, учителя ее преподают, ученики  изучают и сдают, только никто в реальности ею не пользуется – ни в устной практике, ни в письменной, ни в бизнесе, ни в науке, ни в литературе.  Правда, про последние два диалекта русского (научный и художественный) уже невозможно сказать с точностью, есть они или уже нет, настолько они выродились и разложились, настолько мало влияют на реальность.  Пожалуй,  есть только несколько сфер современной общественной жизни, в которой  нормы школьной русской грамматики еще как-то  применяются (хотя и здесь все в меньшей и меньшей степени) – это  средства массовой информации (публицистический стиль) кинематограф и театр (художественный стиль). Однако,   глубокий упадок культурной жизни в современной России  и глубокий духовный и творческий   кризис самих деятелей культуры привели  к тому, что все они перестали иметь серьезное влияние на  сознание русского народа – их функцию перехватили технологии рекламы  и public relations, в чьих лабораториях русский язык претерпел трансформацию, не менее фундаментальную, чем в языке госчиновников и бизнес-менеджеров.

Как же в этой весьма непростой ситуации следует организовывать занятия по русскому языку в домашних условиях? Главное, что нужно понимать, что ни одного учебного пособия,  хотя бы отдаленно отражающего описанную выше ситуацию и дающего рецепты ее преодоления, разумеется, не существует.  Русская филология умерла, не оставив нам наследника; поэтому, если мы хотим, чтобы наши дети говорили все-таки на русском языке, а не на любом другом, нам придется использовать любые крохи, оставшиеся от предыдущей эпохи, чтобы, оттолкнувшись от них, научиться творить новые образцы и нормы русской речи и новую грамматику, их описывающую. Разумеется, и учебные пособия, адекватно отвечающие на вопросы современности,  нам, видимо, придется разрабатывать самим, и это ближайшая  задача завтрашнего дня.  Что же можно сделать прямо сейчас с тем, что сегодня можно найти на полках наших книжных магазинов?