БОНЧ-ОСМОЛОВСКИЙ ГЛЕБ АНАТОЛЬЕВИЧ

Глеб Анатольевич Бонч-Осмоловский (1890-1943) более известен как антрополог и археолог, однако не менее весум его вклад в этнографическое изучение Крыма. Полевыми этнографическими исследованиями он увлекся, еще будучи студентом естественного отделения Санкт-Петербургского университета. В 1917 г. он приехал на лечение в Крым и с этих пор началось его знакомство с культурой крымских старожилов. По результатам своих наблюдений Бонч-Осмоловский готовил сообщения, доклады и активно выступал с ними в Ялте, Евпатории, Симферополе. В 1920 г. он был назначен на должность заведующего Крымским комитетом по делам музеев, но вскоре командирован в Москву, а оттуда — в Петроград, где поступил на работу в этнографический отдел Русского музея.

В 1923 г. он, уже как сотрудник музея, совместно с Ф. А. Фиельструпом выезжал в этнографическую экспедицию в Судакский и Бахчисарайский районы. В 1924 и 1925 гг. Бонч-Осмоловский руководил этнографической экспедицией, организованной Главна-укой, Крымохрисом и Русским музеем. Исследования проводились в Бахчисарае, в Байдарской долине, Джанкойском районе. Особое внимание уделялось изучению кустарных промыслов и сборам этнографических коллекций. Вплоть до ареста, последовавшего в 1932 г., он активно писал, выступал с лекциями и докладами, освещая особенности материальной и духовной культуры крымских татар.

Свадьба в Бахчисарайском районе.

Свадебные обряды Бахчисарайского района несколько отличаются от только что описанных. Они протекают в другой последовательности, и некоторые из них значительно более разработаны и живописны. Эти различия всецело объясняются другими историко-культурными условиями городского района, в котором сильнее чувствовалось мощное влияние османской цивилизации. Здесь, собственно, свадебные торжества начинаются обычно во вторник. Но еще в воскресенье молодежь собирается в дом невесты на хаве-тюмек — толочь кофе. Под музыку его толкут в ступках, приготовляют сахар и приспособляют комнату к устройству джииса. В понедельник происходит агырлык — от жениха привозят следуемые в счет калыма предметы, и подруги невесты расставляют и развешивают их в парадной комнате (устраивают джиис). Из золотой бумаги приготовляется нахыл — разукрашенное деревцо, ставящееся посредине подноса с кушаньями. Во время пира оно преподносится более всех пожертвовавшему гостю.

В первый день, вторник, собираются гости. При их появлении музыканты играют поздравительную мелодию той-хаирлау. До четырех часов пируют; молодежь поет и танцует. В 4 часа невесту, находящуюся в другой комнате, под музыку аглама-ке-лин-аглама одевают в фередже, верхнюю парадную одежду, и дуак (головной убор) остроконечной формы, сделанный из парчи. Сверху накидывают мараму. Брат ее или даи (дядя по матери), а за отсутствием их — две женщины, переносят ее в покинутую гостями комнату джиис-эв — за занавеску перде; музыканты играют при этом дорожную мелодию йол-авасы. Старшая распорядительница, енге, сняв с невесты дуак и мараму, надевает их на себя и танцует с лицом, переносившим невесту, танец Акай-авасы; танцы и музыка продолжаются до вечера. Вечером еще созывают девушек на девичник кызлар-джи-ис, во время которого происходит окрашивание волос невесты. Если волосы окрашены хной раньше, ее заменяет в этом обряде или енге, или специально нанятая женщина.

Собравшиеся девушки становятся полукругом у перде, музыканты помещаются в углу; хну, разведенную в медной кастрюле с крышкой саане, торжественно вносят под музыку иол-авасы. Затем играют келин-авасы, под звуки которой невесту выводят из-за перде и усаживают на пол. Голову она склоняет на колени сидящей около нее старухи. Входит енге с хной и двумя зажженными свечами — хна-чира — обвитыми золотой бумагой; свечи передает рядом стоящим девушкам и под звуки печальных песен о невесте чонг (в том числе и Аглама-ке-лин-аглама) и музыки смазывает пряди ее волос жидкой хной. Невеста все время плачет. Затем волосы закручивают в узел, завязывают платком, и невесту опять уводят за перде. Енге ловит убегающих девушек и старается обмазать их хной. Играет музыка и она танцует с сааном в руках.

Приносят поднос со сластями — хавалты. Девушки угощаются и кидают деньги на сыны (сене). Из-за перде выходит невеста; начинаются игры, продолжающиеся до утра. Второй день — среда, с утра музыканты приветствуют отца невесты мелодией саба-хаир — доброе утро. Собравшиеся женщины и девушки варят в больших котлах пшеничную кашу кеш-кек, имеющую обрядовое значение. Варка сопровождается музыкой и танцами, при чем группы женщин, производящих ее, то танцуют под музыку, то мешают длинными перекрещивающимися и обязательно соприкасающимися в котле палками. В то время как одна группа мешает, другая танцует, затем они меняются, и так до конца продолжающейся несколько часов варки. Кашей кеш-кек угощают приезжающих за невестой. В деревнях подобного обрядового приготовления кушаний не соблюдают.

Односельчане весь день заходят поздравлять и осматривать приданое. Мужчины уходят на устраиваемые скачки и борьбу кошо (куреш). После обеда приходит молодежь от жениха (если его дом близко расположен) во главе с его братом; приносят в медной посудине, называемой кобете-тава, круглый пирог кобете. Их встречают в джиис-эв. Музыканты играют хош гель-ди. Гости бросают им деньги на барабан. Кобете передают родителям невесты. Приносят сыны с шашлыками, раки (водкой) и сластями. Гостям раздают в подарок полотенце. Они угощаются и кладут деньги на сыны и затем уходят. Вслед за ними молодые люди со стороны невесты собираются с музыкой и кобете в дом жениха. Посещение происходит подобным же образом.

Вечером у невесты в джиис-эв происходит общее собрание женщин. Все угощаются, разделившись на возрастные группы. В 10 часов вечера от жениха приходят свахи кудалар во главе с сагдыч-хатын — распорядительницей и приносят с собой куман-смыш — медный кувшин, наполненный сушеными фруктами и орехами. К ручке и к носу кувшина привязаны платки. У свах на лбу наклеены блестки или узоры из золотой бумаги. Их принимают в другой комнате (не в джиис-эв) и угощают. К дверям подходят подруги невесты и поют песни ограч — вначале с приветствиями, потом с насмешками. Свахи отвечают тем же и затем, приготовив хну и свечи, входят в джиис-эв, где за перде сидит невеста. Подруги скрывают ее, сагдыч ищет и выводит под музыку Аглама-келин и Йол-ава-сы. Под пение чонг сагдыч окрашивает руки невесты хной: с тыльной поверхности красятся первые суставы, на пястной части рисуется квадрат и в нем треугольник; на ладони — кружок с точкой посередине. Во время окрашивания невеста держит в руках монеты, которые сагдыч берет себе по окончании обряда. Затем невеста удаляется за перде. Девушки поют требование куман-емыша, свахи соглашаются, но с условием, что девушки должны его выкупить танцами. Те танцуют, затем одна из них вместе с сагдычем под песню исполняет танец чора-батыр. Свахи все же не отдают куман-емыш. Девушки после борьбы отнимают его, делят между собой сла сти, а кувшин отдают назад, наполнив зерном. Поздно вечером все уходят домой.

Третий день — четверг. С утра енге ведет невесту в баню амам,смывает ей хну с волос и рук и смазывает под мышками и на лобке мазью зырнык — для выведения волос. По окончании обмывания подруги под музыку и пение заплетают ей волосы в мелкие косички, а енге подстригает и завивает локоны на висках. После обеда происходит формальная запись в брачные книги, называемые никях. Со стороны жениха приезжают на арбах кудалар с сагдыч-хатын и уполномоченным векилем.

Невеста сидит за перде перед зеркалом, одетая в фередже с накинутым на голову дуаком. Под мышками держит два хлеба никях-чурек, которые они с женихом съедают в первые три дня после свадьбы. Приглашенный хатип (священнослужитель) через векилей производит опрос и запись в книгу. При этом векили обеих сторон торгуются из-за суммы никя. Запись скрепляется двумя свидетелями с каждой стороны. С уполномоченного и свах жениха при их въезде в селение берут выкуп топ-рах басты. Они приезжают со своим кофе и пирогом и только этим и угощаются.

После никя жениху посылают вышитую подушку ат-ястых и приступают к одеванию невесты. Подруги наряжают ее под музыку аглама-келин-аглама в лучшее платье (фередже, дуак и мараму). Отец ее (в сел. Коккозах брат), предварительно взяв с сагдыч выкуп деньгами или материей — тыз-хакий, одевает на нее пояс, обведя его три раза вокруг талии. Невеста при этом плачет. Енге и свахи укладывают приданое в сундуки и узлы. При попытке грузить их на арбы, енге садится сама и садит детей на сундуки и только по уплате выкупа выдает их. Прощание с родителями, перенос невесты на арбу и переезд происходят так же, как и в других районах, за исключением отдельных деталей. Невеста едет с енге, к их арбе старухи привязывают разматывающуюся катушку с ниткой, которую никто не обрывает, и льют вслед поезду воду. Свахи перед отъездом крадут у родителей невесты посуду и вещи и в дороге подбрасывают их на виду у всех, впоследствии эти вещи возвращаются обратно. Навстречу поезду выезжают верхом родственники жениха и берут за пропуск бакшиш.

Подъехав к дому жениха, невеста не выходит из арбы, пока свекор не принесет в знак подарка тюзтуяк (живность) или тюзтаяк (дерево) — клок шерсти или ветку с листьями. В первом случае она получает теленка или овцу, во втором — определенное дерево в саду. Сейчас же по перенесении невесты, женщины и девушки устраивают джине и не уходят до уплаты сагдычем выкупа.

В доме жениха в понедельник (как и у невесты) приготовляются кофе, сахар и прочие припасы для свадебных пиров. Во вторник собираются гости, осматривают полученный от невесты киев-чемашир (дохус), который для этого развешивается в парадной комнате. Гостей угощают, играет музыка. В среду родственники жениха отправляются поздравить невесту, а под вечер принимают пришедшую оттуда молодежь. Вечером танцы и игры. На третий день (четверг) свахи собираются ехать за невестой. С утра происходит обряд бритья жениха с трашава-сы и соревнованием. Днем от невесты приносят подушку ат-ястых; принесших ее сагдыч угощает водкой. Под вечер жениха переводят к соседу, дом которого должен быть обращен на юг и расположен выше дома жениха, это помещение иногда называется киёв-аран. Там происходит обряд одевания. Друзья жениха приготовляют одежду, свечи, шаль и все отправляются к нему. Под мелодию Киев-авасы выводят его в белье, взятом из чемаширы, и в накинутом сверху пальто во двор. Молодежь, вооруженная, со свечами и факелами, стоит вокруг. Распорядители строго следят, чтобы на празднество не попали посторонние. Сагдыч одевает жениха под музыку и пение киин-балам-киин — одевайся сын, одевайся, подпоясывают его и накидывают на плечи шаль. Все присутствующие стреляют из ружей, кричат «ура»; потом молятся и поздравляют жениха, обнимая и склоняя голову на правое и левое плечо. По окончании обряда жениха ведут к матери, сидящей в доме со старухами. Сагдыч говорит: «киев-капудан-сыгмай» — «жених не лезет в дверь». Его вводят в дом после обещания одарить каким-либо имуществом. Первым входит киев-баш (шафер), целует руку матери, затем жених. Мать сыплет последнему на голову зерно или мелкие монеты, и он целуется три раза со всеми присутствующими. После молитвы идут к отцу, у которого повторяется то же. Жених целует руки всем присутствующим, не исключая и детей. Киев-баш по дороге и в домах раздает табак из больших киев-кисе — свадебных кисетов.

Наконец, приносят хну в саане, закрытом вышитым едек. Ее прячут и ищут под музыку Хна-авасы. Жених выкупает хну водкой, и сагдыч окрашивает ему ладонь, большой и указательный пальцы; завязывает руки емень-явлуком. Остатками хны парни мажут себе ладони. В это время подают сыны (сене) со сластями и водку. Играют сыны-авасы. Жених с киев-баш сидят, ему подают водку и сене, он отказывается. Присутствующие пьют водку из одной рюмки. Музыканты при этом играют Долу. Распоряжается всем картагасы, ему помогают выбранные молодежью помощники — он бей и сол бей. Они определяют для каждого пьющего сумму платы деньгами или продуктами. По окончании поздравления жениха собираются вести домой. Его ботинки спрятаны (дома сидят без обуви), сагдыч находит их за угощение водкой. Ведут с факелами, стрельбой и пением Адым-адым-иллеру под музыку Киев-ава-сы. По бокам жениха, несущего две скрещенные свечи, идут сагдыч и киев-баш.

Услыхав крики, свахи невесты оставляют ее одну с енге, которая опять одевает на нее дуак. В дом первым входит сагдыч, за ним киев-баш, третьим жених. Перед входом вджиис-эв, где сидит невеста, требуют от последней уменьшения никя. В джиис-эв на полу лежит молитвенный коврик — намазлык, на нем — кастрюля с зерном. Жених втыкает свечи в зерно и молится. С ним все прощаются и уходят. Енге выводит невесту из-за перде, соединяет их руки, благословляет и оставляет их одних. Невеста целует руки жениху, и они разувают друг друга. За первое слово невесты жених платит ей золотую монету су-леммек, а за снятие дуака еще одну — корюмлюк. Ночью сагдыч стучит и спрашивает, как дела. Если невеста невинна, раздает свахам две козайдын-кобетесы — пироги с рисом и бараниной (козайдын — ясный глаз). В противном случае дает пирог с дыркой. Окончание празднества протекает так же, как и в селениях Судакского района.

Через неделю после свадьбы родители молодой присылают ей прялку — орете, причем в настоящее время последняя иногда заменяется более необходимой и ценной лампой. Это любопытный пример замены более нужным в домашнем быту предметом другого, обрядовое значение которого вытеснено уже из народного сознания. Описанный обряд свадьбы, несмотря на некоторое отличие (выпадение одних деталей, прибавление других) от исполняемого в Кучук-Узени, в общем имеет все те же черты. В нем, несомненно, более развиты обряды окрашивания и резче выявлены роли сагдыча и других руководителей. При обряде бритья и окрашивания жениха здесь употребляются особые полотенца, входящие в состав дохуса и не известные в других районах.

На этом заканчивается обрядовая сторона свадьбы крымских татар. Остается сказать несколько слов об ее формальной или религиозной стороне, которая не играет существенного значения в развитии обрядностей и сводится, собственно говоря, к заключению брачного договора.

За несколько дней до свадьбы или в первый день ее жених и невеста, каждый по отдельности, уполномочивают в присутствии двух свидетелей по одному лицу (могут и своих родителей) на заключение договора от их имени. Уполномоченные в сопровождении свидетелей идут к мулле, который задает им вопросы по раз навсегда установленной шариатом форме: желает ли такой-то вступить в брак с таким-то. После утвердительных ответов и подтверждения свидетелями полномочий, акт о браке вместе с условием о калыме, приданом и разводе, записывается в брачную книгу (прежде в кадиаскерский сакк). Вся формальность, называющаяся никя, заканчивается молитвой в мечети.

Развод по татарским обычаям, соответствующим в данном случае шариату, вполне допустим и может совершаться даже по желанию одной стороны, но, несмотря на такую формальную легкость его, случаи развода встречаются очень редко. Это объясняется особыми договорными условиями брака, возлагающими все экономические тяготы последствий развода на виновную сторону. Так, если развод совершается в силу виновности жены или по ее желанию, не оправдываемому вескими причинами, то, при отсутствии детей, все ее приданое, как и обусловленная на случай развода часть калыма, остается в пользу ее мужа. В свою очередь, при требовании развода со стороны последнего, жене возвращается все ее приданое, уплачивается следуемая по договору часть калыма, и за ней же остаются все полученные ею от мужа и его родных подарки. Разведенная жена так же, как и вдова, может вновь выходить замуж неограниченное число раз, хотя на практике повторные браки редко случаются более трех раз. Свадьбы в этих случаях совершаются значительно проще и ограничиваются официальной стороной и скромным пиршеством. Женитьба (друг на друге) супругов, однажды уже разведенных, вполне допустима и иногда осуществляется. Многоженство, как известно, вполне допустимое исламом, в сельской жизни встречается крайне редко и какого-либо серьезного влияния на семейный быт не имеет.

Необычайная сложность и причудливость обрядовой стороны татарской свадьбы, производящая, на первый взгляд, впечатление запутанного нагромождения следующих один за другим, совершенно различных и не вытекающих один из другого обрядов, вызывают невольное представление о многочисленных культурных наслоениях, которые должны были отложиться на крымскотатарской жизни. Но при ближайшем рассмотрении, при помощи сравнительно-этнографического метода, выясняется, что за исключением нескольких резко очерченных и легко выделяемых обрядов, внедрение которых извне более или менее ясно, весь остальной ход развития брачных церемоний в удивительной степени соответствует турецкой его основе. Отдельные обрядности представляют или полное тождество или логическое развитие соответствующих им у других тюрков моментов, развитие, вполне объяснимое с точки зрения эволюции данной народности, попавшей в новые условия жизни.

Прежде всего, в крымскотатарской свадьбе обращает на себя внимание отсутствие резко выраженного обрядового момента соединения, более или менее заметного у всех других турецких народов. Нет ни обычая обводить венчающихся вокруг стола (очага, впоследствии алтаря), ни обмена между ними кольцами, ни практикуемого на Кавказе сшивания одежды (хевсуры). Единственным намеком служит соединение рук новобрачных в присутствии только двух старух, после того, как все остальные гости их покинут, но оно не является решающим моментом свадьбы, а лишь второстепенной, затемненной деталью ее. Разумеется, можно видеть элементы подобного решающего значения в формальной стороне брака в подписании договора. Но этот акт, скорее юридического, с точки зрения ислама, чем обрядового характера, не может заменить для этнографии соответствующего ему обряда.

Отсутствие момента соединения в татарской свадьбе, сразу сближающее ее с общетурецкой, находится, по всей вероятности, в связи со столь общим всем туркам обычаем, по которому брачующиеся ни в одном обряде за все время совершения свадьбы не выступают совместно до последнего ее момента, сводящегося к физическому обладанию. Еще более указанное соответствие выступает при детальном рассмотрении обрядностей, но при этом нужно иметь в виду, что подробные шаг за шагом описания свадеб у других народов слишком немногочисленны, другие же настолько неточны и субъективны, что параллели между ними могут носить лишь более или менее вероятный характер. (...)