24 октября (12 октября по старому стилю) 1812 года произошло сражение за Малоярославец, после которого армия Наполеона начала гибельное для себя отступление по Старой Смоленской дороге. Кутузов хоть и проиграл, оставив город неприятелю, однако перекрыл французам путь к Смоленску через Калугу, где те рассчитывали захватить крупные запасы продовольствия.
Отсутствие нормального снабжения и катастрофическое падение дисциплины делали невозможной зимовку французов в Москве. С каждым днём обстоятельства становились для Наполеона всё более угрожающими. 18 октября 1812 года его авангард, ведомый Мюратом, безоговорочно проиграл русским бой у реки Чернишни под Тарутином, потеряв убитыми и ранеными четыре тысячи человек. Вся его армия, включая Старую гвардию, в условиях узаконенного мародёрства дичала на глазах, превращалась в неуправляемую орду. В приказе по 2-й гвардейской дивизии генерала Кюриаля отмечалось: «Несмотря на повторные запреты, солдат продолжает отправлять свою нужду во всех углах и даже под окнами императора».
Бесконтрольный грабёж древней столицы удалось пресечь лишь к середине октября. Но теперь перед Бонапартом стояла задача осуществить эвакуацию. Сбором найденных в Москве драгоценностей занималась специальная интендантская комиссия. «Собрано и переплавлено столовое серебро кремлёвских церквей и передано казначею», — записал 16 октября в журнале маршал Кастеллан. В 23-м бюллетене Великой армии, продиктованном самим Наполеоном, говорилось, что «знамёна, взятые русскими у турок во время разных войн, отправлены в Париж. Найдена Мадонна, украшенная бриллиантами, она также отправлена в Париж».
Армейские чины основательно запаслись московскими «сувенирами», многие из которых упомянуты в их письмах. Лейтенант Паради извещает родных о «великолепной шубе лисьего меха, покрытой лиловым атласом», полковник Парге — о «шести добрых дюжинах хвостов куницы», кирасирский офицер Жорж — об «очень хороших шалях для Софи и Клары», некий Лаваль — о «портрете Павла I, надевшего все свои ордена».
Самым радикальным образом изменился облик этих людей, обвесивших себя трофеями и тёплыми вещами с головы до ног. «Я сконструировал большие сапоги из шкуры медведя, мехом вовнутрь, и я закончил перемены в своём внешнем виде, утеплив мехом мой нос, да, смейся, мой нос мехом», — пишет жене Парге.
В Москве Наполеон оставил маршала Мортье с отрядом в три тысячи человек для выполнения приказа: «22 или 23 октября, к 2 часам дня, придать огню магазин с водкой, казармы и публичные учреждения, кроме дома для детского приюта. Придать огню дворцы Кремля. А также все ружья разбить в щепы; поместить порох под башнями Кремля». По мнению Евгения Тарле, уничтожить старинную цитадель Наполеон решил «в отместку Александру за то, что тот не ответил на три мирных предложения». К счастью, дождь подмочил фитили и ослабил мощь подготовленного взрыва. Были повреждены соборы, разрушено здание Арсенала, часть кремлёвских башен, стен и палат.
С утра 19 октября иноземная армия потянулась из Москвы. В тот день она насчитывала 89 тысяч пеших и 14 тысяч конных воинов, 12 тысяч нестроевых, больных и прочих, плюс 569 орудий. Войска сопровождал колоссальный обоз: 10—15 тысяч повозок. В них, по словам маркиза де Пасторе, «были напиханы, как попало, меха, сахар, чай, книги, картины, актрисы Московского театра». Граф де Сегюр приводит сравнение с «каким-то караваном, бродячим племенем, возвращающимся после большого набега с пленниками и добычей».
Император двинул армию к Смоленску, чтобы там собраться с силами для зимовки или для дальнейшего отхода в Польшу. Но, во-первых, дорога на Смоленск через Можайск, по которой французы пришли в Москву, была разорена ими же дотла. Во-вторых, Кутузов в Тарутине мог предупредить Наполеона у Можайска, находясь в своём лагере на 30 вёрст ближе к Можайску.
Поэтому Наполеон решил отходить по новой дороге — через Калугу, свернув на неё в районе села Троицкое и попытавшись обеспечить максимальную скрытность своего марша. До 23 октября казалось, что задуманный манёвр удаётся Бонапарту. Партизаны и казаки не разобрались в перемещениях его войск. Командир самого крупного из армейских партизанских отрядов Иван Дорохов 21 октября доложил Кутузову, что в село Фоминское вступили части кавалерии генерала Орнано и пехоты генерала Брусье. Не зная, что следом идёт вся Великая армия, Дорохов собрался атаковать село и попросил подкреплений. Кутузов в тот же день послал к Фоминскому 6-й корпус Дохтурова, «дабы на рассвете атаковать неприятеля».
Между тем, минуя Фоминское, прошли далее к Боровску, курсом на Калугу, главные силы Наполеона. В полночь к Дохтурову примчался партизан Сеславин с перекинутым через седло «языком» — захваченным французским унтер-офицером. «Уже четыре дня, как мы оставили Москву. Завтра император будет в Боровске. Далее — направление на Малоярославец», — признался пленник. Сеславин же рассказал, что его люди, укрывшись в лесу, обнаружили колонны Великой армии и даже самого Наполеона с гвардией.
В общем, это было счастливое и для Дохтурова, и для Кутузова открытие. Оно решающим образом повлияло на весь ход дальнейших боевых действий. Генерал Ермолов отметил в своих «Записках»: «Если бы партизан Сеславин не мог предупредить заблаговременно, 6-й пехотный корпус и прочие с ним войска при атаке села Фоминского понесли бы неизбежно сильное поражение, и был бы Малоярославец беспрепятственно занят неприятелем».
Дохтуров со своим корпусом поспешил к Малоярославцу, а к Кутузову был послан нарочным майор Болговский, с просьбой срочно направить туда же всю армию. Гонец потом вспоминал, как фельдмаршал, выслушав его, «прослезился и, обратясь к иконе Спасителя, сказал: «Боже, Создатель мой! Наконец ты внял молитве нашей, и с сей минуты Россия спасена!» Через считанные часы вся русская армия выступила из Тарутина к Малоярославцу.
Страшная схватка
Малоярославец, провинциальный городок на правом берегу реки Лужи, с населением 1500 жителей, с двумя сотнями деревянных домов, представлял ценность в первую очередь как плацдарм. Для французов обладание им означало возможность продолжать движение на Калугу, для русских — преградить Наполеону путь.
Ещё до рассвета 24 октября Дохтуров приблизился к городу. Малоярославец, наведя понтонный мост через Лужу взамен разрушенного, уже успели занять два батальона 13-й пехотной дивизии Дельзона из 4-го корпуса Евгения Богарне. Атаковав с марша, русским войскам удалось выбить неприятеля на городскую окраину. Но это была лишь прелюдия к основным событиям. С подходом к 11 часам утра всего корпуса Богарне французы снова овладели Малоярославцем. Их дивизионного генерала Дельзона, лично возглавившего одну из контратак, сразила пуля. К полудню с обеих сторон сражались по девять тысяч человек, а тем временем к Малоярославцу подтягивались главные силы Наполеона и Кутузова.
Ожесточённый бой шёл на узких улицах, среди дыма, огня и пороховой гари. Вице-король, который со своим штабом находился недалеко от моста через Лужу, видел, как толпы французских солдат в беспорядке отступают к реке. И он ввёл в город 15-ю итальянскую дивизию генерала Доменико Пино, с самого начала кампании ни разу не участвовавшую в боях.
«Дивизия Пино, желая проявить свою храбрость и мужество, — вспоминал Эжен Лабом, инженер-капитан в штабе 4-го корпуса, — ухватилась за этот случай и с восторгом подчинилась приказу принца». Колонны солдат линейной и лёгкой пехоты под красно-бело-зелёными знамёнами перешли мост без единого выстрела, но с барабанным боем и криками: «Да здравствует император!» Ценой огромных потерь, сломив отчаянное сопротивление русских егерей, итальянцы овладели центральной Соборной площадью Малоярославца и прилегающими кварталами. «Страшная схватка завязывается среди пламени, пожирающего постройки, — свидетельствовал об этом моменте Цезарь Ложье, офицер итальянской королевской гвардии. — Большая часть падающих раненых сгорели живыми на месте».
В целом в 18-часовой битве за Малоярославец, по новейшим подсчётам, участвовали 24 тысячи наполеоновских солдат и офицеров и около 32 тысяч кутузовских, в большинстве своём неопытных рекрутов и ополченцев. Лишь к вечеру вся русская армия закрепилась на высотах в двух с половиной вёрстах южнее Малоярославца, окружив город полукольцом и перекрыв из него все пути. Кутузов явно не хотел, чтобы продолжительный бой за «частный» пункт перерос в генеральную битву, «коей успех мог быть сумнительным».
В течение дня город переходил из рук в руки не менее восьми раз, и к 23 часам остался у французов. «Он представлял собою зрелище совершенного разрушения, — отмечал историк Модест Богданович. — Направление улиц обозначалось только грудами трупов, которыми они были усеяны. Все дома обратились в дымящиеся развалины».
Русские потеряли убитыми, ранеными и пропавшими без вести не менее семи тысяч человек, французы примерно столько же. Что касается итогов сражения, то даже сами его участники, прежде всего генералы Ермолов и Раевский, говорят о победе Наполеона. Речь идёт о победе тактической: Наполеон овладел дотла сгоревшим Малоярославцем, а русский фельдмаршал покинул не только город, но и первоначальную свою позицию за ним, отступив дальше к югу. «Вчера был великолепный день для моего армейского корпуса, — писал жене Евгений Богарне. — Я имел дело с утра до вечера с восемью дивизиями противника, и я закончил его, сохранив мою позицию. Французы и итальянцы покрыли себя славой».
Однако в данном случае тактический аспект не столь важен. При Малоярославце Бонапарт, в отличие от Бородина, абсолютно ничего не выиграл стратегически. Кутузов не позволил ему пройти к Калуге, вот главное. Правда, Михайло Илларионович в первом же донесении царю от 25 октября в свойственной ему манере сфальсифицировал результаты битвы, сообщив, что город остался у русских.
Отступление от отступающего врага
Ночь на 25 октября французский император провёл в Городне, деревушке под Малоярославцем. Он советовался с маршалами: атаковать ли Кутузова, чтобы прорваться в Калугу, или уходить по разорённой дороге через Можайск? В ответ на просьбу Мюрата дать ему остатки кавалерии и гвардию, с которыми тот прорвёт неприятельские ряды, Наполеон заметил: «Мы и так довольно сделали для славы. Пришло время думать только о спасении оставшейся армии».
Так и не приняв решения, Наполеон, едва рассвело, отправился сам с небольшим конвоем на рекогносцировку русской позиции. Не успели они выехать из лагеря, как на них с криком «Ура!» налетели казаки. Это были шесть донских полков генерал-майора Алексея Иловайского 3-го, высланных за Лужу атаманом Платовым. Один из казаков пронзил пикой лошадь генерала Раппа. Обнажив шпаги, соратники плотным кольцом окружили Наполеона. От неминуемой гибели или плена всех их спас маршал Бессьер, подоспевший во главе двух эскадронов конной гвардии.
26 октября на повторно созванном в Городне совете последний выступил категорически против нового лобового столкновения с армией Кутузова. «Мы только что убедились в недостаточности наших сил. Разве не видели мы поля последней битвы, не заметили того неистовства, с которым русские ополченцы, едва вооружённые и обмундированные, шли на верную смерть?» — этот вопрос Бессьера был встречен общим одобрительным молчанием. И тогда Наполеон приказал отходить к Можайску через Боровск и Верею.
Рассказывают, что, отдавая это заведомо самоубийственное для его солдат и оскорбительное, унизительное для его самолюбия распоряжение, император лишился чувств. Впервые он добровольно повернулся спиной к противнику, из преследователя превратился в преследуемого.
По оценке Евгения Тарле, истинное отступление Великой армии началось не 19 октября, с оставлением Москвы, а 26 октября, когда Бонапарт отказался от Калуги и направился к Старой Смоленской дороге.
«Как только армии стало известно, что мы отступаем, всеми овладела тревога и уныние, — вспоминал Антон Дедем, голландский барон, командовавший бригадой в авангарде Мюрата. — Поминутно слышались крики: «Казаки!» Тогда люди, лошади, повозки стремительно двигались вперёд, толкая друг друга».
Исследователь Николай Троицкий указывает на парадоксальный, беспримерный в истории войн факт: одновременно с отходом Наполеона на север, в пять часов утра 26 октября Кутузов двинул войска на юг, к селу Детчино, за 25 вёрст от Малоярославца. А затем отошёл ещё дальше, к слободе Полотняный Завод, которой владел дед жены Пушкина Афанасий Гончаров. Здесь русская армия отдыхала два дня, до утра 30 октября. «Обе армии отступали одна от другой: французы — к северу, мы — к югу», — вспоминал прапорщик Василий Норов, впоследствии декабрист. В драме Константина Тренёва «Полководец» маршал Даву резонно замечает: «Случая отступления от отступающего врага не было в жизни ни у одного полководца».
Даже такой истовый поклонник Кутузова, как Денис Давыдов, недоумевал, называя этот шаг фельдмаршала очевидной ошибкой: «Для её оправдания не существует ни одного сколько-нибудь удовлетворительного объяснения». В результате французы получили выигрыш в трое суток, возможность далеко оторваться от русских и до самой Вязьмы быть вне их досягаемости.
Тем не менее именно под Малоярославцем стратегическая инициатива бесповоротно перешла от Наполеона к Кутузову. Эта битва была третьей по масштабам после Бородина и Смоленска и вторая по значению после Бородина. Она обозначила собой тот рубеж, за которым Великую армию ждало почти полное уничтожение. Отныне французы уже не смогут изменить рокового для них стечения обстоятельств: на Старой Смоленской дороге им предстоит пройти все круги ада.
http://www.ekhoplanet.ru