Юревич О. Андроник I Комнин.
Глава VII
АНДРОНИК НА ТРОНЕ
Когда Андроник вступил как самодержец на константинопольский престол, он вполне сознавал сомнительность своего положения в Византийской империи. Уже сам факт насильственного захвата короны Константина Великого и определенно бесцеремонного отстранения законного претендента на пурпур вызвал целую череду мятежей и заговоров в армии и стал причиной продолжительных беспорядков по всей стране, как в Европе, так и в Малой Азии. В сентябре 1183 года Андроник Лапард оставил службу в армии Андроника, которая тогда воевала с войсками Белы, и направился на восток, во всегда готовые к беспорядкам провинции, чтобы призвать их к мятежу против нового правителя. По его следам шел Феодор Кантакузин, который взбунтовал также города Прусу и Лопадион. Исаак Комнин объявил себя василевсом Кипра. Недовольные методами правления Андроника подстрекали правителей Востока к вооруженной интервенции[1]. Перед лицом многочисленных затруднений, которые возникли с началом его правления, Андроник терял силы. Он даже не собирался воевать с Лапардом. Только когда последний был захвачен в Аттрамитии известным осведомителем Андроника, Кефом, и ослеплен в Константинополе, к Андронику снова вернулось равновесие. Весной 1184 года Андроник передислоцировал армию Врана из Ниша и Браничева, где она с 1182 года воевала против армии Белы III, в Лопадион, жители которого пытались отделиться от Византийской империи. Вран соединился с армией Андроника у Никеи, после чего они объединенными силами осадили город, который защищался армией Алексея Ангела, Кантакузина и отрядами турок-сельджуков. Осада сильно укрепленного города затягивалась. Этому способствовало отсутствие военных машин, а жестокий поступок Андроника: он приказал штурмовать стены города с помощью тарана, к которому была привязана мать Исаака, Ефросинья, — также не достиг цели. Ночная вылазка защитников освободила пленную женщину. Однако при этой осаде на помощь Андронику пришел случай. Как однажды Андроник действовал против Торуца, так теперь сделал и Феодор Кантакузин. Он предпринял неожиданную атаку на Андроника через восточные ворота города. Андроник в это время в сопровождении свиты проводил смотр войск. Смельчак упал вместе с лошадью. Солдаты Андроника напали на Феодора, отрубили ему голову и, чтобы понравиться Андронику, жестоко изрезали труп. Голову Феодора позднее пронесли по улицам Константинополя. У осажденных не было теперь командующего. Дух защитников начал падать. Поэтому епископ Николай побудил городской совет сдать город. Когда Андроник увидел процессию умоляющих жителей города, он не поверил своим глазам. Он даровал жизнь только Исааку Ангелу, в то время как сановникам и аристократам жестоко отомстил[2]. Их сбрасывали со стен, приговаривали к изгнанию; турок сажали на колы вокруг города. Лето 1184 года принесло Андронику дальнейшие успехи. Он захватил следующее гнездо мятежников, Прусу. Андроник направил защитникам Прусы письмо, которое он привязал к стреле и в котором он обещал жителям дать свободный выход при условии, что они откроют ворота города и казнят Феодора Ангела, Мануила Лахана и Льва Синезия[3]. Андроник получил ответ с согласием на свои требования, однако слова не сдержал. Город был опустошен[4]. Командующий защитой, Феодор Ангел, был ослеплен и после этого выкинут за пределы города и в одиночестве брошен на произвол судьбы. Мануил Лахан вместе с сорока аристократами были повешены на деревьях. Другие были приговорены Андроником к ампутации конечностей или лишению зрения. Жителей Лопадиона ждали подобные же кары[5]. Летом того же года Андроник с триумфом вернулся в столицу. Толпа приветствовала его аплодисментами.
В середине 1184 года был ликвидирован опаснейший очаг мятежников. Одновременно с кампанией усмирения Андроник пытался скорейшим образом легализовать свою императорскую власть и уже в октябре начал действовать. Прежде всего он потребовал от послушных ему патриарха Василия и Синода освободить его и других от присяги, которую они давали однажды Мануилу I и Алексею II[6]. В качестве вознаграждения он обещал им выполнить их требование: на основании особого предписания, простагмы, они должны были иметь почетное право при особых обстоятельствах сидеть на скамейках рядом с императором[7]. Такова была суть этой простагмы, содержание которой нам не совсем ясно[8]. У Дёлгера[9] оно перепутано с содержанием хронологически несколько более раннего требования императора, в котором речь идет о согласии Синода на вступление в брак с юной вдовой Алексея II. После того как Андроник получил согласие Синода на признание присяги недействительной, он, на потеху двора, лишил его членов упомянутой привилегии[10]. Брак Андроника, шестидесятилетнего мужчины, с десятилетней Анной-Агнес[11], который не только ею самой[12], но и жителями столицы[13] был воспринят с отвращением, должен был служить цели стабилизации положения узурпатора на престоле.
Его политическая программа была почти полностью подчинена собственным династическим резонам. Личные интересы императора-узурпатора диктовали ему выбор радикальных методов правления, которые нашли свое выражение прежде всего в проведении радикальных же внутренних реформ. Эти реформы имели целью, с одной стороны, быстрое восстановление экономического равновесия государства, доведенного до нищеты постоянными войнами, которые во время правления Мануила велись беспрерывно, а с другой стороны, были направлены на ослабление власти зажиточных феодалов. Разрушая феодальную иерархию, Андроник в силу обстоятельств должен был обратить внимание на класс крестьян, которых он освободил от эксплуатации со стороны наместников провинций и других императорских чиновников. Прежде всего он покончил с традицией продажи должностных мест. Он направил в провинции выборных чиновников, которых щедро вознаградил из государственной казны, тем самым сделав их зависимыми непосредственно от императора. Эти мероприятия были тем более важными, что как греческие, так и латинские чиновники в быстро развивающейся прониарной системе играли большую роль в сельскохозяйственной структуре Византийской империи[14].
На места руководителей епархий (наместников провинций) он сажал преданных ему лиц из рядов членов Сената. Он платил им высокое жалованье, «с тем чтобы они были миролюбивы по отношению к беднякам»[15]. Налоговые округа контролировались судьями, чей надзор за округом ставил целью систематический сбор налогов. Одна простагма Андроника, из не очень хорошо известной нам хронологии, назначала судьям громадное жалованье, доходящее до сорока или восьмидесяти фунтов[16]. Благодаря этим, неслыханным для XII столетия реформам Андроник быстро обуздал коррупцию чиновников[17] и покончил со всеми налоговыми злоупотреблениями[18]. Вследствие упорядочения налоговых вопросов, денежной ренты и постоянного возрастания непосредственных платежей сельское хозяйство оправлялось от постепенного разрушения. Отныне крестьяне могли спокойно заниматься своим благосостоянием. Их не беспокоили сборщики налогов, если они своевременно выплачивали государству причитающиеся подати. Уже в благодарность за освобождение из рук могущественных феодалов или какую-либо другую помощь они добровольно платили денежные сборы наместникам[19]. Такую аграрную политику Андроник начал проводить с самого начала своего правления. С этой точки зрения характерно письмо, которое он направил весной 1184 года Льву Синезию и Мануилу Лахану. В свойственной ему иронической манере он объявляет в нем свою волю: «Ты, любящий истину герольд вранья, мой глупый Синезий, и ты, овощеводческий Лахан, до моих ушей дошло, что вы в моей империи творите насилие и проявляете непокорность; или вы прекратите это, или вы прекратите жить. Потому что проявлять непокорность и одновременно жить — такое не нравится Богу, и Его слуга не может этого допустить»[20]. Другой мерой, направленной против дворянства и стратиотов был хрисовул[21], который был опубликован еще во времена регентства Андроника, в декабре 1182 года. Он отменял запрет (от 1155 и 1170 годов), согласно которому выделенные императором стратиотам и лицам недворянского происхождения земельные владения нельзя было продать[22]. Это изменение, как уже упоминали Г. Острогорский и за ним М. Сюзюмов[23], ограничивало также сосредоточение земельной собственности в руках православного духовенства. Подобный же характер имел и другой документ, 1183–1184 годов, номинально касающийся Константина Дуки. Подлинность документа, впрочем, является спорной. Он ограничивал семью Константина Скордилия в земельном владении[24]. Андроник явно избегал того, чтобы делать какие-либо дарения, благодаря чему он разрушил прониарную систему и ослабил положение латинян в государстве.
Вследствие таким образом проводимой политики ремесленникам стало дешевле обходиться изготовление изделий, которые в большом количестве производились в городах, и города могли оправиться от состояния упадка, в котором они находились[25]. Андроник придавал особое значение каждой жалобе крестьянина на акт насилия со стороны могущественного господина, если ему оказывался в состоянии кто-нибудь эту жалобу передать. Так как он в суде одинаково обходился с бедными и богатыми, сельские жители охотно обращались к нему со своими жалобами. Хронист даже приводит такой интересный пример. Когда крестьяне обвинили Феодора Дадибрина в растрате, Андроник, который был убежден в его виновности, приговорил его к двенадцати палочным ударам в присутствии потерпевших. Зато крестьянам, напротив, он выдал щедрое вознаграждение из государственной казны. Очевидным знаком этой несомненно прокрестьянской политики Андроника стал его портрет, который был нарисован на наружной стороне стены церкви Сорока Мучеников. На темном фоне картины был изображен Андроник в образе уставшего труженика в черном плаще с серпом в руке[26]. Нельзя, однако, расценивать прокрестьянскую ориентацию Андроника как попытку защитить народные массы от эксплуатации феодалами[27], а еще меньше — говорить о стремлении Андроника преобразовать Византийскую империю в демократическую монархию[28]. Главная цель, как представлял ее себе «крестьянский император»[29], состояла в разрушении могущества феодальной аристократии (которая препятствовала ему в осуществлении его династических замыслов) и восстановлении централизации императорской власти. Ведь по существу аграрная политика Андроника не входила в противоречие с интересами феодалов, раз она не затрагивала их имущественных интересов, а только ограничивала их в злоупотреблении властью против императорского правления. Поэтому мы хотим сказать о своем согласии с утверждением П. Тивчева, который показал, что Андроник, так же как и его предшественник, стоял на страже интересов крупных феодалов[30]. Именно во время правления Андроника выросли налоги, к которым, как вытекает из некоторых свидетельств[31], новый наместник обязал население Афин.
Второе важное мероприятие во внутренней политике Андроника касается ликвидации пиратства и грабежей потерпевших аварию торговых судов путем заселения морского побережья. Этот веками устоявшийся обычай, который в Византийской империи никогда не был возведен в ранг прибрежного права[32], пытались искоренить многие предыдущие императоры, однако без какого-либо успеха. В конце концов на такое положение вещей стали смотреть как на нечто неизбежное.
Андроник отдал наместнику и другим чиновникам провинций приказ, чтобы они вешали на мачтах любителей пограбить потерпевшие бедствие корабли, а если морские волны выносили пирата на берег, его в соответствии с этим приказом следовало вздернуть на высоком дереве для острастки другим[33]. Мы не знаем, когда этот приказ был опубликован. Мы знаем только, что как население побережья, так и чиновники обходились теперь с выброшенными на берег кораблями как со святынями[34]. Это обуздание пиратства способствововало бурному развитию торговли и дальнейшей стабилизации экономической жизни Империи. Нормализация торговли имела для Андроника очень большое значение, так как не только большегрузные корабли иностранных купцов, но и легкие суда жителей побережья могли обеспечить снабжение столицы продовольствием и другой необходимой продукцией. Это налаживание торговли вовсе не было продиктовано необходимостью уступок Венеции[35], которая была чрезвычайно недовольна действиями Андроника. Принятые Андроником меры благоприятным образом влияли на положение дел городских аристократов и богатых ремесленников, которые больше не имели возможности жить покупкой теплых служебных мест и эксплуатацией крестьян[36]. Аграризация ничем не угрожала также ни купцам, ни торговцам в столице и других городах.
Особую заботу проявлял Андроник о Константинополе. Он с воодушевлением занимался обновлением города и строительством каналов. Доступными для общего пользования стали акведуки, фонтаны и портики, которые защищали константинопольцев от жары[37]. О великолепии этих строений лучше всего, пожалуй, свидетельствует тот факт, что сменивший Андроника на престоле Исаак Ангел из зависти разрушил все то убранство, которое оставил после себя Андроник[38].
Реформы Андроника, которые слишком неожиданно вошли в жизнь, должны были вызвать сильную реакцию со стороны феодальной аристократии. Она представляла в то время большую силу, особенно на европейском континенте и в Морее. Главным образом это происходило благодаря постоянным войнам, которые почти беспрерывно вел Мануил во время своего правления. Особенно большую выгоду из этой милитаристской политики Мануила извлекали могущественные феодалы-архонты, которые в течение XII столетия становились все более похожими на западных баронов[39]. Выигрывали от этой односторонней политики также большие государственные замки-крепости, которые всегда имели сильные центробежные тенденции. Императорское централизованное правление было слабым. Экспансионистская политика Мануила способствовала всеобщему распространению институтов пронии, или выделению земельных наделов феодалам при том условии, что они будут состоять на военной службе у императора. Мануил наделил их, кроме того, правом экскуссии, то есть правом быть освобожденными из-под власти государственных чиновников. За это они должны были признать полную власть Мануила над их крестьянами. Личная свобода крестьян осталась в прошлом; они становились крепостными крупных феодалов. Крестьянству навязали феодальную ренту в самых различных формах, таких как денежные выплаты в пользу феодала, барщинный труд на его поле, выплаты натурой, а также всяческие другие виды выплат — за пользование упряжью, пастбищем и т. п. Кроме того, феодалы присвоили себе право взимать особый сбор, аэрикон. Если мы добавим к этому обязательные отчисления в пользу государства и нередкие случаи повышения налогов в связи с частыми войнами, мы получим в принципе полную картину тяжелейшего положения крестьянства в Византийской империи, с одной стороны, и абсолютного благосостояния феодалов — с другой. В 1180-х годах значимость феодалов в провинциях постоянно возрастала. Фактически они стали правителями почти самостоятельных маленьких государств. Так что неудивительно, что реформы Андроника встретили решительное сопротивление аристократических семей феодалов, которые в своем стремлении к децентрализации могли рассчитывать на поддержку крупных городов провинций. Шаги Андроника навстречу интересам широких крестьянских масс, хотя они и были продиктованы чисто государственными резонами, объективно способствовали оздоровлению внутренних отношений в Империи. Облегчение прежней налоговой системы, упрощение и все большая централизация бюрократического аппарата, полная ликвидация хищений со стороны сборщиков налогов — все это, слишком быстро проведенное в жизнь, вызвало активное противодействие феодальной знати. Она пыталась избавиться от неудобного для них императора путем заговоров. Первый заговор был задуман еще во времена его регентства. Андроник уже тогда жаловался на большую власть олигархов[40] и свой первый упреждающий удар направил против семей Комнинов, Дуков, Ангелов и других менее значимых представителей византийской аристократии. Террор Андроника должен был не только задушить малейшую попытку противодействия, но и пресечь даже самую мысль о мятеже. В столице и во всей Византийской империи царил строгий полицейский режим. Аристократ, хотевший избежать ареста, покидал Константинополь. Иногда великих мужей безо всякой вины привлекали в качестве обвиняемых и ослепляли их[41]. Никто не смел ни в чем быть выше Андроника[42]. Постепенно террор в государстве стал набирать силу.
Андроник, который добивался полного уничтожения аристократов, даже мнимых своих соперников, издал особый документ, τόμος, который разрешал их публичную казнь[43]. Раньше смертная казнь приводилась в исполнение втайне от общества. Жен своих противников и других женщин Андроник из политических соображений приговаривал к принудительному постригу в монастырь[44]. Он не доверял никому при своем дворе и окружил себя сильной личной гвардией, состоявшей из варваров, для которых греческие культура и язык были совершенно чуждыми. Кроме верных трабантцев, которые всегда окружали его дворцовые покои, вход к Андронику охраняла чудовищная собака, которая была в состоянии свалить с ног даже вооруженного воина. У Андроника не было ни одного дня, когда бы член какого-нибудь знатного рода не был бы задушен или лишен зрения[45]. С женщинами и детьми поступали тем же образом, что и с мужчинами: их ослепляли или заставляли голодать в тюрьмах[46]. Даже близко стоящие к Андронику люди не были уверены в своей судьбе. Если чей-нибудь родственник в чем-то провинился, его семья также становилась виновной перед Андроником. Такой фанатичный приверженец Андроника, как, например, Константин Макродук, был, как и Андроник, родственником Исаака Комнина. В 1184 году его, будто бы в соответствии с волей Мануила[47], провозгласили правителем Кипра. Он был обвинен в оскорблении Его Величества и приговорен к изощренным пыткам, публично приведенным в исполнение. Даже Константин Трипсих, первый доносчик и клеветник, был брошен в тюрьму, потерял все свое имущество и был ослеплен. Братьев Себастьянов повесили за то, что они якобы пытались посадить на трон внебрачного сына Мануила — Алексея Комнина, зятя Андроника. Алексея же ослепили и удерживали в тюрьме Хеле, маленького острова на Черном море. Отчаявшаяся Ирина впала у отца в немилость и была изгнана из дворца. Самые известные из слуг Алексея были арестованы и ослеплены. Мамал, секретарь Алексея, был сожжен на костре в присутствии толпы людей, которые собрались на ипподроме. С ним были преданы огню какие-то книги с предсказанием о будущем правителе Империи. Говорили, что Георгию, чтецу Большой церкви, его жена была доставлена в виде жаркого. Жители Константинополя были немыми свидетелями этих ужасов. К концу правления Андроника эти зверства достигли ужасающих размеров[48]. Проскрипционные списки, доставляемые услужливыми доносчиками со Стефаном Агиахристофоритом во главе, около каждого имени указывали способ умерщвления. После завершения проскрипта Императорский совет снова собирался для обсуждения результатов. Протоколы заседаний с одобрением результатов Андроник тщательно хранил сам. Этими казнями он хотел укрепить свои династические интересы, ликвидируя целые семьи и роды. Он уничтожал даже своих гипотетических врагов. Его не заботило общественное мнение, и он не желал ничего о нем слышать[49], хотя у него был случай с этим мнением познакомиться. Этот случай предоставил ему его старший сын севастократор Мануил. Он отказался помогать отцу в его деяниях, поэтому Андроник намеревался сделать своим преемником второго сына, Иоанна[50]. Но когда и этот неудавшийся император со слезами на глазах стал упрекать отца в чудовищных несправедливостях, Андроник назвал своих сыновей плаксами и объяснил, что он бы оставил в живых только мясников, пекарей, фармацевтов и других людей такого рода, пусть лучше они управляют теми, кого они сейчас так необоснованно боятся. Одновременно он утешил их тем, что раз они должны стать императорами, будучи такими молодыми, он уберет с их пути гигантов и оставит им одних пигмеев[51]. Не хватало совсем малого, добавляет хронист, чтобы в столице больше не осталось никого из видных людей[52].
Страшная буря террора создала у оппозиции Константинополя план, который тем более угрожал императорской власти узурпатора, что он сумел привлечь на свою сторону городской плебс. Нижние слои ремесленников и рабочих (поденщиков), которых эксплуатировали в эргастериях[53] Империи, следовали примеру враждебно к Андронику настроенной аристократии, потому что его правление не принесло им никакого облегчения их участи. Не улучшило оно также положения нуждающихся и люмпен-пролетариата в самом Константинополе. Андроник всегда опасался народных масс столицы и предпочитал держаться от них подальше. Когда во время представления на ипподроме рядом с ним обрушились трибуны и погребли под своими обломками шесть человек, Андроник приказал тотчас проводить его во дворец, однако должен был выстоять до конца представления, так как его друзья предупредили его, что если он сейчас уйдет, то испытает гнев народа на собственной шкуре[54]. При этом Андроник придавал большое значение настроениям, царящим среди городских жителей. Он пытался манипулировать этими настроениями, расставляя своих агентов на улицах и площадях столицы[55].
Оппозиция, сложившаяся в Константинополе, была тем опаснее для императорской власти, что положение Византийской империи на международной арене значительно ухудшилось. Уже в 1181 году Бела III Венгерский захватил Далмацию, часть Хорватии и области Сирмиона, а позднее, в августе 1182 года, когда Андроник занимал должность регента при Алексее II, Бела III, подстрекаемый своей невесткой василиссой Марией, напал на Браничево, Белград и Ниш, чтобы подчинить их своей власти[56]. Впрочем, это был единственный случай в венгерской истории, когда венгерский король мог выступить против узурпатора как законный претендент на византийский престол[57] и мститель, желающий отплатить за насильственную смерть своей невестки. Война затянулась на весь 1182 год и продолжалась в следующем; венгерская армия завоевала Северную Далмацию вместе с расположенными под Сполето островами и продвинулась до Софии. После смерти Алексея II произошло венгерско-сербское сближение. Объединенная армия союзников захватила Белград, Браничево, Ниш и Софию[58]. Эти варварски разгромленные города в течение многих лет не могли восстать из руин. В этом состоянии их застали еще участники Третьего крестового похода[59]. Византийская армия во главе с Алексеем Враной и Андроником Лапардом под натиском врага отступила на дунайские рубежи[60]. Осенью 1184 года Бела III прервал военные действия и отказался от дальнейшего продолжения войны. Венгерская интервенция оказала большое влияние на события в Константинополе и ускорила крушение владычества Андроника[61].
Великий жупан Сербии, Стефан Неманя (Νεεμᾰν), выдающийся политик и стратег, объединил под своим владычеством сербские земли и расширил их за счет Византийской империи на восток и на юг[62]. Сербы атаковали расположенные на морском побережье города Далмации и Дукли. В июле 1184 года армия Неманя осадила с суши и с моря Рагузу (Дубровник), но 18 июля она потерпела поражение в морском сражении. Только в июле следующего года под Рагузой появился брат Неманя, Мирослав, и в августе с помощью инженерных войск приступил к осаде города. Рагуза не могла в то время рассчитывать на помощь Византии. Империя находилась под угрозой сицилийского вторжения и стояла перед опасностью мятежа против Андроника. Сербская армия продолжала свои завоевания. Перник пал. Города Стоб, Земун, Вельбуж (находящиеся сегодня в Западной Болгарии), а также крепости Скопье и Лешки, разделили его судьбу. Были уничтожены Градач, Прицрен, Равин, после чего сербы перенесли военные действия на территорию Зеты (сегодня югославский округ Цецка) и сегодняшней Албании[63].
Примерно в конце 1184 года оппозиция против репрессий Андроника усилилась. Самым ревностным противником его правления была семья Ангелов в Вифинии, примеру которой следовала остальная феодальная аристократия. Внук императора Мануила по материнской линии, Исаак Комнин, провозгласил себя правителем Кипра. Этим действием он выводил этот, как мы уже упоминали, стратегически важный для Византийской империи остров из-под власти Андроника.
Однако самая большая опасность угрожала Византийской империи со стороны сицилийских норманнов. Алексей Комнин, внук Мануила I, который до 1180 года исполнял обязанности кравчего при дворе[64], был сослан к скифам (половцам)[65], откуда он вместе с Меланом бежал к Вильгельму II Доброму, королю Сицилии. Вокруг них собралась большая часть политических беженцев из Византийской империи[66]. Они рассказали Вильгельму о всеобщем недовольстве правлением Андроника и приобрели поддержку одной из норманнских групп[67]. Алексей также подстрекал к действиям короля Сицилии, обещая ему легкое завоевание Византийской империи, тем более что флотилия итальянских городов уже начала пиратствовать на Эгейском море. Вильгельм решил воспользоваться благоприятным случаем. Он давно питал ненависть к Византийской империи из-за вмешательства Мануила в дела Южной Италии. Теперь он мог выступить в качестве формального защитника интересов Алексея как претендента на престол. В действительности же он думал о захвате константинопольского трона для себя[68]. Ужасная кровавая бойня, устроенная латинянам в столице Византийской империи, не являлась непосредственной причиной похода Вильгельма II. На Запад события мая 1182 года не произвели такого большого впечатления, как на греков. Западные латинские хроники обходят эти события почти полным молчанием. Только народ византийской столицы усмотрел в сицилийской интервенции акт возмездия[69]. Кроме того, при сицилийском дворе в Палермо объявился Лжеалексей. Монах Сикутин Филадельфийский провел его через греческие территории, жители которых были настроены враждебно по отношению к Андронику. Вильгельм II принял Лжеалексея, прозванного впоследствии «поджигателем зернохранилищ», Καυσαλώνης[70], как Алексея II, против чего Алексей Комнин и его окружение, само собой разумеется, горячо возражали[71]. Но Вильгельму нужны были оба Алексея, чтобы получить поддержку со стороны греческого населения во время запланированной войны против Византийской империи.
Обстановка накалялась и в других местах. Члены аристократических родов искали защиты от смерти от руки Андроника при дворах других государств, как, например, у султана Килидж-Арслана II (1156–1192), который уже после получения известия о смерти Мануила I захватил Созополь, разорил византийские приграничные области и присоединил их к своему государству. Беженцы явились также к князю Антиохии, к королю Франции Филиппу II Августу (1180–1223), к правителю Германии Фридриху I Барбароссе (1152–1190), к королю Венгрии, вышеупомянутому Беле III (1172–1185), подталкивая их к вооруженной интервенции против узурпатора[72].
Андроник очень хорошо знал о действиях своих врагов при иностранных дворах[73], и тем сильнее раздувал он террор против своих родичей, на том основании, что у гидры должны быть отсечены все головы. Поэтому власть имущих доставляли из провинций в Константинополь, заполняли ими тюрьмы и приговаривали их к тому или иному виду казни[74]. Одновременно Андроник предпринял ряд дипломатических шагов с намерением разрушить возможный венецианско-сицилийский, а следовательно и антивизантийский, союз[75]. С этой целью он уже в октябре 1183 года приблизил к себе Венецию, пообещав ей освободить захваченных Мануилом в 1171 году в плен купцов и ростовщиков[76]. Кроме того, он обязался выполнить требование дожа о ежегодной выплате компенсации в возмещение убытков, которые понесли венецианцы в результате латинского погрома в Константинополе. Он уплатил им два с половиной процента общей компенсации. Полной компенсации венецианцы не получили никогда: «Hic (Andronikus) pro firmatione imperii ut Venetos sibi faborabiles exhiberet, mercatores per Emmanuelem captos, requirente duce liberavit, et de resarciendis damnis annuatim promissionen fecit»[77]. Свидетельства этого венецианского хрониста достовернее, чем высказывания Хониата. Последний утверждает, что еще Мануил вернул венецианцам их прежние привилегии[78]. Недавно Н. Соколов доказательно подтвердил правильность сведений, помещенных в венецианских хрониках, которые хотя и более отдалены от описанных событий, однако основаны на частных письмах и документах купцов, в то время как Никита Хониат, который всегда был настроен враждебно к латинянам, хотел здесь только прославить времена правления и политику Мануила[79]. Венецианцы не очень сильно пострадали в кровавые майские дни 1182 года, потому что тогда их численность в Константинополе была невелика[80]. Венецианская знать не жаловалась на антиаристократическую политику Андроника, и, когда начался поход сицилийской армии на Константинополь во время правления Исаака Ангела, венецианцы присоединились к защитникам византийской столицы. При этом они преследовали целью защиту своих собственных торговых интересов. Требование дожа о возмещении убытков, в качестве платы за свою поддержку, Андроник, перед лицом угрозы вторжения сицилийцев, нашел вполне приемлемым. Призрак венецианско-сицилийского союза был слишком близок, чтобы Андроник мог колебаться. С другой стороны, торговые связи с Венецией могли соответствовать интересам Византийской империи, а также интересам греческого купечества[81]. Андроник также провел переговоры с Папой Римским Луцием III, которого он пытался привлечь на свою сторону тем, что, несмотря на противодействие патриарха, он возведет церковь в столице Византийской империи: «Сonstruxerat ecclesiam quandam nobilem in civitate Constantinopolis, et eam honore et redditibus multis ditaverat, et clericos Latinos in ea instituit secundum consuetudinem Latinorum, quae usque hodie dicitur Latina»[82]. Этот молниеносный шахматный ход и попытка перетянуть на свою сторону венецианцев и Папу ни в коей мере, разумеется, не говорили о кардинальных изменениях в антилатинской политике Андроника, а также о его прозападной ориентации, как это восприняли некоторые ученые[83]. Главной целью Андроника было только разрушение царящего в латинском мире единодушия, которое было для Византийской империи тем более опасно, что происходило это накануне норманнского вторжения[84].
Вильгельм II предпринял четвертый по счету и последний военный поход на Византийскую империю, состояние обороны которой оставляло желать много лучшего. В первые дни августа 1185 года сицилийская армия общей численностью в восемьдесят тысяч человек сухопутных войск и примерно в двести кораблей предприняла марш-бросок на Драч (Диррахий)[85]. В результате сражения, начавшегося с суши 5 августа 1185 года, город был взят, так как византийские вооруженные силы пришли слишком поздно для снятия осады, хотя Андроник придавал большое значение тому, чтобы оборона города была надежно обеспечена. Главнокомандующий Иоанн Врана из страха перед ответственностью сдался в плен. Андроник приписал поражение измене. Однако причиной было бездарное командование Враны, которого хронист метко называет Эпиметеем («крепкий задним умом»)[86]. Старинная Виа Игнатиа, которая вела от гавани прямо на Фессалоники и Константинополь, стояла открытой перед норманнами. Сицилийский флот, обогнув Пелопоннес, шел на Фессалоники; части сухопутной армии шли на тот же город маршем.
6 августа 1185 года началась осада с суши. Обороной командовал Давид Комнин, родственник Андроника. Этот бездарный полководец утаивал свою неспособность организовать защиту города тем, что посылал в столицу ложные сообщения о якобы хорошем стратегическом положении. Андроник направил ему особое послание, grЈmmata, с приказом защитить город любой ценой[87]. Осада Фессалоник, которая была подробно описана Евстафием, продолжалась ровно девять дней[88]. 15 августа 1185 года город оказался во вражеских руках. Решающую роль в поражении сыграло отношение защитников города к Андронику[89]. В тот же день к Фессалоникам подошел норманнский флот. Победоносная армия была разделена на три части. Одна часть осталась в Фессалониках, другая мародерствовала в окрестностях Серрая и Мозинополя. Направленные Андроником в Фессалоники войска были не в состоянии помочь защитникам города, и они искали убежища в близлежащих горах. Только Феодор Хумн приблизился к городским стенам, однако вынужден был тут же отойти, так как «его солдаты не могли вынести вида вражеских шлемов».
Когда Андроник узнал о падении Фессалоник, он бросил родственников Давида Комнина в тюрьму. В разговорах со своей свитой он пытался приуменьшить размер понесенного поражения.
Однако за это время Константинополь подготовился к обороне. Стены были укреплены, окружающие дома снесены. Состоящая из сотни кораблей флотилия стояла в полной готовности отразить атаку врага. Обстановка становилась все более напряженной.
Учитывая непосредственную угрозу со стороны сицилийцев и новые военные действия Белы III, Андроник решил заключить союз с султаном Саладином (Салах-ад-Дин). В начале сентября 1185 года византийская дипломатическая миссия заключила двустороннее соглашение, содержание которого сохранилось в правдоподобном источнике, хронике Magni Presbyteri[90]:
«Sed in predicta tempestate cum Andronicus in suos proditores desaeviret, et cum rex Siciliae er rex Ungarie in ipsum surrexissent, et totus populus in eum scilicet Andronicum conspirasset, dolore et angustia coactus ad consilium et auxilium Saladini confugit. Et ut veteres amicitias et concordiam et beneficia quae sibi contulerat, ad memoriam revocaret, et ut similiter confederarentur diligenter ammonuit, ita scilicet quod sibi, quia inperator erat, hominium faceret, et ipse sibi in maximis necessitatibus, si opus esset et sibi mandasset subvenire paratus esset. Preterea tali confederatione iuncti sunt et iuramenta hinc inde data sunt, ut si Saladinus consilio ex auxilio istius terram Ierosolimitanorum occupare posset, ipse Saladinus aliam terram sibi retineret, sed Ierusalem et totam maritimam excepta Ascalone dimitteret liberam, tali tamen conditione quod eam a predicto inperatore teneret et quod Soldani et Iconium acquirerent et predicti inperatoris propria essent usque ad Antiochiam et terram Armeniorum, si eam acquirere possent»[91].
Этот союз с Саладином дал Андронику прежде всего гарантию немедленной помощи in maximus necessitatibus. Может быть, именно поэтому он сохранял спокойствие перед лицом понесенного от норманнов поражения. Протурецкая политика Андроника объяснялась именно интересами Византийской империи, и мы не видим никакого повода предполагать, как это дал понять Й. Данструп, что хроника передает только проект запланированного турецко-византийского союза[92]. Однако никакой выгоды от этого союза, как это признал также и Исаак Ангел, Андроник не получил[93]. Было слишком поздно.
В сентябре 1185 года Константинополь узнал о потере Амфиполя и о наступлении норманнов на Мозинополь. Известия о поражении византийской армии, впрочем сильно преувеличенные, вызвали бурные волнения у жителей столицы. Появления врага под городскими стенами ожидали каждый день. Андроник продолжал хранить олимпийское спокойствие, обещая дать захватчикам генеральное сражение. Он предавался своим обычным загородным прогулкам в сопровождении гетер. Он принимал только самых доверенных лиц и объяснял волнения в народе подстрекательством со стороны семей заключенных и угрожал устроить кровавую расправу с арестованными за якобы их связи с норманнами.
Андроник, по-видимому, не осознавал всей опасности положения, сложившегося в столице[94]. Он занимался только астрологией и леканомантией, чтобы узнать из предсказаний, кто будет императором после него. Сам он не принимал участия в сеансах, а узнавал о них от Стефана Агиахристофорита.
Говорят, что оракул Сеф, которого когда-то ослепил Мануил[95], предсказал, что главным противником императора станет человек, имя которого начинается буквой «и». Этот человек в сентябре 1185 года свергнет Андроника с престола[96]. Так как предсказание было дано в августе, Андроник ему не поверил. Исаак Комнин — так объяснял себе это Андроник — не мог бы в течение нескольких дней добраться с далекого Кипра до столицы[97]. Когда судья Иоанн Тирский поделился с ним мыслью, что, возможно, речь идет об Исааке Ангеле, который находится в столице, Андроник только посмеялся над этим предположением.
Революция против Андроника разразилась, собственно говоря, преждевременно, благодаря случайности. Агиахристофорит решил посадить на всякий случай Исаака Ангела в тюрьму, и сделал это без ведома Андроника, находившегося тогда во дворце Мелудион, расположенном в восточной части побережья Пропонтиды[98].
11 сентября во второй половине дня всемогущий министр Андроника в сопровождении трабантцев вошел во дворец Исаака Ангела и приказал ему следовать за ним. Исаак умышленно помедлил, потом решительно вспрыгнул на коня, нанес смертельный удар мечом Агиахристофориту, пробился через ряды гвардейцев и помчался по направлению к церкви св. Софии, выкрикивая по пути, что он убил самого опасного врага. Это известие распространилась по городу с молниеносной быстротой. Все больше народа толпилось вокруг церкви, в которой находились также перепуганные Иоанн Дука, Исаак Охим и сын Иоанна Дуки, Исаак, которые как члены рода письменно гарантировали свою лояльность по отношению к императору. Исаак Ангел всю ночь провел в размышлениях о том, какой смертью должен умереть Андроник.
На следующий день, 12 сентября, толпа народа окружила место убежища Исаака. Его умоляли стать императором и наказать Андроника. Столице уже надоел террор. Перед лицом опасности со стороны норманнов спасения ждали от Исаака Ангела.
Известия о беспорядках в столице поразили Андроника, находящегося в Мелудионе. Он тут же направил народу столицы послание с призывом сохранять спокойствие[99]. Телохранители Андроника пытались снова установить порядок, в то время как сам Андроник возвращался на императорской триере в Большой дворец. Его сторонники, которые увещевали народ, чуть не поплатились за это жизнью. Толпы ремесленников и поденщиков, вооруженные мечами, щитами, панцирями, но в большинстве своем — простыми палками, двигались по направлению к церкви св. Софии[100]. Исаак Ангел был провозглашен императором. Служители церкви возложили ему на голову императорскую корону. Из гавани Кионион привели императорского коня. Исаак покинул церковь в сопровождении Василия Каматира.
Андроник к этому времени добрался до дворца и пытался организовать оборону. Однако никакие переговоры с народом через посредника не помогли. Андроник сказал, что отречется от престола в пользу своего сына Мануила. Возмущенный этим народ взломал дворцовые ворота. Андронику оставался только один путь к спасению — побег. Переодетый в платье варвара, он добрался до своей триеры в сопровождении жены Анны-Агнес, любовницы по имени Мараптике и лютнистки Ламии. Несколько верных слуг вызвались сопровождать его в Галич, куда он намерен был отправиться, поскольку все провинции Империи он рассматривал как враждебные. Владычество Андроника закончилось. Народ во второй раз призвал Исаака Ангела на царство.
Между тем триера с Андроником на борту причалила в Хеле[101]. Жители снарядили корабль в дальнейшее плавание и, дрожа от страха, смотрели, как он вышел в открытое море в направлении на Тавроскифию. Однако из-за штиля плавание по морю было невозможным. Преследователи настигли Андроника в Хеле. Он был закован в цепи. Андроник пытался вымолить себе свободу красноречием. Он говорил о своем знатном происхождении, о потерянном счастье, о нерасположении к нему жизни, которая всегда дарила его судьбой изгнанника. Ему вторили схваченные женщины.
Все же его на лодке привезли в столицу и втолкнули в тюрьму дворцовой башни Анем[102], в тяжелых двойных цепях и ножных кандалах. Через несколько дней его поставили перед троном Исаака Ангела. Новоизбранный император высмеивал Андроника как первого из тяжеловесов. Каждый мог вдоволь поиздеваться над ним, пока его не отдали толпе.
На голову Андроника обрушились палочные удары, ему вырвали бороду и выбили зубы. Женщины, чьи мужья пали жертвами террора, били его кулаками по лицу. Ему отпилили пилой правую руку, после чего он был снова брошен в темницу, где несколько дней провел без пищи и воды, после чего его снова вытащили наружу. Ему выкололи один глаз и устроили ему «триумфальное шествие», при этом он ехал верхом на шелудивом осле. Те же самые колбасники, пишет с презрением Хониат, которые три года тому назад приветствовали его как спасителя и клялись ему в верности, издевались теперь над ним самым ужасающим образом. Его осыпали палочными ударами, совали ему в нос помет, из губок поливали его лицо навозной жижей. Хулили его и его предков, кололи его ножами, бросали в него камни. Одна девка поливала его лицо кипятком. На ипподроме старика привязали за ноги к поперечной балке, которая опиралась на две маленькие колонны. Пытки Андроник переносил как мужчина, он только шептал: «Господи, помилуй меня!», «Зачем ломаете вы сломанный тростник?». Кто-то вонзил ему меч в глотку, какой-то латинянин воткнул ему меч в задний проход, при этом оба они хвастались своими искусными ударами. Андроник поднял культю ко рту и испустил последний вздох. Через несколько дней труп самым варварским образом разрубили на куски и бросили в какую-то яму на ипподроме[103], из которой части его тела снова извлекли, чтобы бросить в глубокий ров у монастыря Эфор недалеко от Зиксиппского монастыря[104].
Так окончил свои дни Андроник, получив то, о чем всегда так страстно мечтал, — корону Византийской империи. Образец элегантности для придворных, кумир женщин, позднее сравниваемый с Камбизом, Алкивиадом, Ричардом III, Папой Александром IV, Цезарем Борджиа, Иваном Грозным, якобинцами и другими мятежными душами Европы, ненавидимый со временем столичным плебсом за террор против аристократии, Андроник продолжал жить в памяти греческого народа[105]. Народная песня, τραγούδιον, воспевала героическую судьбу Андроника, окружая ее ореолом своей неисчерпаемой фантазии[106]. Она не сохранилась до наших дней, как и другие народные песни XII века, но в том, что такая песня была, можно, пожалуй, не сомневаться[107].
В Константинополе были в ходу ямбические стихи, найденные в «старинных» книгах. Они «давно уже» предсказывали, конечно как vaticinium ex eventu, страшную смерть, которая ждала этого необыкновенного правителя Византийской империи, чьи драконовские методы правления дискредитировали все без исключения, даже самые необходимые, политические и экономические реформы.
Не сохранилось ни памятников Андронику, ни его мозаичных портретов. Все они пали жертвой погромов восставшего народа. Новый император, Исаак Ангел, аннулировал абсолютно все правовые акты Андроника. Политические изгнанники были призваны обратно и восстановлены в правах собственности.
Сыновья Андроника поплатились жизнью за ошибки отца. Неудавшийся наследник престола Иоанн был арестован в военном лагере в филиппейской провинции. После того как его ослепили, он умер мучительной смертью. Севастократор Мануил, хоть он не одобрял деяний своего отца, также был ослеплен по приказу василевса[108]. Месть Исаака Ангела не коснулась только внуков Андроника. Сыновья севастократора Мануила, нескольких лет от роду, спаслись неизвестным нам образом. В те памятные сентябрьские дни 1185 года их отвезли в имение родственницы, грузинской царицы Тамары (1184–1212); там они пробыли до зрелых лет[109]. Позже Давиду выпало на долю стать правителем Ираклии на Понте и Пафлагонии; его старший брат, Алексей, правил Инеоном и Синопом; позднее он стал первым императором Трапезундской империи[110].
Андроник был, несомненно, исключительной фигурой среди византийских императоров. О его сложной личности размышляли уже хронисты XII века. Евстафий Фессалоникийский метко говорит о натуре Андроника как о характере, полном противоречий и контрастов, замечая при этом, что его можно было и чрезвычайно хвалить и строго порицать, в зависимости от того, на какую сторону его характера обращать внимание[111]. Это определение, быть может несколько наивное, нашло отражение в «Истории» Никиты Хониата[112], который свои бесценные, почти единственные свидетельства об Андронике излагает, рассматривая его личность с обеих сторон. Благодаря им можно составить довольно объективное суждение о необыкновенном василевсе, если не впадать в одностороннюю оценку, представляющую его нам только как тирана или только как правителя-реформатора. Этой односторонностью грешили, впрочем, многие ученые XIX века (Целлер, Перваноглу)[113].
Итак, взглянем еще раз на личность Андроника. От отца он унаследовал несравненную красоту, высокий рост, классическое телосложение, энергию и непомерное честолюбие. Целиком и полностью индивидуалист, он отличался веселым расположением духа в своей среде и утонченной жестокостью по отношению к врагам. Превосходная память позволила ему овладеть фундаментальными знаниями в светских и духовных науках. Хотя он и был знатоком теологии, он ее не любил, что, впрочем, не мешало ему пользоваться цитатами из Ветхого и Нового Заветов. Элегантность, остроумие, манера выражаться с иронией, дар красноречия Андроника шли рука об руку с его способностью привлекать к себе людей. Фантастические любовные приключения, необыкновенные деяния на поле боя быстро сделали его любимцем константинопольского плебса. Просто удивительно, как легко он мог высказывать независимые суждения, даже в присутствии императора, маскируя это с поистине восточным мастерством; как остроумие или фиглярство, иногда просто из прихоти, сочетались в нем с независимым поведением; как, наконец, его неуемная энергия могла перейти в лень и нерасторопность. Его беспримерное мужество на поле брани восполняло нехватку стратегических талантов полководца. Его молниеносная находчивость заменяла ему рассудительность, которой ему всегда не хватало. Андроник был прежде всего актером, которому только потому нравилось броситься к ногам властителя, чтобы потом, при изменившихся обстоятельствах, ему жестоко отомстить[114]. Когда он уже был императором, он направлял свои просьбы в Синод, обещая ему в качестве вознаграждения большие привилегии. После того как он получал запрошенное разрешение, он, на потеху всего двора, брал свое обещание назад. Церковных иерархов он рассматривал в качестве инструмента, который мог бы облегчить ему императорское правление. Андронику не было равных в жестокости во всей византийской истории. Любой акт противодействия он беспощадно подавлял. В этом смысле он был безжалостен даже к своим детям, если только вспомнить его отношение к своему сыну Мануилу или дочери Ирине. После того как Андроник достиг совершеннолетия, он жил только одной мыслью — получить императорскую корону. Этой мысли была подчинена вся его жизнь. Для него были хороши любые средства, которые хоть в малейшей степени приближали его к цели. В его поведении нас поражает прежде всего его лицедейство. Как наместник приграничной провинции он вел с правителями соседних государств переговоры, направленные против Мануила I, пытаясь при этом создать видимость того, что это идет якобы на пользу Империи. Во время марш-броска на Константинополь во главе пафлагонской армии он ловко воспользовался содержанием принесенной им присяги, совершенно извратив ее смысл в собственных целях. Он всегда сохранял или пытался сохранять видимость того, что он выступает как опекун малолетнего императора Алексея II. Несмотря на преклонный возраст, он не колебался, чтобы в присутствии свиты придворных внести юного императора в Св. Софию на руках. Он якобы не решался принять предложенную ему должность соправителя, чтобы через несколько дней молчанием подтвердить свое согласие на удушение мальчика и затем выместить свою злость на его трупе. Единственным человеком, который мгновенно раскусил игру Андроника, был патриарх Феодосий; другие духовные сановники или не видели ее, или просто предпочитали ее не замечать.
Андроник взошел на престол на совершенно неожиданной волне национального православного движения, которое враждебно воспринимало все чуждое греческому национальному самосознанию. Для партии греческих националистов он был символом будущего императора, который, как они надеялись, стал бы защитником исключительно греческих экономических и политических интересов и из империи — конгломерата разных национальностей и народностей — создал бы государство чисто национального характера. Вначале эти тенденции действительно ощущались как во внутренней, так и во внешней политике Андроника, однако в те времена о национальном византийском государстве не могло быть и речи[115].
Неустойчивость византийского права престолонаследования облегчила Андронику путь к узурпации. Когда он уже был императором, его единственная цель состояла в том, чтобы легализовать свое положение на престоле и гарантировать династические права своим потомкам. Этому стремлению он подчинил всю свою политическую программу. Однако гораздо более важными, чем субъективные предпосылки его действий, являются следствия его правления в Византийской империи. Андроник взошел на престол в очень неблагоприятной обстановке. В Византийской империи уже полностью закрепился феодальный строй. Центробежные тенденции могущественных греческих династий в последние годы правления Мануила I постоянно нарастали. Императорская власть, так же как и централизованное государственное управление, претерпела после смерти Мануила дальнейшее ослабление. Византийская империя находилась на пределе своих экономических возможностей. Внешняя торговля хирела. Византия была в чрезвычайно тяжелом положении. Со всех сторон она была окружена агрессорами, которых только личная политика Мануила удерживала от нападения. Империи угрожали Венгрия, Сербия, норманны и турки-сельджуки. В этой сложной обстановке Андроник должен был проводить свою политическую программу. Можно согласиться с тем, что он начал проводить мероприятия по оздоровлению аграрных отношений в тех провинциях, в которые он посылал наместников и других служащих административного аппарата по собственному выбору из числа тех, кому он мог доверять. Он ликвидировал существовавший прежде обычай подкупа служащих. Он сделал провинциальных чиновников независимыми от центрального аппарата и щедро вознаграждал их из государственной казны, требуя от них взамен безукоризненной честности. Особые судьи контролировали установленный порядок сбора налогов с крестьян. Всяческие растраты быстро и строго искоренялись. Благодаря такой политике сельское хозяйство смогло быстро подняться после упадка. Продукты становились дешевле, и крестьяне хвалили нового императора. Андроник ослабил возможность концентрации крупных владений в руках духовенства. Он был противником прониарной системы и обуздывал власть феодалов. Нормализация внутренних и внешних торговых отношений должна была способствовать дальнейшей стабилизации экономической жизни страны. Поэтому византийские феодалы встретили реформы Андроника решительным противодействием, хотя Андроник, по существу, был защитником их интересов. Они организовывали беспрестанные заговоры и мятежи, на которые Андроник отвечал кровавым террором, действуя по принципу коллективной ответственности. Когда мы читаем у Хониата о большом количестве жертв террора, который развернул Андроник, создается такое впечатление, что главным итогом этих репрессий была почти полная ликвидация сопротивления феодалов как общественного класса. В XII веке уже было слишком поздно поворачивать обратно колесо истории. Двумя столетиями раньше, когда феодальные отношения находились еще в зачаточном состоянии, Андроник бы непременно одержал над ними победу[116]. В 1180-х же годах феодалы уже представляли собой большую общественную силу, которая, несмотря на многолетнюю борьбу Андроника, должна была его победить. Митрополит Михаил Акоминат и хронист Никита Хониат, которые упрекали Андроника за развязывание террора, с одобрением говорят о том, что Андроник обуздал непомерную власть феодалов[117]. Ошибка Андроника в этой неравной борьбе заключается в том, что он не искал поддержки ни у крестьянства, ни у столичного плебса. Материальное положение беднейших слоев столицы не улучшилось, так что народ Константинополя не видел никаких оснований для того, чтобы поддержать его террористические методы правления. Народ, разочарованный тем, что он так и не смог выйти из нищеты, быстро лишил Андроника своей поддержки, которую так охотно оказал ему в мае 1182 года.
Андроник оздоровил отношения в провинциях, пытаясь достичь централизации императорской власти. Он ликвидировал пиратство, что содействовало развитию портовых городов. Развитие столицы и ее украшение продвигались быстрыми темпами. Во внешней политике Андроник думал над тем, чтобы сохранить статус-кво, занимая оборонительную позицию. Андроник никогда не был хорошим стратегом, но был неплохим политиком. Он помешал созданию венецианско-сицилийского союза тем, что заключил с Венецией благоприятный для него договор. Содействуя византийским интересам, он искал согласия с Папой Луцием III, вел дальновидную политику в отношении султана Саладина, которого он хотел сделать союзником на случай войны против Запада. При этом он думал о присоединении к Византийской империи латинских княжеств Малой Азии. Насильственная смерть Андроника уничтожила все его старания. Первый же акт правления нового василевса, Исаака Ангела, отменил все реформы, которые проводил его предшественник. Однако Византийская империя уже не вернула себе былого значения на международной арене и через двадцать лет пала, став легкой добычей латинян.
ЭКСКУРС
1165 год был отмечен дальнейшими дипломатическими шагами императора Мануила I по отношению к русским княжествам, известным под общим названием Тавроскифия. Военные акции Стефана III против Византии принудили Мануила создать антивенгерский фронт. Он заручился поддержкой Венеции[118] и попытался при посредничестве специального посланника завоевать расположение русских князей. К сожалению, основные источники, которые могли бы служить основанием для понимания этой дипломатической миссии, крайне запутанны, что, на мой взгляд, следует приписывать не столько ошибке в точности данных у Киннама[119], сколько тому обстоятельству, что мы вынуждены иметь дело с эпитомой. Киннам был свидетелем описанных событий. Как секретарь Мануила он имел легкий доступ к дипломатическим документам, в то время как для более позднего автора эпитомы событий на Руси и имена князей были полностью непонятны.
Вскоре после возвращения Андроника от Ярослава Осмомысла Мануил направил посла в Киевское княжество и к другим князьям: «И Мануил, из рода Комнинов, направился к тавроскифскому народу, чтобы напомнить его правителю о договоре, который уже был заключен с императором и скреплен клятвой, и упрекнуть его за то, что он поддерживает дружбу с Ярославом, князем Галицким»[120]. Упомянутым здесь правителем был Ростислав, которому Ярослав помог в овладении киевским престолом. Ростислав вел самостоятельную политику вопреки интересам Византийской империи[121].
Зато чрезвычайно загадочной является фигура посла. Наверное, это был или император[122], как считал К. Грот[123], или какой-нибудь нигде не упомянутый двоюродный брат императора[124], которого мы вообще не знаем. Скорее всего, речь здесь идет о старшем сыне Андроника Мануиле, единственном члене императорского дома из более младшего поколения, носившем то же имя, что и император. В 1165 году ему было 20 лет, и он исключительно хорошо подходил для выполнения доверенной ему на Севере миссии[125]. Император, помирившийся со своим двоюродным братом, мог с успехом использовать в качестве дипломата его сына. Одно, между тем, неясно: как мог император поручить своему послу Мануилу упрекать Ростислава за его дружбу с Ярославом, если Ярослав кроме сердечного приема, оказанного им своему двоюродному брату Андронику, «совершил много других дел на пользу грекам»[126]? Возможно только одно заключение: миссия Мануила не должна была касаться пребывания Андроника в Галиции и не должна была пытаться нейтрализовать его влияние на Ярослава. Зато абсолютно точным следует считать то, что в качестве посла был направлен представитель императорского дома. Высокий ранг посла, с одной стороны, является убедительным свидетельством того, какое исключительное значение придавал Мануил этой миссии. С другой же стороны, этот жест говорит о силе русских княжеств и их самостоятельности по отношению к Византии.
Немного дальше эта эпитома вызывает еще большее смущение. Во второй раз Киннам говорит: «По этой причине Мануил направился к Примиславу, но также затем, чтобы ему получить для греков союзные войска»[127]. Потом этот посол направился к Ростиславу, правителю Тавроскифии, чтобы заключить военный союз[128]. Говорят, что миссия прошла благополучно (kat¦ skТpon). Оба русских князя, польщенные столь высоким посольством, пообещали все, чего желал император. Потом Киннам переходит к галицийскому визиту. Мануил не забыл и Ярослава. Согласно эпитоме Киннама, Мануил будто бы расположил к себе Ярослава письмом следующего содержания: «Мы не будем мстить Тебе за Твою неблагодарность, которую Ты выказал, забыв безо всякого повода свои обещания и давно заключенные соглашения[129]. Хотя Ты вынашиваешь против нас крайне злые планы, мы обращаем Твое внимание на следующее: подумай, что, выдавая свою дочь замуж за Стефана, Ты отдаешь ее злому, ненасытному и разнузданному человеку. Не отдавай ему свою дочь, потому что он будет обращаться с ней как с уличной девкой. Он оскорбил наше Величество и нарушил принесенную присягу. Берегись, чтобы он и с Тобой не обошелся жестоко»[130]. Ярослав поверил этим словам «с варварской наивностью». Вышеприведенное письмо является убедительным свидетельством хитрости византийской дипломатии по отношению к русским князьям. Несмотря на плохо скрываемую надменность Киннама, когда он говорит о «варварской наивности» русского князя, мы, однако, констатируем, что заключение брака дочери Ярослава со Стефаном III было отложено на более поздние времена[131]. Политика Мануила на сей раз увенчалась успехом. Тон письма подтверждает тот факт, что Мануил очень уважал Ярослава, принимая во внимание его «железную власть»[132].
Все сведения о посольстве Мануила к русским князьям Киннам суммирует следующими пятью записями: в первой записи речь об имени не идет вообще[133]; во второй записи[134] хронист упоминает некоего Примислава (?); в третьей записи[135] фигурирует Ростислав, названный правителем Тавроскифии; в четвертой[136] император Мануил предостерегает Ярослава от Стефана; в пятой записи хронист упоминает Примислава вторично[137], на этот раз абсолютно ошибочно, потому что из смысла сказанного вытекает, что речь идет о Ярославе Осмомысле, то есть именно о том князе, который смог предоставить Мануилу помощь в войне с Венгрией.
В первой записи Киннам, вероятно, имеет в виду Ростислава Мстиславича[138], потому что он упрекает его в дружбе с великим князем Галиции. Ростислав взошел на киевский престол в 1159 году при немалой поддержке Ярослава Осмомысла и князя Волыни Мстислава Изяславича, что свидетельствует, кроме того, о более тесных связях Ярослава с другими русскими князьями, чем это было при жизни его отца Владимирко[139]. В этой эпитоме после короткого описания бегства Андроника в Галич сообщается: «Поэтому Мануил прибыл к Примиславу (?), чтобы получить вспомогательные войска для войны против Венгрии». Из этого может вытекать, что Киннам, возможно, имеет здесь в виду того же самого Ростислава, но это предположение противоречит смыслу следующей фразы: «Посол пришел также к Ростиславу, чтобы заключить с ним военный союз». Оба князя почитали за честь принять столь сановного гостя. Следовательно, речь здесь идет явно о двух разных персонах, поэтому объяснение С. Шестакова, что большая часть относится ко всем тавроскифам (русским) в целом, ошибочно — так же, как и его заключение, что эпитома обгоняет события и говорит о более поздних фактах[140]. Выражение ήσθέντες (большая часть) указывает на то, что в тексте речь идет уже о Ростиславе и даже, как я упоминал, уже в первой записи говорится именно о нем, хотя бы даже и без указания имени[141]. Содержание пятой записи для нас ясно. При обсуждении коварного письма Мануила эпитома[142] путает[143] Ярослава с упомянутым Примиславом[144]. Итак, остается еще объяснить вторую запись, упоминающую о Примиславе[145], которого император хотел привлечь на свою сторону для своих милитаристских целей. Примислав абсолютно неизвестен среди русских князей XII века, его упоминание в греческих источниках совершенно непонятно. Пока в какой-нибудь из монастырских библиотек не будет найдена рукопись полной «Истории» Киннама, мы вынуждены довольствоваться лишь предположениями. Итак, остановимся на гипотезе, высказанной К. Гротом, что за именем Примислав[146] в действительности прячется личность Мстислава Изяславича, правителя Владимиро-Волынского княжества[147], которое среди прочих граничило с Великими Киевским и Галицким княжествами. Деятельный Мстислав в 1167–1169 годах даже занимал киевский престол. Он совершил победоносный военный поход против половцев, в котором принимала участие коалиция, составленная из нескольких русских князей. Следовательно, таким образом могли бы сформироваться некие общие политические силы граничащих друг с другом княжеств. Это подтверждает мнение, высказанное К. Гротом. Имя Мстислав, Μσίσθλαβος, могло быть легко спутано с именем Примислав, Πριμίσθλαβος[148]. Не очень-то помогло разъяснению этого дефектного отрывка текста и предположение Йиречека[149], согласно которому в имени Primisthlavos, так же как в форме Κίαμα[150], налицо путаница букв μ и β, которые в строчных буквах рукописей выглядят очень похоже[151]. Г. Вернадский, сравнивая написание начальных букв имени Jaro (slaw) с греческим Πρι (μίσθλαβος), идентифицирует Примислава (Primisthlavos) с Ярославом Изяславичем из Лук, который вместе с киевским Ростиславом сдерживал половцев на дороге, ведущей вдоль Днепра на Византию[152].
Посол Мануила начал свою миссию у Ростислава, великого князя города Киева, который играл весьма важную роль в политических расчетах константинопольского двора. Киев был центром всей Руси. В Киеве же находилась резиденция митрополита, которого направлял туда и утверждал патриарх Константинополя[153].
Императора беспокоил политический союз Ростислава Мстиславича Киевского с Ярославом Галицким и Мстиславом Изяславичем. С Ростиславом необходимо было считаться, так как Константинополю не всегда было легко с ним справиться, как это можно видеть на примере церковного конфликта (в 1165 году). В 6672 году от сотворения мира, или в 1164(65) году, в Киев прибыл направленный патриархом митрополит Иоанн. Ростислав не пожелал принять его, так как ждал, пока не вернется от патриарха его личный посол, которого он направил к патриарху с просьбой получить благословение для Климента Смолятича. Он сам незадолго до этого отстранил его по той причине, что Климент отправлял богослужение без благословения патриарха. Патриарх ни в коем случае не хотел давать на это свое согласие, но все же послал к Ростиславу своего представителя. Он явился в сопровождении доверенного лица императора, привез с собой множество даров и просил Ростислава принять митрополита Иоанна, а Климента, напротив, отстранить как не получившего благословения, что Ростислав и так уже сделал[154]. Послом Ростислава был Гюрата (Горюта) Семкович из Олеши. Он вернулся с митрополитом и императорским послом назад — так дополняет вышеприведенные сведения Ипатьевская летопись[155] — и привез киевскому князю много подарков: бархат, шелка и разнообразнейшие предметы роскоши. Византийский посол обратился к Ростиславу с такими словами: «Это говорит тебе император, с любовью принимающий благословение святой Софии». Далее во всех известных нам русских летописях следует пробел. Только Татищев в своей изданной в XVIII веке «Русской Истории», которая основывается на летописях, сегодня уже утерянных, сохранил ответ Ростислава: «Если патриарх назначит митрополита на Русь без нашего ведома, то я его не только не приму, но сделаю так, что мы будем впредь выбирать и назначать митрополита из русских епископов по распоряжению великого князя»[156]. Ростислав не говорил о полной независимости от Византии, но он решил, что патриарх должен уведомлять его о своих намерениях. Это говорит о том, что князья прекрасно ориентировались в религиозной политике Византии по отношению к Руси.
Из Киева посол Мануила отправился, вероятно, во Владимир, столицу Владимиро-Волынского княжества, причем географические соображения позволяют говорить, что он направился в Галич. Вероятно, он должен был попытаться привлечь на свою сторону также Мстислава Изяславича в качестве противовеса провенгерской политике Ярослава[157]. Политика Мануила была направлена на то, чтобы восстановить других русских князей против князя Галицкого. Вскоре после этого, когда Владислав, теперь уже не известный нам русский Phylarch (властолюбец)[158], с детьми, женой и отрядом своих воинов перешел к византийцам, Мануил сделал его правителем придунайских земель, где до этого он поселил Василько, сына Юрия Долгорукого[159].
Примечания
Список сокращений
BZ Byzantinische Zeitschrift, München.
F. Dölger Regesten der Kaiserkunden des Oströmischen Reiches, 2. Teil
Regesten — Regesten von 1025–1204: Corpus der griechischen Urkunden des Mittelalters und der neueren Zeit, Reihe A, Abt. I, München-Berlin 1925.
Ephraim Ephraemii monachi imperatorum et patriarcharum recensus, interpr. A. Maio, ex recogn. I. Bekkeri, Bonnae 1840.
Eust. Leonis Grammatici Chronographia ex recogn. I. Bekkeri, accedit Eustathii de capta Thessalonica liber, Bonnae 1836.
Kinn. Ioannis Cinnami Epitome rerum ab Ioanne et Alexio Comnenis gestarum, recens. A. Meineke, Bonnae 1836.
MGHS Monumenta Germaniae Historica, Scriptores.
Mich. Akom. Michael Akominatou tou Choniatou ta sozomena, S. P. Lampros en Athenais, T. I, 1879–1880.
Migne PG (PL) Patrologiae cursus completus etc. Series Graeca. Series Latina, curante J-P. Migne.
Muratori Muratorii Rerum Italicarum Scriptores, Mediolani 1723–1751
RIS
Nik. Nicetae Choniatae Historia ex recens. I. Bekkeri, Bonnae 1835.
ПСРЛ Полное собрание русских летописей, Санкт-Петербург 1843–1862.
Wiz. Wrem. Византийский Временник, Петербург—Москва.
ЖМНП Журнал министерства народного просвещения, Санкт-Петербург.
БИБЛИОГРАФИЯ
I. Источники
Греческие
Anna Komnene
Annae Comnenae Alexiadis I. XV recc. L. Schopenus — A. Reifferscheid, тт. I–II, Bonnae 1839–1878.
Ephraim
Ephraemii monachi imperarorum et patriarcharum recensus interpr. A. Maio, rec. I. Bekker, Bonnae 1840.
Eustathios
Eustathii metropolitae Thessalonicensis Opuscula ред. Th. L. Fr. Tafel, Francofurti ad Moenum 1832.
Leonis Grammatici Chronographia ex recogn. I. Bekker, accedit Eustathii decapta Thessalonica liber, Bonnae 1842.
Eustathii Thessalonicensis, Manuelis Comneni Laudatio funebris: Migne PG CXXXV, cтoлб. 973–1032.
Georgios Kodinos
Codini Curopalatae de officialibus palatii Constantinopolitani et de officiis magnae ecclesiae liber ex recogn. I. Bekkeri, Bonnae 1839.
Georgios Sphrantzes
Georgius Phrantzes, Ioannes Cananus, Ioannes Anagnostes ex rec. I. Bekkeri, Bonnae 1838, lib. I. Bekkeri, Bonae 1838, lib. I., с. 1–122.
Georgios Tornikes
Logos tou maistros ton rhetoron kyr Georgiou tou Tornike eis ton autokratora kyr Isaakion ton Angelon…: Fontes Rerum Byzantinarum accuravit W. Regel, Petropoli 1917, вып. 2: с. 2540150280, XV.
Johannes Batatzes
Kaiser Johannes Batatzes der Barmherzige ред. A. Heisenberg: BZ 14 (1905), с. 160–233.
Ioannes Kamateros
Logos anagnostheis synethos en te heorte ton photon...: Fontes Rerum Byzantinarum accur. W. Regel, Petropoli 1917, вып. 2, с. 244–254, XIV.
Ioannes Kinnamos
Ioannis Cinnami Epitome rerum et Allexio Comnenis gestarum, rec. A. Meineke, Bonnae 1836.
Iohannes Syropulos
Die Rede des Iohannes Syropulos an den Kaiser Isaak II. Angelos/Text und Kommentar... von M. Bachmann, München, 1935.
Joannes Zonaras
Ioannis Zonarae Epitome historiarum libri XIII–XVIII, том III ред. Th. Büttner-Wobst, Bonnae 1897.
La Chronique de Cavala
La Chronique lapidaire de Cavala ред. H. Grйgoire: Hellenika et Byzantina: Zbornik Radova Srpske Akademije Nauka XXI (1952), I, с. 1–15.
Laonikos Chalkokondyles
Laonici Chacocondylae Atheniensis Historiarum libri X, recogn. I. Bekker, Bonnae 1843.
Michael Akominatos
Michael Akominatou tou Choniatou ta sozomena, S. P. Lampros en Athenais 1879–1880, тт. I–II.
T. I. Logos enkomiasticos eis ton basilea Isaakion ton Angelon, с. 208–258; Monodia eis ton adelphon autou kyr Niketan ton Choniaten, с. 345-366; Prosphonema eis ton gynaikadelphon tou basileos…, с. 312–323; Prosphonema eis ton praitora kyr Demetrion ton Drimyn…, с. 157–179; Prosphonema eis ton praitora kyr Nikephoron ton Prosouchon…, с. 142–149.
Неизданные речи и письма Михаила Акомината: ЖМНП (1879) 101, I, с. 112–130; II, с. 367–396; Ф. И. Успенский.
Michael Glykas
Michaelis Glycae Annales recogn. I. Bekker, Bonnae 1836.
Nikephoros Gregoras
Nicephori Gregorae Byzantina historia cura L. Schopeni, т. I, Bonnae 1829.
Niketas Choniates
Niketae Choniatae Historia ex recens. I. Bekkeri, Bonnae 1835;
Niketae Choniatae liber de rebus post captam urbem ggestis, там же 771–853 с.
Orationes: Mesaionike Bibliotheke K. N. Sathas en Wenetia 1872, т. I.
Prosphonema eis tou basilea kyr Isaakion…, с. 73–76; Logos eis ton autokratora kyr Alexion ton Komnenon, с. 84–89; Logos eis ton basilea kyr Alexion ton Komnenon, с. 90–97.
Two unpublished Fragments of Niketas Choniates, Historical Work, ред. J. A. J. van Dieten: BZ 49 (1956), с. 311–317.
Theodoros Balsamon
Theodoros Balsamon Kanones tes Ankyra Synodou, Canones Synodi Ancyranae Kanon III: Migne с. 137, столб. 35–1498.
Theodoros Prodromos
Theodoros Prodromos: Migne с. 133, столб. 1003–1424.
Spicilegium Prodromeum ред. L. Sternbach, Cracoviae 1904.
Cod. Neapol. II D 4, fol. 91–92; Cod. Graec. Vat. 306, fol. 47v–50r; fol. 92–93.
Rhetores
Rhetorum saeculi XII orationes politicae acc. W. Regel — N. Novossadsky: Fontes Rerum Byzantirarum W. Regel, том I, fasc. 1, Petropoli 1892.
Typikon
Gédéon M., To typikon tes mones Theotokou Kosmosoteiras: Ekklesiastiké Alétheia XVIII (1836), Nr. 13, с. 112–115; Nr. 17, с. 144–148; Nr. 23, с. 188–191.
L. Petit, Typikon du monastére de la Kosmosotira près d’Aenos, 1152;
E. Kurtz, Unedierte Texte aus der Zeit des Kaisers Johannes Komnenos: BZ XVI (1907), с. 69–119.
Известия Русского Археологического Института в Константинополе XIII (1908), с. 17–77.
Ф. Успенский, Константинопольский серальский кодекс восьмикнижия // Известия Русск. Арх. Инст. XII (1907).
Русские
Полное собрание русских летописей — изданное… Археологическою Комиссиею, Санкт-Петербург:
Густинская летопись, т. II (1843); Лаврентьевская летопись. Нестор. т. I (1846); и PSRL Ленинград 19262. Никоновская летопись, т. IX (1862); Воскресенская летопись, т. VII (1856).
Правда Русская, т. II. ред. Б. Д. Греков, Москва— Ленинград 1947.
Слово о полку Игореве, Ленинград 1952.
В. Н. Татищев, История Российская с самых древнейших времен, I — III, Москва 1768–1773; IV, Санкт-Петербург 1784.
Латинские
Alberti Milioli, Notarii Regini Cronica Imperatorum: MGHS XXXI, с. 580–668.
Andreae Danduli Chronicon Venetum: Muratori RIS XII, столб. 13–524.
Annales Ceccanenses: MGHS XIX, с. 275–302.
Annales Colonienses Maximi: MGHS XVII, с. 729–847.
Ansbertus, Ystoria de expeditione Friderici imperatoris: Fontes Rerum Austriacarum, Scriptores V, с. 1–90.
Arnoldi abbatis Lubecensis Chronica Slavorum: MGHS XXI, lib. III, с. 142–162.
Bernardus Thesauraris, Liber de asquisitione Terrae Sanctae… Muratori RIS VII, столб. 663–848.
Brevis Regni Ierosolymitani Historia: MGHS XVIII, с. 49–56.
Chronica Albrici monachi trium fontium…: MGHS XXIII, с. 631–950.
Chronica fratris Salimbenae de Adam ordinis minorum: MGHS XXXII.
Chronicon Fossae Novae… /Ceccanense/: Muratori RIS VII, столб. 855–898.
Chronicon fratris Francisci Pipini: Muratori RIS IX, столб. 587–752.
Chronicon Justiniani: MGHS XIV, с. 89–94.
Chronicon Magni Presbytori Reicherspergensis: MGHS XVII, с. 439–523.
Chronicon Montis Sereni: MGHS XXIII, с. 130–226.
Chronicon Venetum /Vulgo Attinae/: MGHS XIV, с. 1–69.
Continuatio Admuntenis: MGHS IX, с. 579–593.
Continuatio Cremifanensis: MGHS IX, с. 544–549.
Continuatio Garstensis: MGHS IX, 593–600.
Continuatio Zwetlensis Altera: MGHS IX, с. 541–544.
Ex Chronico Universali Anonymi Laudensis: MGHS XXVI, с. 442–457.
Ex Gaufredi de Bruil Prioris Vosiensis Chronica: MGHS XXVI, с. 198–203.
Ex Historiis ducum Normaniae et regum Angliae: MGHS XXVI, с. 699–717.
Ex Odonis de Deogilo libro de via Sancti a Ludovico VII, Francorum rege suscepta; MGHS XXVI, с. 59–73.
Gesta regis Henrici Secundi Benedicti Abbaris // Chronica magistri Rogeri de Honedene II: Rerum Britannicarum medii aevi scriptores, W. Stubbs, т. I–II (1867).
Codefridi Viterbiensis Pantheon seu memoria saeculorum: Muratori RIS VII, столб. 357–467.
Guillelmus Tyrensis Archiepiscopus, Historia rerum in partibus transmarinis gestarum: Migne PL 201, столб. 209–892.
Guillelmus Tyrensis Archiepiscopus, Continuata Belli Sacri Historia: Migne PL 201, столб. 893–1063.
Historia Ducum Veneticorum: MGHS XIV, с. 72–89.
Odo de Diogilio, De Ludovici VII Francorum regis, cognomento iunioris profectione in orientem: Migne PL 185 bis, cтолб. 1205–1246.
Otoboni scribae annales: MGHS XVIII, с. 96–114.
Otto Frisingensis Gesta Friderici I imperatoris libri II 1156/Cum Continuatione Rahewini — 1160. Libri II et anonymi — 1170: Muratori RIS VI, столб. 639–738.
Roberti Canonici Mariani Antissiodorensis Chronicon: MGHS XXVI, 219–287.
Roberti de Monte Chronica: MGHS V, с. 475–535.
Sicardi episcopi Gremonensis Chronicon: Muratori RIS VII.
Sigiberti Continuatio Aquicinctina: MGHS V, с. 405–438.
Solisburgenses: Annales Sancti Rudberti Solisburgenses: MGHS IX, с. 758–810.
Сербские
Źitie Simeona Nemanje od Stevana Prvovenčanoga, ред. V. Borović: Svetosavski Zbornik Knjiga 2 Izvori, Beograd 1939, с. 30–32.
Źivot Stefana Nemanje od kralja Stefana Prvovenčanog: Stare Srbske Biografije preveo I objasnio M. Baschić, Beograd 1924, с. 27–75.
Венгерские
Scriptores rerum Hungaricarum, t. I–II, Budapestini 1937–1938.
Восточные
Al-Idrisi
T. Lewicki, Polska I kraje sąsiednie w świetle “Ksiкgi Rogera”, geografa arabskiego z XII w. al.-Idrisii, часть I, Krakow 1945; часть II, Warszawa 1954.
A. Jaubert, Géographie d’Édrisi, traduite par…, Paris 1836.
Benjamin Tudelensis
Benjamin Tudelensis, rabbi, Itinerarium aus einer deutschen übers. Ausgabe A. Martinet Prgr., Bamberg 1858.
Abou Chamah
Chronique d’Abou Chamah: Recueil des Historiens des Cronisades; Historiens Orientaux часть IV (т. I–V, Paris 1876–1906).
Grégoire le Prétre
Grégoire le Prétre: Recueli des Historiens des Croisades; Historiens Orienteau.
Histoire de la Géorgie
M. Brosset, Histoire de la Géorgie depuis l’antiquité jusqu’ au XIXe siècle traduite du géorgien par…, I, St. Pétersburg 1849–1850.
M. Brosset, Additions et éclaircissements a l’histoire de la Géorgie depuis l’antiqueté jusqu au 1459 de j. Ch. par…, St. Pétersburg 1851.
Ibn el Athir
Histoire de Atabeks de Mossoul: Recueil des Historiens des Croisades, Hist. Occident, t. I.
Ibrahim ibn Jakuz
В книге T. Kowalski: Monumenta Poloniae Historica S. II, t. I, Krakow 1946.
Michel Syrien
Michel le Syrien, la Chronique ред. V. Langlois, Venise 1868
Vardan der Grosse.
M. Brosset, Analyse critique de la Wseobszczaja Historia de Vardan, St. Petersburg 1862.
Всеобщая история Вардана Великого, Н. Емин, Москва 1861.
II. Источниковедческие
и хронографические работы
Baumgarten N. de Chronologie ecclésiastique de terres russes do Xe au XIIIe siècles // Orientalia Christiana, Analecta, XVII, Nr. 58, Jan.-Febr. Roma 1930.
— Généalogies et mariages occidentaux des Rurikides russes du Xe au XIIIe siècles: Orientalia Christiana, Analecta, IX, Nr. 35, Rome 1927.
Browning R., Unpublished Correspondance between Michael Italicus, Arcbishop of Phillippolis and Theodore Prodromos: Byzantinobulgarica I 1962.
Colonna M. Gli storici bizantini dal IV al XV secolo, I, Storici profani, Napoli 1956.
Dieterich K. Byzantinische Quellen zur Ländern und Völkerkunde, Leipzig 1912, t. I—II.
Dölger F. Regesten der Kaiserurkunden des Oströmischen Reiches, часть 2 — Regesten von 1025—1204. Corpus der griechischen Urkunden des Mittelalters und der neueren Zeit, серия А, глава I, München-Berlin 1925.
Feyer G. Codex diplomaticus Hungariae ecclesiasticus et civilis, t. VII, vol. I, Budae 1831.
Grumel V. La Chronologie // Traite d’Études Byzantines I, Paris 1958.
Kukujevic Sakcinski I. Codex diplomaticus Regni Croatiae, Slavoniae et Dalmatiae, t. II (1102–1200), Zagreb 1875.
Miklosich Fr. — Müller J. Acta et Diplomata Graeca res Graecas Italasque illustrantiaö Acta et Diplomata Graeca medii aevi sacra et profana, t. III, Vindobonae 1865.
Minorsky V., Khaqani and Andronicus Comnenus // Bulletin of the School of Oriental and African Studies XI, 3, 1945.
Muralt Ed. De Essai de chronographie byzantine, II (1057–1453), St. Pétersburg, 1871.
Pray G. Annales regni Hungariae, Vindobonae, pars I, lib. III, 1763.
Stritter I. G. Memoriae populorum, olim ad Danubium, Pontum Euxinum, Paludem Moerotidem, Caucasum, Mare Caspium et inde magis ad septemtriones incolentium e scriptoribus historiae byzantinae erutae et digestae, t. II, Petropoli 1774.
Tafel G. L. Thomas G. M. Urkunden zur älteren Handels- und Staatsgeschichte der Republik Venedig mit besonderer Beziehung auf Byzanz und die Levante..., Th. I–III, Wien 1856–1857 // Fontes Rerum Austriacarum XII–XIV.
Theiner A. — Miklosich Fr. Monumenta spectantia ad unionem ecclesiarum Graecae et Romanae, Vindobonae 1872.
Zachariae a Lingenthal C. E. Jus graeco-romanum, pars III, Leipzig 1857.
Вильчевский О. Хронограммы Хакани // Эпиграфика ВостокА. Т. XIII, 1960.
III. Литература на иностранных языках
Allen W. A History of the Georgian People, London 1932.
Amman A. Abriss der ostslawischen Kirchengeschichte, Wien 1950.
Armingaud J. Venise et le Bas-Empire, Histoire des relations de Venise avec l’Empire d’Orient depuis la fondation de la République jusqu’ á la prise de C-ple au XIIIe siècle... Paris 1867.
Banescu N. Les duchés byzantins de Paristrion (Paradounavon) et de Bulgarie, Bucarest 1946.
Barnea I. Byzance, Kiev et l’Orient sur le Bas-Danube, du Xe au XIIe siècles // Nouelles études d’histoire, présentés au Xe Congrès Historique. Rome 1955, t. I.
Baumgarten N. de Aux origines de la Russie: Orientalia Christiana Analecta 119. Roma 1939.
Beck H. Kirche und theologische Literatur in byzantischem Reich: Byzantinische Handbuch, Bd. I, S. 2, München 1959.
Belin M. Histoire de la Latinité de Constantinople, Paris 18942.
Bréhier L. Andronic Comnène // Dictionnaire d’histoire et de géographie ecclésiastiques publié sous la direct. De A. Baudrillart t. II, Paris 1914 — столб. 1776–1782.
— La civilisation byzantine (Le monde byzantin III), Paris 1950.
— Les institutions de l’Empire byzantin (Le monde byzantin II), Paris 1949.
— L’Origine des titres impériaux a Byzance // BZ 15 (1906), с. 161–178.
Bréhier L. Vie et mort de Byzance (Le monde byzantin I), Paris 1948.
Brown H. F. The Venetians and the Venetian Quartet in Costantinopole to the Close of the Twelfth Century // Journal of Hellenistic Studies XL (1920).
Büdinger M. Mittelgriechisches Volksepos. Leipzig 1866.
Chalandon F. Les Comnène, Études sur l’Empire Byzyantin au XIe au XII-siécles: том I Essai sur le regne d’Aléxis Ier Comnène (1081–1118); t. II Jean Comnène (1118–1143) et Manuel Comnène (1143–1180), Paris 1900–1912.
— The Earlier Comneni, Cambridge Medieval Histori IV (1923), p. 318–350.
— The Later Comneni, там же, с. 351–384.
— Histoire de la domination Normande en Italie et en Sicile. Т. II, Paris 1907.
Cognasso F. Partiti politici e lotte dinastiche in Bizantino alla morte di Manuele Comneno // Memorie della Reale Accademia delle Scienze di Torino. Серия 2, t. LXII, Torino 1911–1912, с. 213–317.
— Un imperatore della decadenza // Isacco II Angelo Bessarione XIX (1915), с. 29-60.
Cumont F. Note sur une inscription d’Iconium // BZ IV (1895), с. 99–105.
Danstrup J. Recherches cririques sur Andronicos Ier; Vetenskapssocieteten I Lund, Еrsbok 1944, с. 71–101. Separatum: Särtrzck, Lund 1945, с. 33.
Darko E. Byzantinisch-ungarische Beziehungen, Weimar 1943.
Dauviller J. — de Clercq C. Le mariage en droit canonique oriental, Paris 1936.
Diehl Ch. Byzance, grandeur et décadence, Paris 1920.
— L’Europe Orientale de 1081 а 1453: Histoire du moyen-âge, t. IX, Paris 1945, с. 46–91.
— Histoire de l’empire byzantin, Paris 193412.
— Les romanesques aventures d’Andronic Comnène: Figures Byzantines, Paris 19278. Девятая серия, с. 86–133.
— La société byzantine à l’époque des Comnènes, Paris 1929.
Dieterich K. Byzantinische Charakterköpfe, Leipzig 1909.
Dinić M. Braničevo u Srednjem veku, Požarevac 1958.
Dölger F. Byzanz und die europäische Staatenwelt, Ettal 1953.
Du Cange Carole du Fresne Historia bzyantina duplici commentario illustrata: Familiae Augustae Byzantinae; II Descriptio urbis C-tanae, Venetiis 1729.
— In Ioannis Cinnami Historiarum libros VII notae historicae et philologicae: Ioannes Cinnamus, Bonnae 1836, с. 311–398.
Fallmerayer J. Geschichte des Kaisertums von Trapezunt, München 1827.
Finley G. The Histori of the Byzantine and Greek Empires from 1057–1453, Edinburgh-London 1854.
Dela Force M. Les conceillers latins du basileus Aléxis Comnène: Byzantion XI (1936), с. 153–165.
Frances E. Les relations russo-byzantines au XIIe siècle et la domination de Galicie au Bas-Danube: Byzantinoslavica XX (1959), I, с. 50–62.
Galahad S. Byzance, Paris 1937.
Gelzer H. Abriss der byzantinischen Kaisergeschichte: K. Krumbacher, Geschichte der byzantinischen Literatur, München 18972, S. 911–1067.
— Byzantinische Kulturgrschichte, Tübingen 1909.
Gabler F. Abenteurer auf dem Kaiserthron. Die Regierungszeit des Kaisers Alexios II, Andronikos und Isaak Angel /1180–1195/ aus dem Geschichtswerk des Niketas Choniates übersetzt... von..., Graz — Wien — Köln 1958.
— Die Krone der Komnenen, Die Regierungszeit der Kaiser Johannes und Manuel Komnenos /1118–1180/ aus dem Geschichtswerk des Niketas Choniates übersetzt von..., Graz — Wien — Köln 1958.
Grekov V. Geschichte der UdSSR, Chefredakteur..., Bd. I, Berlin 1957.
— Ruś Kijowska, Warszawa 1955.
— Walka Rusi o stworzenie własnego państwa, Warszawa 1951.
Grecu V. Nicétas Choniates a-t-il connu l’histoire de Jean Cinnamos? // Revue des Études Byzantines VII, fasc. 1, Paris 1949, p. 194–204.
Gruhn A. Die byzantinische Politik zur Zeit der Kreuzzüge wissenschaftliche Beilage zum Jahresberichte der XIII. Realschule zu Berlin, Berlin 1909.
Gruschewskij M. Geschichte der Ukraine, Lenberg 1916.
Guilland R. Études sur lа histoire administrative de l’impere bzyantin, Les termes désignants le commendant en chef des armées bzyantines: Epeteris Hetaireias Byzantion Spoudon 16 (1959), p. 35–76.
— Études sur la topographie de Constantinopole Byzantin: Jahrbuch der österreichischen bzyantinischen Gesellschaft VIII (1959), p. 53–67.
Guillard R. Études de titulature et de prosopographie byzantines: Revue des Études byzantines 7 (1949), p. 156–179.
— Sur les dignitaires du Palais et sur le dignités de la Grande Église: Byzantinoslavica XV (1954), 2, с. 214–229.
Halphen L. Le rôle des “Latins” dans l’histoire intérieure de Constantinopole a la fin du XIIe siècle // Mélanges Ch. Diehl, Paris 1930, t. I, с. 141–145.
Hasking Ch. The Renaissance of the Twelfth Century, Cambrige 1927.
Hesseling D. Essai sur la civilisation byzantine, Paris 1907.
Heyd W. Histoire du commerce du Levant au moyen-âge, Leipzig 1885, том I.
Hunger H. Die Normannen in Thessalоnike, Die Eroberung von Thessalonike durch die Normannen in der Augenzeugenschilderung des Bischofs Eustatios übersetzt..., Graz — Wien — Köln 1955.
Irmscher J. Das Abendland und Byzanz: Wissenschaftliche Zeitschrift der Humboldt Universität zu Berlin, Gesellschafts- und Sprachwissenschaftliche Reihe, IX (1956), 60, вып. 1/2, S. 105–110.
Iwanow J. Bylgarski stariny iz Makedonija, Sofia 19312.
Janin R. Constantinopole byzantin. Paris 1950.
Jireček C. Geschichte der Bulgaren, Prag 1876.
— Geschichte der Serben, I, Gotha 1911.
Jireček K. Istorija Srba, preveo J. Radonić, Beograd 1952.
Jorga N. Études byzantines, I, Bucarest 1939.
— Histoire de la vie byzantine, Bucarest 1934, t. III.
Kapp-Herr von H. Die abendländische Politik Kaiser Manuels mit besonderer Rücksicht auf Deutschland, Strassburg 1881.
Karamsin N. Geschichte des russischen Reiches, Riga 18202 — том I—II, том III 18232.
Kornemann E. Doppelprinzipat und Reichstellung in Imperium Romanum, Leipzig—Berlin 1930.
Kosminskij E. — Skazkin S. Historia Wiekуw Cerednich pod red... t. I, Warschawa 1956.
Kovaèvić L. Nekoliko pitanja o Stefanu Nemani: Glas 58 (1900), с. 1–108.
Krause I. Die Byzantiner des Mittelalters in ihrem Staats-Hof und Privatleben, insbesondere vom Ende des 10. bis gegen Ende des 14. Jahrhunderts, Halle 1869.
Kretschmayer H. Geschichte von Veneedig, t. I, Gota 1905.
Крипякевич И. Велика история Украины, Львив 1948.
Krumbacher K. Geschichte der byzantinischen Literatur, München 18972.
Lamma P. Comneni e Staufer, Ricerche sui rapporti fra Bizanzio e l’occidento nel secolo XII, t. I, Roma 1955, t. II, Roma 1957.
Laurent V. La Serbie entre Byzance et la Hongrie à la veille de la qyatrieme croisade: Revue Historique du Sud-Est Européen XVIII (1941) Bucarest, p. 109–130.
Lemerle P. Recherches sur le régime agraire а Byzance, La terre militaire а l’époque des Comnènes Médievale 2 (1959), p. 265–281.
Lindsay J. Byzantium intj Europe, London 1952.
Macri-Christo M. Des Byzantins et des étrangers dans Constantinopole au Moye-Âge, Paris 1928.
Moravcsik Gy. Bizánc és magyarság: Tudományos imseretterjeszto sorozat kijada: a Magyar Tudományos Akadémia 3, Budapest 1953.
— Byzantinoturcica, том I, Berlin 19582.
— Pour une alliance byzantino-hongroise (seconde moitié du XIIe siècle): Byzantion VIII (1933), p. 555–568.
— Les relations entre la Hongrie et Byzance а l’époque des croisades: Bibliothèque de la Congrès
— Revue des Études Hongroises IX/1936.
Murni G. L’Origine des Comnènes: Bulletin de la section historique de l’Académie Roumaine XI (1924), p. 212–216.
Neumann G. Griechische Geschichtsschreiber und Geschichtsquellen im zwölfen Jahrhundert, Leipzig 1888.
— Die Weltstellung des byzantinischen Reiches vor den Kreuzzügen, Leipzig 1894.
Neumann K. Die byzantische Marine: Historische Zeitschrift, Leipzig, 45 (1898).
Norden W. Das Papstum und Byzanz, Berlin 1903.
Novaković R. Kad se rodió i kad je poceo da vlada Stevan Nemanja: Istoriki Glasnik 3–4 (1958), с. 165–192.
Oeconomos L. La vie religieuse dans l’empire byzantin en temps des Comnènes et des Anges, Paris 1918.
Ohnsorge W. Abendland und Byzanz, Weimar 1958.
Ostrogorsky G. Bemerkungen zum byzantinischen Staatsrecht der Komnenenzeit: Südost Forschungen VIII (1943), S. 261–270.
— Das byzantische Kaiserreich in seiner inneren Struktur // Historia Mundi, Bd. V: Hohes und späters Mittelalter, Bern 1958, S. 445–473.
— Die byzantische Staatenhierarchie // Seminarium Kondakovianum VIII (1936), S. 41–61.
— Geschichte des byzantischen Staates, München 19522.
— Pour l’histoire de la féodalité byzantune, trad. Franзaise par H. Grégoire, Bruxelles 1954.
Paulova M. Účast Srbů při Třeti Výpravé Křižové: Byzantinoslavica V (1933–4), с. 235–303.
Pervanoglu J. Historische Bilder aus dem byzantischen Reich, I: Andronik Comnenos, Leipzig 1879.
Pichler A. Geschichte der kirchlichen Trennung zwischen dem Orient und Occident, Bd. II Byzantische Kirche, München 1864.
Radojčić N. Dva poslednia Komnena na carigradskom prijestolju, Zagreb 1907.
— Promena u srpsko-madzarskim odnosima krajem XII weka: Glas 214 (1954), с. 1–21.
Radowskij D. Polowcy // Seminarium Kondakovianum VII (1935), с. 245–262; VIII (1936), с. 161–182; IX (1937), с. 71–85.
Rouillard G. La vie rurale dans l’empire byzantin. Paris 1953.
Seidler G. Soziale Ideen in Byzanz: Berliner Byzantinische Arbeiten 24, Berlin 1960.
Şesan M. La flotte byzantine a l’époque des Comnènes et des Anges: Byzantinoslavica XXI (1960), 1, p. 48–61.
Soloviev A. Histoire du monastère russe au Mont Athos: Byzantion VIII (1933).
Sommerad L. Agnés de France; Deux princesses d’Orient au XII siècle, Paris 1907.
Stadtmüller G. Michael Choniates Metropolit von Athen: Orientalia Christiana, t. XXXIII, 2, Nr. 91, Febr.-Mart. Roma 1934.
Svoronos N. Le seаment de fidelité а l’empereur byzantin et sa signification constitutionelle: Acte du VIe Congrès Intern. d’Études Byzantines, Paris 1950. t. I, p. 191–197.
Tafel G. L. Komnenen und Normannen // Beiträge zur Erforschung ihrer Geschichte in verdeutschten und erläuterten Urkunden des XII. und XIII. Jahrhunderts, Stuttgart 18702.
Tafrali O. Thessalonique, les origines au XIVe siècle, Paris 1919.
Tiwtschew P. Narastwaneto na edroto yemewladenije wyw Wisantija prez XII w.: Izwestija za istorija na Naukite IX (1960), с. 215–244.
— Le régne de l’impereur de Byzance Andronic Ier Comnène (1183–1185): Byzantinoslavica 23, 1962.
Uspenski F. La politique orientale de Manuel Comnène: Comptes-rendus de la Societé Palistinienne Russe XXIV (1926), Leningrad.
Uspensky Th. Outlines of the History of the Empire of Trebizond, Leningrag 1929.
Wasilewski T. Studia nad składem społecznym wczesnośredniowiecznych sił zbrojnych na Rusi: Studia Wczesnośredniowieczne IV (1958), с. 301–387.
Vasiliev A. Histoire de l’empire byzantin, том II, Paris 1932. Лекции по истории Византии, эпоха Комнинов (1081–1185), Петербург-Ленинград 1923–25.
— The Foundation of the Empire of Trebizond (1204–1222): Speculum XI (1936), Nr. 1, с. 1–37.
Vernadskij G. Relations byzantino-russes au XIIe siècle: Byzantion IV (1927–8), с. 269–276.
Wilken F. Andronikus Komnenus: Raumers Historisches Taschenbuch 2, Leipzig 1831, с. 431–545.
— Rerum ab Alexio I, Ioanne, Manuele et Alexio II Comnenis gestraum libri IV, Heidelberge 1811.
— über die Verhältnisse der Russen zum Byzany-Reiche in der Zeit vom IX–XII. Jahrhunderts: Abhandlungen der Preussischen Akademie d. Wissenschaft Phil.-Hist. Klasse 1829, S. 75–135.
Wirth P. Wann wurde Kaiser Alexios II. Komnenos geboren? // BZ 49 (1956), S. 65–67.
Włodarski Br. Rezension: Przegląd Historyczny XLIV (1953), с. 426–38.
Zacharie von Lingenthal E. Geschichte des griechisch-römischen Rechts, Berlin 18923.
Zeller F. Ch. Andronikus der Komnene Römischer Kaiser. Ein historisches Gemälde aus dem oströmischen Kaiserthum im zwölften Jahrhundert, Bd. II, Stuttgart 1804.
Zlatarski W. Bylgarija pod Wisantijsko Wladiczestwo (1018–1187), Sofia 1934.
IV. Литература на русском языке
Васильевский В. Из истории Византии в XII веке, Союз двух империй (1148–1155) // Славянский Сборник, II (1877), с. 210–290; Перепечатка: Tруды, т. IV, Ленинград 1930, с. 18–105.
— Материалы для внутренней истории византийского государства; Властители, монастыри и сборщики податей в XI и XII веках // ЖМНП. IV (1879), т. 202, с. 386–438.
— О браке сына Коломана Ладислава // Славянский Сборник, т. II, Санкт-Петербург 1877.
— Труды, тома I–IV, Санкт-Петербург 1908–1909–1915, Ленинград 1930.
Горянов Б.: Византийский Временник. I (1947), с. 375.
Греков В. Киевская Русь. Москва 1953.
Грот К. Из истории Угрии и славянства в XII веке (1141–1173), Варшава 1889.
— Карпато-дунайские земли в судьбах славянства и в русских исторических изучениях // Новый сборник статей по славяноведению, составленный и изданный учениками В. И. Ламанского, Санкт-Петербург 1905, с. 69–140.
Димитриу А. К вопросу о договорах русских с греками // Византийский Временник. II (1895), с. 531–550.
Иконников В. Опыт русской историографии, т. II, 1, Киев 1908.
Кондаков П. Македония, Санкт-Петербург 1909.
Куник А. Основание Трапезундской империи в 1204 году // Ученые Записки Императорской Академии Наук по первому и третьему отделению, Санкт-Петербург, том II (1854), с. 705–733.
— Дополнения к статьям о трапезундских… делах, там же, с. 733–846.
Левченко М. История Византии, Москва—Ленинград 1940.
— Очерки по истории византийской образованности, Санкт-Петербург 1891.
Литаврин Г. Болгария и Византия в XI–XII вв., Москва 1960.
Лихачев Д. Национальное самознание Руси, Москва-Ленинград 1945.
Лопарев Х., Алексей Комнин на Руси и в Сицилии // ЖМНП 311, 1897.
— Брак Мстиславны (1122 г.): Византийский Временник. IX (1902), с. 418–445.
— Русь и греки. Summa Rerum Rhomaeorhossicarum, Санкт-Петербург 1898.
Мейчик Д. Русско-византийские договоры: ЖМНП (1915), VI, с. 349–372; X, с. 292–317; XI, с. 132–163.
Мельгунов Т. Очерки по истории русской торговли XI–XV вв., Москва 1905.
Мошин В. Русские на Афоне и русско-византийские отношения в XI–XII вв. // Византинославика IX (1947–8), с. 55–85; XI (1950), с. 32–60.
Острогорский Г. Отношение Церкви и государства в Византии // Семинар Кондакова IV (1931), с. 121–132.
— Византийские писцовые книги: Византинославика IX (1948), с. 203–306.
— Возвышение рода Ангелов // Юбилейный сборник Руcского Археологического Общества в Королевстве Югославии, Белград 1936, с. 111–128.
Пападимитриу С. Брак Мстиславны с Алексеем Комнином // Византийский Временник. XI (1904) с. 73–98.
— Феодор Продромос, Приложения, Одесса 1905, с. 405–412.
Пашуто В. Очерки по истории Галицко-Волынской Руси, Москва 1950.
Приселков М. Очерки по церковно-политической истории Киевской Руси X—XV вв. // Записки истор.-фил. факультета Импер. Петербургскаго Университета, т. 116, Санкт-Петербург 1913.
Русско-византийские отношения IX—XII вв. // Вестник древней истории 3(8), 1939, с. 98–109.
Соколов Н. К вопросу о взаимоотношениях Византии и Венеции в последние годы правления Комнинов (1171–1185) // Византийский Временник. V (1952), с. 139–151.
Соловьев А. Восточная политика венецианской плутократии в XII в. // Ученые записки Государственного университета XVII (1950).
Сюзюмов М. Внутренняя политика Андроника Комнина и разгром пригородов Константинополя в 1187 году // Византийский Временник. XII (1957), с. 58–74.
Успенский Ф. Богословское и философское движение в Византии XI и XII веков // Византийский Временник. IX (1891), т. 277, с. 102–159; X (1891), т. 277.
Успенский Ф. Образование втораго Болгарскаго Царства // Записки Императорскаго Новороссийскаго Университета, Одесса 1879, т. 27, с. 97–448.
— Очерки по истории русско-византийских отношение, Москва 1956.
Успенский Ф. Последние Комнины, Начало реакции // Византийский Временник. XXV (1927), с. 1–23.
— Цари Алексей II и Андроник Комнины (1180–1185 гг.) // Византийский Временник. XI (1880), т. 212, с. 95–130; III (1881), т. 214, с. 52–85.
— История Византийской Империи, том III, Москва-Ленинград 1948.
Филевич И. Борьба Польши и Литвы-Руси за Галицко-Владимирское наследие // ЖМНП. 1889, XI, с. 135–187; 280–304; 1890, I, с. 95-135; II, с. 253–302; III, с. 119–168.
Флоровский А. К изучению истории русско-византийских отношений // Византинославика XIII (1952), с. 301–311.
Фрейденберг М. К истории классовой борьбы в Византии в XII в. // Ученые Записки Великолуцкого Госуд. педагог. института, 1954.
— Труд Иоанна Киннама как исторический источник // Византийский Временник. 16 (1959), с. 29–51.
Шестаков С. Византийский посол на Русь Мануил Комнин // Сборник статей в честь Д. А. Корсакова, Казань 1913, с. 366–381.
Шмитт Т. Кахри-Джами // Известия Русского Археологическаго института в Константинополе XI (1906).
ХРОНОЛОГИЯ СОБЫТИЙ
1092 Год рождения Исаака, отца Андроника.
1104 Обручение русской принцессы Володаревны с Исааком.
1122 Смерть cевастократора Андроника, брата Исаака.
1123 19 февраля. Бегство Исаака с сыном к туркам.
1123/4 Год рождения Андроника.
1132 Прибытие Исаака в Палестину.
1136 Возвращение Исаака в Константинополь.
1143 Бегство Иоанна, брата Андроника, к туркам. Исаак содержится под стражей в Ираклии на Понте. Андроник в турецком плену.
1145 Приблизительно. Год рождения Мануила, первого сына Андроника.
1151 Февраль. Назначение Андроника дукой Киликии и Исаврии. Заговор с Балдуином III и Масудом против Мануила.
1152 Исаак, отец Андроника, основывает монастырь в Вере.
Смерть Исаака, отца Андроника.
1153 Первая половина года. Андроник становится наместником фем Ниш и Браничево. Заговор Андроника с венгерским королем Гезой II и Фридрихом I Барбароссой. Декабрь. Андроник сопровождает Мануила в военном походе на Пелагонию.
1154 Начало года. Андроник заключен в дворцовую тюрьму.
1155 Андроник сочетается браком с грузинской принцессой.
1158 Поздняя осень. Первый, неудавшийся побег Андроника из тюрьмы.
1159 Год рождения второго сына Андроника, Иоанна.
1164 Конец года. Второй побег Андроника из тюрьмы. Прибытие Андроника в Галич.
1165 Начало года. Возвращение Андроника в Константинополь.
Апрель-май. Участие Андроника в войне против Венгрии. Андроник повторно назначен дукой Киликии и Малой Армении.
1166 Конец года. Бегство Андроника в Антиохию. Любовная связь с Филиппой Антиохийской.
1167 Январь. Приход Андроника в Палестину. Любовная связь Андроника с Феодорой.
1168 Конец года. Бегство Андроника из Палестины.
1168– Путешествие Андроника с Феодорой в
1169 Дамаск, Багдад, Харран, Мардин, Эрзерум.
1170 Приблизительно. Пребывание Андроника в Грузии. Рождение Алексея, сына Феодоры и Андроника.
1174– Путешествие Андроника вместе с семьей
1176/7 в Харин и турецкую Иберию.
Длительное пребывание у Салтуха.
1178– Возвращение Андроника в Константино-
1179 поль. Андроник назначен наместником Понта в Пафлагонии (Инеон, Синоп).
1181 Бела III атакует северные границы Византийской империи. Килидж-Арслан нападает на приграничные области Византийской империи.
1182 Конец апреля. Приход Андроника с армией под Константинополь.
2 мая. Латинский погром в Константинополе.
Первая половина мая. Марш-бросок Андроника в Константинополь.
Середина мая. Вторая коронация Алексея II. Андроник становится регентом Византийской империи.
Июль. Отравление кесариссы Марии. Амнистия участников заговора против протосеваста. Первый заговор против Андроника.
Август. Злодейское убийство Ренье, супруга кесариссы.
Декабрь. Издание хризобула о снятии запрета на продажу ленных поместий.
1183 Август. Василисса Мария задушена в тюрьме.
Начало сентября. Андроник становится соправителем. Коронация в Св. Софии.
Вторая половина сентября. Насильственная смерть Алексея II. Андроник в качестве самодержца Империи.
Согласие Синода на брак Андроника с Анной-Агнес.
Сентябрь. Восстание Пруса и Лопадиона против Андроника.
Приблизительно октябрь. Освобождение Андроника Синодом от присяги, которую он принес Мануилу. Брак Ирины, дочери Андроника, с Алексеем, сыном Мануила и Феодоры.
Октябрь. Договор Андроника с Венецией и Папой Луцием III.
1184 Весна-лето. Усмирение Никеи и Пруса.
Конец года. Указ о казнях. Оппозиция против Андроника нарастает.
1185 5 августа. Норманны захватывают Драч (Диррахий).
6–15 августа. Осада и захват Фессалоник.
Начало сентября. Договор с Саладином.
11 сентября. Неудавшаяся попытка ареста Исаака Ангела. Андроник направляет из Мелудиона воззвание к населению Константинополя.
12 сентября. Андроник свергнут с престола, схвачен в Хеле и брошен в константинопольскую тюрьму.
Приблизительно 20 сентября. Мучительная смерть Андроника.
[1] Eust. 415; F. Chalandon. Histoire dela domination Normande, p. 400–401.
[2] Nik. 371.
[3] F. Dölger. Regesten, Nr. 1559.
[4] Nik. 372,22.
[5] Mich. Akom. 349.
[6] Eust. 389,2.
[7] Nik. 357, 11–358, 4.
[8] Ф. Успенский. Последние Комнины, c. 21; также: Неизданные речи: ЖМНП, II, c. 381.
[9] F. Dölger. Regesten, Nr. 1555.
[10] F. Wilken. Retrum ab Alexio, S. 511, 542; F. Chalandon. Les Comnène, II, p. 55.
[11] La chronique de Cavala, V. 9–11.
[12] Eust. 412,15.
[13] Nik. 357,1.
[14] Mich. Akom. I, c. 158.
[15] Nik. 429,6.
[16] Mich. Akom. I, p. 174,32; F. Dölger. Regesten, Nr. 1565; J. Danstrup. Recherches critiques, p. 93; F. Chalandon. The Earlier Comneni, p. 328 и далее.
[17] Nik. 421,16; 426.
[18] Михаил Акоминат говорит также о великих благодеяниях Андроника (Mich. Akom. I, p. 164, 16–21).
[19] Nik. 429,10.
[20] F. Dölger. Regesten, Nr. 1558; Nik. 430,12.
[21] Хрисовул – наиболее торжественное выражение воли императора, написанное красными чернилами (пурпуром) и скрепленное золотой печатью – примеч. ред.
[22] F. Dölger. Regesten, Nr. 1153; ср. Nr. 1333, 1398.
[23] G. Ostrogorskij. Pour l’histoire de la feodalité, p. 42; М. Сюзюмов. Внутренняя политика, c. 64.
[24] F. Dölger. Regesten, Nr. 1561; J. Danstrup. Recherches critiques, p. 89.
[25] Евстафий даже говорит о плохом состоянии Фессалоник, вызванном правлением Андроника в Империи, но он имеет в виду состояние обороны города. (Eust. 365, 3). Поэтическую версию оздоровительных мероприятий Андроника дает Ефрем (5248–70).
[26] Nik. 432, 7; R. Guilland. Études sur la topographie de C-ple Byzantin, p. 61–62.
[27] В. Корианов, Византийский Временник. I (1947), c. 375.
[28] М. Левченко, История Византии, c. 215; М. Сюзюмов. Внутренняя политика, c. 65.
[29] Ф. Успенский. Последние Комнины, c. 17–18.
[30] Le regne de l’empereur de Byzance Andronik Ier Comnène (1183–1185), Byzantinoslavica 23, 1962, p. 34 и далее.
[31] Ср. А. Каждан, Византийский Временник. XXIV, 1964, c. 253–254.
[32] Об истории прибрежного права в Византии говорит М. Сюзюмов (Внутренняя политика, c. 66, примеч. 46).
[33] Nik. 426,11; Nikephoros Gregoras I, p. 175; F. Dölger. Regesten, Nr. 1566.
[34] Nik. 428,5; F. Cognasso. Un imperatore, p. 30.
[35] М. Фрейденберг. К истории, c. 46.
[36] М. Сюзюмов. Внутренняя политика, c. 66.
[37] Nik. 428,18.
[38] Nik. 428,21.
[39] В. Левченко. Очерки по истории, c. 494.
[40] Nik. 429,19.
[41] Nik. 334,18.
[42] Г. Острогорский. Возвышение рода Ангелов, Белград 1936, c. 111–128; M. Paulova. Ucast Srbu, S. 257.
[43] Die Rede des Ioannes Syropulos an Isaak, p. 12, 28. Никита говорит здесь об авторстве Агиaхристофорита (Nik. 436, 23–437, 7).
[44] Theodoros Balsamon. Kanon III: Migne PG 137, col. 1132 B-C.
[45] Nik. 419,12.
[46] Eust. 415,16.
[47] F. Dölger. Regesten, Nr. 1560.
[48] Eust. 414,2.
[49] Nik. 435.
[50] Nik. 409.21.
[51] Eust. 413, 15–24; Chronica Albrici: MGHS XXIII, p. 850; Continuatio Zwetl. Altera: MGHS IX, p. 542.
[52] Eust. 414,16; Craecorum proceres eius ab ense cadunt: Codefridi Pantheon, Muratori RIS VII, col. 461.
[53] Эргастерии – государственные и частные ремесленные корпорации в Византии, которые занимались изготовлением и реализацией своей продукции – примеч. ред.
[54] Nik. 375,15.
[55] Eust. 403,16.
[56] La Chronique de Cavala, p. 9; Zitije Simeona Nemanie, p. 30–32, ср. Zivot Stefana Nemanje, p. 41; Ansbertus, Ystoria, p. 22–23; V. Laurent. La Serbie entre Byzance, p. 116; G. Moravcsik. Pour une alliance, p. 555.
[57] Th. Von Bogyay, BZ 48 (1955), С. 393; BZ 45 (1952); c. 422.
[58] M. Dinic. Branicevo, p. 55.
[59] K. Jirecek. Istorija Srba, p. 152.
[60] Nik. 359,2.
[61] G. Moravcsik. Pour une alliance, p. 561–562.
[62] G. Ostrogorsky. Geschichte des byzant. Staates, p. 318.
[63] Zivot Stefana Nemanje, p. 42. О дальнейших венгерско-сербских и сербско-византийских отношениях см. V. Laurent, La Serbie, p. 120–129; N. Radojčič. Promena u srpsko-madzarskim odnosima, p. 1–21.
[64] Nik. 384,11.
[65] Х. Лопарев придерживается того мнения, что Алексей был сослан не к скифам, а в Русь (Алексей Комнин на Руси и в Сицилии // ЖМНП, 311, 1897, c. 415).
[66] Eust. 416,4.
[67] Nik. 385; Eust. 418.
[68] Eust. 418, 20–3; Nik. 414,5.
[69] N. Radojčič. Dva poslednja Komnena, p. 38.
[70] Nik. 551,12.
[71] Eust. 419.
[72] Eust. 416,4.
[73] Nik. 436, 4–8.
[74] Eust. 414,12.
[75] J. Danstrup. Recherches critiques, p. 87.
[76] F. Dölger. Regesten, Nr. 1500.
[77] A. Dandulus. Chronicon Venetum: Muratori RIS 1. X, T. II,4: XII 309 B; Chronicon Justiniani; MGHS XIV, p. 89,43.
[78] Nik. 223,16.
[79] Н. Соколов. К вопросу о взаимоотношениях // Византийский Временник. V (1952), c. 139–140.
[80] Ф. Успенский придерживается другого мнения (История Византийской империи III, c. 302–303).
[81] М. Сюзюмов. Внутренняя политика, c. 66.
[82] Gesta Regis Henrici Secundi Bened. Abbat., I 257: Chronica Magistri Rogeri de Honedene II, 205.
[83] F. Cognasso. Partii politici, p. 294; там же Un imperatore, p. 44; A. Vasiliev. Histoire de l’empire, p. 83; L. Bréhier. Vie et mort de Byzance, p. 348.
[84] G. Ostrogorsky. Geschichte des byzant. Staates, S. 318.
[85] Eust. 505, 3; Chronicon Fossae Novae ad ann. 1185 (столб. 875); Annales Ceccanenses: MGHS XIX ad. Ann. 1185.
[86] Eust. 423,11; 424,5; 438,18.
[87] F. Dölger. Regesten, Nr. 1562; O. Tafrali. Tessalonique, p. 184.
[88] Leonis Grammatici Chronographia ex recogn. I Bekkeri, accedit Eustathii de capta Thessalonica liber, Bonnae, 1842, p. 365–554. Свидетельства Евстафия были проанализированы Никитой Хониатом при описании завоевания этого города (ср. Gy. Moravcsik. Byzantinoturcica, I, p. 446).
[89] Eust. 499,20.
[90] N. Radojčič. Dva poslednja Komnena, p. 85; F. Dölger. Regesten, Nr. 1563.
[91] Chronicon Magni Presbyteri: MGHS XVII, p. 511, col. 19–29; ср. Annales Colonienses Maximi: MGHS XVII, p. 790,15.
[92] J. Danstrup. Recherches critiques, p. 96.
[93] Chronicon Magni Presbyteri, там же, col. 30–34.
[94] F. Chalandon. Historie de la domination Normande, p. 413.
[95] Nik. 192,14.
[96] Nik. 443,14.
[97] Chronica Albrici MGHS XXIII, c. 850, кол. 5–12.
[98] R. Janin. Constantinopole byzantin, c. 149–50, 443.
[99] F. Dölger. Regesten, Nr. 1564.
[100] Nik. 449; 447,17.
[101] Сегодня Кичелийский лиман находится на побережье Малой Азии у выхода из Босфора.
[102] R. Janin, op. cit., p. 169–70, 266.
[103] Nik. 460, 14.
[104] Латинские источники о смерти Андроника собрал Н. Радойчич (Dva poslednja Komnena, p. 94–95, примеч. 1). Они повторяют греческую версию с дополнениями, внушающими отвращение: например, Chronicon fratris Pipini: Muratori RIS IX, col. 613–615; Contin. Zweltens. Altera: MGHS IX, p. 543; Wilh. Tyr. Continuata Belli Sacri Historia: Migne PG рис. 201, col. 900.
[105] Nik. 333,11.
[106] Nik. 462,13.
[107] C. Neumann. Griechische Geschichtsschreiber, S. 91, примеч. 2. Последние научные исследования Р. Браунинга (Unpublished Correspondance between Michael Italicus, Arcbishop of Philippolis and Theodore Prodroms, Byzantinobulgarica I 1962, p. 281) показали, что монодия Иоанна Цеца «De imperatore occiso» (Doc. Paris, 2644) не касается Андроника, как полагал К. Крумбахер (Geschichte der byzantischen Literatur, S. 527, 832–833; ср. Ф. Успенский, Последние Комнины, c. 8, 17–18). Также монодия на смерть Андроника (Cod. Barocc. 131), которую приписывают Михаилу Италику (K. Krumbacher, S. 466, примеч. 1; 470, примеч. 3; F. Cognasso. Pertiti polititi, p. 317, примеч. 2) относится не к Андронику Комнину, а к севастократу Андронику. Короткая поэма из 64 стихов под названием «Сын Андроника», которая входит в эпический цикл о Дигене Акрите, содержит множество реминисценций из жизни Андроника Дуки (X век).
[108] Nik. 466, 10–19.
[109] Слухи о побеге внуков Андроника из Константинополя сохранялись еще при Лаонике Халкокондиле, который описывал внуков как сыновей императора (c. 461, 12 и далее.)
[110] Nik., Urbs, 842,13; ср. A. Vasiliev. The Foundation, p. 717–718, примеч. 18; Th. Uspensky. Outlines, p. 42, 34, 40–1; G. Ostrogorsky. Geschichte des byzant. Staates, S. 339–340; J. Fallmerayer. Geschichte des Kaisertums von Trapezunt, S. 41–43.
[111] Eust. Opusc. 270.
[112] Nik. 462,10.
[113] Ср. G. Ostrogorsky. Geschichte, S. 315, примеч. 1.
[114] К. Маркс дал Андронику следующую характеристику: «Принц и авантюрист, храбрый, подлый, хитрый, вероломный, рыцарственный, необычайно сильный»: Архив Маркса и Энгельса, Т. V, c. 191.
[115] Ср. J. Irmscher: «даже национальное государство было распространено на Византию действиями Андроника Комнина» (Das Abendland und Byzanz, S. 110).
[116] G. Ostrogorsky, Geschichte, S. 317.
[117] Mich. Akom. I, p. 142,157; II, 50.
[118] Kinn. 230,23.
[119] К. Грот в ук. месте (см. примеч. 52 в разд. IV c. 65) 239: «писал понаслышке»; С. Шестаков, в ук. месте 380; А. Куник в ук. месте 715.
[120] Kinn. 232, 3–7.
[121] G. Vernadskij. Byzantion 4, 1927–1928, 274.
[122] H. Kapр-Herr. Die abendländische Politik, S. 143; М. М. Фрейденберг. Труд Иоанна Киннама, c. 41.
[123] К. Грот в ук. месте 328.
[124] Ed. De Muralt. Essai de chronographie byzantine, 2, St. Petersburg 1871, 186.
[125] F. Chalandon, в ук. месте 481 примеч. 5; C. du Cange. De familiis byzantinis, Venetiis 1729, 191; G. Vernadskij. Byzantion 4, 1927–28, 271; А. Куник, в ук. месте 709. 717; С. Шестаков, в ук. месте 381.
[126] Kinn. 232,7.
[127] Kin. 235, 1–3. F. Dölger. Regesten, Nr 1459.
[128] Kinn. 235,3.
[129] Речь идет о пребывании Андроника у Ярослава. Его отец Владимирко был лоялен по отношению к императору.
[130] Kinn. 235,10.
[131] G. Ostrogorsky. Die byzantische Staatenhierarchie, Seminarium Kondakovianum, 8 (1936). S. 17.
[132] С. Шестаков, в ук. месте 381; A. M. Ammann. Abriss der ostslavischen Kirchengeschichte, 1950, 41; К. Грот, в ук. месте 331 и далее.
[133] Kinn. 232,5.
[134] Kinn. 235,1.
[135] Kinn. 235,3.
[136] Kinn. 235,10.
[137] Kinn. 235,23.
[138] Ипатьевская летопись: ПСРЛ, 2, 335, к 1159 году; К. Грот, в ук. месте 329; F. Chalandon, в ук. месте 481 и далее.
[139] Geschichte der UdSSR, 1, Berlin 1957, 384; I. Filewitsch, в ук. месте (см. примеч. 68 к главе IV); К. Грот, в ук. месте 330 и далее; F. Chalandon, в ук. месте 488. примеч. 3.
[140] Kinn. 235, 3–7; ср. С. Шестаков, Византийский посол, с. 381.
[141] Kinn. 232, 5.
[142] Kinn. 235, 8.
[143] Kinn. 235, 23.
[144] C. Neumann. Griechische Geschichtsschreiber und Geschichtsquellen im zwölften Jahrhundert, Leipzig 1888, примеч. 2.
[145] Kinn. 235, 1.
[146] Kinn. 235, 1.
[147] К. Грот, в ук. месте 330.
[148] Там же, примеч. 2.
[149] C. Jireček. Geschichte der Serben, Gotha 1911, 250 примеч. 5.
[150] Kinn. 236, 4.
[151] Уже Дюканж не знал, что делать со словом K…ama, и считал это ошибкой при записи слов Kiob…a или K…oba (In Ioannis Cinnami, с. 380, zu Kinn. 236, 4) — тета является открытой в греческом написании славянских имен; slawos — европейское проникновение.
[152] G. Vernadskij. Byzantion 4, 1927)28, 271 примеч. 2; V. Moschin. Byzantinoslavica 11, 1950, 51.
[153] Kinn. 236, 3–9.
[154] Густинская летопись: ПСРЛ, II, 2, 307, 41–308, 5.
[155] Ипатьевская летопись: ПСРЛ, II, 2, 92, 6–11.
[156] В. Н. Татищев. История Российская с самых древнейших времен, 1–3, Москва, 1768–1773, 4, Санкт-Петербург 1784, цитируется по М. В. Левченко, в ук. месте (см. примеч. 44 к главе IV) 483.
[157] V. Moschin. Byzantinoslavica 11, 1950, 47 примеч. 18.48.51; F. Dölger. Regesten, Nr. 1461.
[158] Kinn. 236,20.
[159] N. M. Karamsin. Geschichte des Russischen Reiches, 2, Riga 1820, S. 319. 375; F. Chalandon, в ук. месте, 481; М. М. Фрейденберг. Труд Иоанна Киннама, с. 42; G. Vernadskij. Byzantion 4, 1927)28, 274; W. Grekow. Geschichte der UdSSR в ук. месте, 386; В. Васильевский. Из истории Византии XII, с. 234, примеч. 41; V. Moschin. Byzantinoslavica 11, 1950, 51; E. Frances. Byzantinoslavica 20, 1959, 57; М. В. Левченко, в ук. месте, 437 и далее, 479. 483. 485.