Веймарская республика, возникшая в конце 1918 года на руинах обанкротившейся Германской империи, была принципиально демократическим государством, но она объединила народ, разоренный войной и униженный Версальским миром. «Германия не проиграла бы в 18-м, если бы ей не нанесли предательский удар ножом в спину либералы, евреи, социал-демократы», — шептались по кухням, громко провозглашали в пивных, учили на кафедрах и площадях и ветераны, и домохозяйки, и школьные учителя, и университетские профессора. Из национального унижения, как и из личной неудачи, всегда есть два пути: бесплодный и даже самоубийственный путь мести врагам — и плодотворный путь осознания собственных ошибок, приведших к беде.

Беда Германии в ее Веймарский период была в том, что и правые, и левые были одержимы ненавистью и местью, а не конструктивной созидательной силой, — в результате народ избрал Гитлера и вместо возрождения обрек себя на страдания и позор. Успех Германии после 1945 года в том, что она нашла в себе силы пересмотреть отношение к прошлому, назвать нацистский выбор народа преступлением и соблазном и встать на путь созидания, а не мести. Так была построена действительно великая Германия, богатая, демократическая, миролюбивая, — вместо «тысячелетнего Третьего рейха», успевшего за 12 лет своего существования погубить бесчисленное множество людей и разорить почти всю Европу, а более всего — собственный Faterland. Знаменитый канцлер «Второго рейха» князь Отто фон Бисмарк любил говорить, что умные люди учатся на чужих ошибках. Может быть, он был прав?

Ведущий российский германист Борис Сергеевич Орлов размышляет о происшедшей 80 лет назад великой мартовской ошибке немецкого народа.

Хотя и принято ссылаться на некогда высказанное суждение — мол, история учит тому, что она ничему не учит, — на практике происходит разное. Одних и в самом деле не учит. Другие вытаскивают из прошлого, как изюмины из булки, только положительные примеры, и этим обосновывают свое видение исторического процесса. А третьи пытаются осмыслить всю совокупность обстоятельств и с учетом этих обстоятельств выстраивают логику общественного поведения.

Однако и в этом случае единого подхода не существует. Наглядный пример — 80-летие прихода к власти нацистов в Германии, которое в эти дни и недели обсуждается в СМИ, на страницах научных журналов.

Сложилось устойчивое представление, что точкой отсчета является 30 января 1933 года, когда президент Гинденбург назначил Гитлера канцлером германского правительства. Но возникает вопрос: почему в таком случае Гитлер настоял на новых выборах в Рейхстаг, которые и состоялись спустя месяц с лишним, 5 марта 1933 года, и на которых Гитлер заявил, что «национальная революция» наконец-то состоялась? Если вспомнить, что тот же Гитлер то же самое говорил во время так называемого «пивного путча» в Мюнхене еще 8 ноября 1923 года, провозгласив «поход на Берлин», то получается, что для осуществления этой цели — завоевания кресла канцлера — ему понадобилось 10 лет. Что произошло за этот период, если учесть, что уже на следующий день, 9 ноября 1923 года, мюнхенская полиция путчистов разогнала, Гитлера посадили в тюрьму, а деятельность его партии запретили по всей стране?

Отсюда и другой вопрос, который волнует не одно поколение немцев (и не только немцев): как получилось, что нация с богатыми культурными традициями, развитым правовым сознанием, опытом гражданского самоуправления в отдельных землях и городах, не говоря уже о всеобщей грамотности, поддалась на призывы и обещания человека, который, подобно крысолову, повел общество к пропасти, сопровождая этот путь действиями, которые по своей масштабной жестокости (прежде всего планомерное уничтожение евреев) превосходят все представления о пределах человеческого падения?

На эту тему написаны горы книг и статей. Я же со своей стороны хочу обратить внимание на сюжет, который в исторических исследованиях остается на периферии внимания. Дело в том, что в 1923 году состоялись не один, а два путча, которые проясняют умонастроение тогдашнего германского общества.

Про «пивной путч» Гитлера много сказано, написано и даже показано. Но мало кто знает, что именно на 9 ноября 1923 года — пятую годовщину Ноябрьской революции в Германии — партия российских большевиков и созданный ею Коминтерн планировали восстание по всей Германии, опираясь на отколовшуюся от социал-демократов (СДПГ) леворадикальную часть — партию коммунистов (КПГ).

В сентябре 1923 года Пленум ЦК РКП(б) утвердил тезисы — «Грядущая германская революция и задачи РКП(б)». Началась подготовка. Была создана комиссия Политбюро, в которую вошла почти вся тогдашняя большевицкая верхушка: Сталин, Зиновьев, Троцкий, Каменев, Радек. В Москву приехал руководитель КПГ Генрих Брандлер, который заверил, что к революции в Германии готовы и будут «брать курс на диктатуру пролетариата в форме советов». В Германию легально и нелегально поехали десятки экспертов — гражданских и военных, чтобы на месте руководить происходящим.

Но в последний момент сценарий не сработал. Брандлер отложил восстание на более позднее время. Почему — тема отдельного разговора. Но в Гамбурге, до которого решение об отмене не дошло, коммунисты во главе с Эрнстом Тельманом решили действовать. Вскоре Тельман сменит на посту руководителя КПГ «слабака» Брандлера*. Восстание было подавлено, а его ход описала Лариса Рейснер в очерках «Гамбург на баррикадах».

Таким образом, в 1923 году отчетливо проявились две тенденции: стремление к националистической диктатуре и стремление к коммунистической диктатуре. Чем обернется коммунистическая диктатура, можно было себе представить, наблюдая за действиями большевиков в Советской России. А вот куда ведет и зовет Гитлер — об этом в то время можно было строить только догадки.

В политической жизни Германии возник феномен, нуждавшийся в объяснении. Деятели Коминтерна долго голову не ломали: Гитлер — ставленник монополистических кругов и реакционной военщины, провозгласили в Москве. Но это было безмерное упрощение: в своих призывах и лозунгах партия Гитлера обращалась к самым разным слоям населения. Да и называлась она соответственно: Национальная и одновременно Социалистическая, Дойче (немецкая) и одновременно Рабочая (арбайтер) партия — НСДАП. Найти общий язык не только с промышленниками, но и со средними городскими слоями, с крестьянами и с наемными работниками — эту головоломную задачу постоянно пытался решать Гитлер, что порой приводило к кровавым столкновениям, в ходе которых физически уничтожались то сторонники леворадикального, антибуржуазного курса (Штрассер, Рём), то правые радикалы, адепты «консервативной революции» и католики-консерваторы — Герберт фон Бозе, Эрих Клаузенер, Эдгар Юнг, предшественник Гитлера на посту канцлера — Курт фон Шлейхер, генерал Фердинад фон Бредов.

Отличала эту партию и новая манера поведения: непосредственное обращение к населению лидеров, наделенных харизматическими способностями, красочно оформленные митинги и ночные факельные шествия, запоминающаяся партийная символика. Новые технические средства — радио, кино, — всё шло в дело.

На выборах президента, выступая в роли кандидата в марте 1932 года, Гитлер на машине объехал всю страну, выступив перед полумиллионом избирателей. Тогда он набрал 31% голосов, пропустив вперед только Гинденбурга — 49,6%. Во втором туре ему пришлось садиться в самолет. Он посетил 21 город и в каждом выступал по 5-6 раз в день.

Наиболее благодарной аудиторией Гитлера оказались женщины. Помню, какое впечатление в свое время произвел фильм Михаила Рома «Обыкновенный фашизм», особенно документальные кадры, где женщины на митинге с восторженными, умиленными лицами тянут руки к оратору. Для советского зрителя и читателя, воспитанного на карикатурах Кукрыниксов в «Крокодиле», Гитлер был смешной фигуркой с налипшей на лбу челкой и нелепыми усиками. А в Германии этого человека очень многие считали чуть ли не богом и небожителем. Он был кумиром женщин и детей.

Уже позже, на съезде НСДАП в 1937 году, Гитлер, обращаясь к представительницам слабого пола, сказал без всякого смущения: «Что дал вам я? Что дала наша социалистическая партия? Мы дали вам Мужчину».

Немецкий историк Хаген Шульце, анализируя причину успеха партии Гитлера, пришел к выводу: «НСДАП была народной партией более чем другие партии Веймарской республики… Успех национал-социализма в том, что он выводил страхи и предрассудки людей из подсознательной, иррациональной глубины на свет и формулировал их в соответствии со своим представлением… Гитлер учитывал эмоциональный дефицит масс»**.

С элитой Германии у Гитлера были непростые отношения. Только после конференции правонационалистических группировок в Гарцбурге11—12 ноября 1931 года Гитлера стали рассматривать как одного из лидеров этого направления. В конце того же месяца его в первый раз принял президент Германии Гинденбург. С этого времени к нему стали присматриваться как к серьезному перспективному политику. Первая встреча Гитлера с представителями промышленных кругов состоялась в Дюссельдорфе 27 января 1932 года. На этой встрече Гитлер проговорил два с половиной часа, излагая свое видение происходящего в Германии и в окружающем мире. Триста промышленников наградили его выступление аплодисментами, давая тем самым понять, что курс, предлагаемый Гитлером, их в основном устраивает.

Гитлер предлагал не только решение практических задач, в частности, устранение ограничений Версальского договора. Он уже тогда начал выстраивать концепцию принципиально нового политического режима, который чуть позже охарактеризуют как «государство фюрера» или, точнее, как «государство фюрерского принципа». Что это такое, никто толком не знал. Ведь в первоначальной программе НСДАП 1921 года, когда ее председателем стал Гитлер, были сформулированы самые общие положения: стабильность и порядок; защита частной собственности; построение немецкого «созидательного капитала»; искоренение марксизма и либерализма. Установка на «превосходство арийской расы» и на завоевание необходимого «жизненного пространства» развивалась и внедрялась в сознание масс постепенно, с оглядкой на реакцию окружения и в рамках тех возможностей, которые открывала конституция.

В Веймарской республике большие полномочия имел пост президента и весьма скромные — канцлера. Вот почему Гитлер воспринял его назначение канцлером 30 января 1933 года лишь как промежуточный этап. В составе правительства его партии принадлежало всего 3 места — он сам (канцлер), министр внутренних дел (Фрик), министр без портфеля (Геринг). Остальные 10 постов были у консерваторов. Отсюда требование — новые выборы в Рейхстаг, которые и состоялись 5 марта 1933 года.

Выборы проходили фактически в условиях гражданской войны. Штурмовики создали на улицах городов — прежде всего в Берлине — атмосферу террора. Ситуацию усугубил поджог в Рейхстаге 27 февраля 1933 года, то есть за неделю до выборов, что тут же было использовано нацистской пропагандой для компрометации партии коммунистов. Уже на следующий день президент подписывает Указ «О защите народа и государства», позволявший полиции производить аресты подозреваемых без судебного контроля.

В такой обстановке НСДАП получила 5 марта 43,9% голосов (на 10,8% больше, чем в ноябре 1932 года). При этом явка избирателей была исключительной — 88,7%, и у нас нет оснований подозревать массовую фальсификацию. За партию Гитлера проголосовали 17,3 млн немцев. Уровень поддержки социал-демократов практически не изменился, а коммунисты потеряли более 1,1 млн голосов. Вступив в коалицию с правыми партиями, Гитлер с трудом добился для своего правительства абсолютного парламентского большинства в 51,9 процента.

Для утверждения популярности своей и НСДАП Гитлер предпринимает следующие ходы. Первое заседание Рейхстага проводится не в Берлине, а в Потсдаме, резиденции прусских королей, где над могилой Фридриха Великого Гинденбург пожимает руку Гитлеру, давая понять, что видит в нем продолжателя прусских традиций. Уже 23 марта 1933 года Гитлер ставит вопрос о предоставлении ему чрезвычайных полномочий. Но для принятия этого закона нужны две трети голосов депутатов. Перед партиями консервативной ориентации, представленными в Рейхстаге, встает поистине гамлетовский вопрос: «Быть или не быть?» — в смысле дальнейшего самостоятельного политического существования. После сложных маневров было принято решение поддержать Гитлера, и только социал-демократы (94 голоса) были против (депутаты КПГ уже ушли в подполье, были арестованы или эмигрировали).

Прошло совсем немного времени, и консервативные партии заявили о своем самороспуске — Немецкая народная национальная партия (27 июня 1933 года); Немецкая народная партия (28 июня); Баварская народная партия (4 июля); партия Центра (5 июля). СДПГ просто запретили 22 июня, а 14 июля Гитлер принял закон против образования новых партий.

Закон 23 марта 1933 года «О чрезвычайных полномочиях» позволял канцлеру издавать законы и управлять страной без согласия Рейхстага. Как констатируют авторы трехтомного учебника истории Германии, «отныне Веймарская конституция превратилась в собственную тень»***. Иными словами, национальная революция, о необходимости которой нацисты говорили еще в 1923 году, в марте 1933-го наконец-то свершилась. Свершилась при поддержке тех, кто мечтал о собственной «консервативной революции».

В дни мартовской революции Гитлер принимает несколько характерных и судьбоносных решений.

13 марта он подписывает указ о создании министерства «народного просвещения и пропаганды». Министром назначается его друг и сподвижник Йозеф Геббельс. Через два месяца (10 мая) по инициативе нового министра прославленное германское студенчество сжигает в кострах на площадях университетских городов вредные «негерманские книги» из частных и общественных библиотек. Под радостные крики студентов и немалой части профессуры начинается затмение Германии.

22 марта под Мюнхеном, в местечке Дахау, в корпусах бывшего завода начал действовать концлагерь. Так в Германии было положено начало массовому преследованию и уничтожению неугодных людей в системе концлагерей.

В последний день марта Гитлер подписывает «Временный закон об унификации земель и рейха». С земельной (областной) автономией начинают планомерно расправляться. А в первый день апреля объявляется бойкот еврейских магазинов — пока только бойкот, и только магазинов…

Как на все это реагировала мыслящая часть немецкого общества? Как она воспринимала происходящее, как оценивался постепенный, но неуклонный сдвиг в сторону тотальной диктатуры знатоками права, культурной элитой Германии?

Вот — Карл Шмитт, один из самых известных правоведов страны. Шмитт не скрывал и до 1933 года, что он не принимает Веймарскую республику, либеральную демократию. Современное государство, полагал он, превратившееся в арену больших политических группировок, уже не имеет определенной общественной цели. Парламентарии из свободных представителей народа деградировали в агентов отдельных политических партий. Отсюда Шмитт делал вывод, что современные институты государства стали насквозь коррумпированными и идут к неотвратимой гибели.

Но вот перед прославленным правоведом новая политическая ситуация, конкретные действия Гитлера и его сообщников, узурпирующих власть в стране. Как он реагирует на это? Своей статье, опубликованной в 1934 году не где-нибудь, а в газете специалистов по праву, он дает такой заголовок: «Фюрер защищает право». Шмитт так объясняет свою позицию: «Истинный фюрер — всегда судья. Судейство вытекает из фюрерства. По правде говоря, действия фюрера были осуществлением полной юрисдикции. Они не подчиняются правосудию, они сами есть правосудие»****.

А тем временем Гитлер продолжал осуществлять свое «правосудие». 1 августа 1934 года он издает закон о главе Германского рейха, соединивший посты канцлера и президента. Так получилось, что на следующий день скончался Гинденбург. Но стать новым президентом Гитлер не пожелал. Он одновременно канцлер и фюрер. А фюрер выше всех должностей и над всеми должностями.

Немцы, большей частью, тогда восприняли это как должное. Как и «Нюрнбергские законы» 15 сентября 1935 года, из-за которых приходится рыться в родословных и доказывать свою принадлежность к арийской расе в трех поколениях и в результате становиться обладателем «полных политических прав», которыми могут располагать только «граждане рейха немецкой и родственной крови». Или не становиться… и превращаться в бесправных «подданных государства».

С середины 1933 года единственная партия Германии — НСДАП, основанная на идее вождизма, — пронизывает своей деятельностью все общество. Выстраивается иерархия фюреров. Она касается, кстати, и ректоров университетов, которые теперь не избираются научным сообществом, а назначаются сверху, получая при этом должность университетского фюрера.

Гитлер круто разворачивает экономику Германии в сторону производства вооружений. В 1934 году военные расходы Германии составили 18%, в 1936-м — уже 39%, а в 1938-м — 58% всех расходов народного хозяйства. Главный уполномоченный по военной экономике Ялмар Шахт, человек весьма компетентный в банковских и экономических делах, высказывает свою озабоченность Гитлеру по поводу таких темпов увеличения военных расходов. Гитлер, не колеблясь, снимает его с этой должности и поручает во всем этом разбираться Герингу. Народ Германии горячо одобряет эту политику, так как рост военных расходов увеличивает число рабочих мест. Процент безработных от числа работающих по найму сократился с 29,9 в 1932-м до 0,5 в 1939 году, а реальная заработная плата за тот же период выросла на 5—10 процентных пунктов.

В германском обществе все больше складывается убежденность в особых качествах Гитлера, способного поднять германскую нацию с колен, не прибегая к войне. Программную речь Гитлера в Рейхстаге 23 марта 1933 года в печати назвали «Речью мира». «Мюнхенское соглашение (29—30 сентября 1938 года), — поясняет современный немецкий историк Ханс Моммзен, — создало Гитлеру образ «почти легендарный». Диктатора восхваляли прежде всего за то, что ему удалось добиться решающих внешнеполитических успехов, будь то присоединение Саар, Австрии или Судет, не прибегнув к кровопролитию. Не вызывает сомнения тот факт, что внешнеполитические успехи Гитлера в последние предвоенные годы содействовали росту его популярности среди широких слоев населения»*****.

Протрезвление наступит позже, когда беда постучится в дверь. Первый звонок прозвучал в 1941 году из-под Москвы. Второй, самый серьезный, в самом начале 1943-го с берегов Волги, где в Сталинградской битве немецкие войска потерпели сокрушительное поражение. Ну а третий, заключительный звонок — подписание документа о безоговорочной капитуляции. «Великая национальная революция», провозглашенная Гитлером в марте 1933 года, завершилась катастрофой через 12 лет, в мае 1945-го.

Немцы, однако, оказались среди тех, кого история действительно многому научила. И один из признаков этого — реакция на Германию населения страны, которая в наибольшей степени пострадала от гитлеровского рейха. Когда в прошлом году ВЦИОМ спросил россиян, образ жизни какой страны им кажется наилучшим, они ответили — Германии, причем с большим отрывом от предпочтений к другим странам (по балльной системе Германия получила 12 баллов, США, Швейцария — 4, Англия, Китай, Швеция — 3, Франция, Япония — 2 балла)******.

Однако при этом продолжает сохранять свою актуальность вопрос: а как все-таки высококультурное немецкое общество, его народ и ведущий слой могли поддаться на посулы, по сути дела, политического авантюриста, наделенного харизматическими способностями? Ответ прост. Во всех обществах, которые продолжают лелеять в своей исторической памяти потребность в особом пути, мессианском предназначении, национальном величии и где желают реванша за то, что полагают национальным унижением, — всегда найдется место для талантливого демагога, который поведет к пропасти народ, зачарованный самообольщением, как бы культурен и образован этот народ ни был. Именно на этих болезнях души немецкого народа сыграли Адольф Гитлер и его подельники, совершая ту самую пресловутую «мартовскую революцию» 1933 года.

http://www.novayagazeta.ru/society/57382.html