В мае — июне минувшего года «БВГ» осуществила публикацию большого публицистического исследования о многочисленной армии юных героев Великой Отечественной войны, которые наряду со своими родителями и старшими братьями сражались с ненавистным врагом. Тема вызвала немалый резонанс среди читателей разных поколений.

В конце июня 2012 года в народном музее имени Батальона белорусских орлят состоялся круглый стол, организованный членами Республиканского совета общественного объединения «Белорусский союз офицеров». Инициатором обсуждения выступил возглавляющий эту организацию генерал-лейтенант в отставке Евгений Микульчик (в номере за 30 июня «БВГ» поместила подробный отчет об этом мероприятии).

Автор «Гаврошей…» полковник запаса Игорь Плугатарёв также получил немало положительных откликов. Однако некоторые читатели справедливо упрекнули исследователя в том, что он, несмотря на весьма продуктивную обработку собранной за много лет обширной информации, к сожалению, упустил несколько важных вещей. Например, не упомянул о юнгах, поверхностно рассказал о сынах полков, служивших в Красной Армии. Наши последующие публикации не только восполняют эти невольные пробелы, они дополнены еще рядом малоизвестных небезынтересных фактов, на которые наткнулся автор в ходе дополнительных изысканий.

Соловецкие юнги рвались в бой

Конечно же, после первой серии публикаций о единственной за годы войны девушке, воевавшей на Черноморье в морской пехоте, стоило упомянуть и о том, что на том же Черноморском флоте, равно как на Северном, Балтийском да и на Тихоокеанском флотах, а также на речных и озерных флотилиях воевали немалым числом безусые юнцы. Их было — тысячи. Подавляющее большинство из них являлись выпускниками Школы юнгов Военно-Морского Флота СССР (позже — Северного флота), которая была создана в мае 1942 года в соответствии с приказом наркома ВМФ адмирала Н. Г. Кузнецова. (Именно «юнгов», ибо так она называлась и такое золотое тиснение было на матросских ленточках воспитанников; написание «юнг» было принято позже.)



Дислоцировалась Школа на небезызвестных Соловецких островах, что в Белом море. Отбирали в нее исключительно добровольцев — юношей 15–16 лет, имеющих 6–7‑классное образование. Преимущество отдавалось тем ребятам, у которых на фронте погибли родители.

Но желающих надеть бескозырку и гюйс, тельняшку и брюки-клеш была масса!.. Да еще были ватаги и оравы подростков, которые, горя неменьшим желанием мстить врагу, выправляли себе документы, чтобы проникнуть на Соловки и стать юнгами. Городские и районные комитеты комсомола «отбивали атаки» тысяч мальчишек даже при том обстоятельстве, что широкого оповещения о наборе в Школу не было: организаторы небезосновательно опасались того, что подрастающее поколение самовольно рванется на флоты «записываться в юнги»…

Суть такой повышенной активности была в том, что счастливчики-мореходы еще до наступления призывного возраста (18 лет) могли воевать, что называется, на законных основаниях, не ища себе «местечка» в боевом строю. А сбеги они на фронт, пришлось бы упрашивать командиров взять их в полк или на корабль.

Условия быта на суровом архипелаге были те еще… Первый набор поселили в палатках. Ребята сразу начали строить землянки. Отнюдь не маленькие — а «казарменного» типа, на 52 человека каждая. Копали землю, корчевали пни, ворочали валуны, валили деревья и таскали на худеньких плечах вековые бревна. Это обустройство продолжалось несколько месяцев и завершилось к ноябрю 1942 года. Тогда же приступили к учебе. Занятия проходили в бывших монашеских кельях, переделанных в классы, и в тех же землянках.

Школа готовила главным образом боцманов, рулевых, радистов, артиллерийских электриков и мотористов. Все будущие моряки учились также плаванию и спасению утопающих, оказанию первой помощи раненым. Особый энтузиазм воспитанники испытывали, когда выходили на шлюпках в море — под парусом или на веслах.

Им полагалось денежное довольствие (8 руб. 50 коп. в месяц), но все эти деньги, как и сбережения педагогов Школы, перечислялись в фонд обороны. Уже к 1943 году юнги, их командиры и преподаватели собрали солидную сумму — и послали телеграмму Сталину с просьбой построить на эти накопления катер. Верховный главнокомандующий ответил благодарственной телеграммой (ныне она в экспозиции Соловецкого музея, где есть уголок, посвященный Школе юнгов). А на дарованные патриотами с Соловков деньги был построен торпедный катер «Юнга», который участвовал в боях на Черном море.

По выпуску юноши присягу не принимали, но давали клятву, в которой были такие слова: «Мы клянемся отдать все силы, отдать жизнь, если надо, за свободу и независимость нашей Родины… Если ослабнет воля, если подведу товарищей, если трусость проявлю в бою, то пусть презирают меня в веках, пусть покарает меня суровый закон Родины!».

Выпускникам полагался месячный отпуск. Но, как вспоминал один из соловецких юнг Леонид Зыков, когда им зачитали просьбу командования сразу же отправиться на действующий флот, команду «Шаг вперед, желающие!» выполнила вся команда выпускающихся.

Обучение продолжалось около года, всего Школа произвела три выпуска (наборы 1942, 1943 и 1944 годов). Общее количество подготовленных специалистов составило 4.111 человек. По воспоминаниям многих из них, каждый стремился закончить обучение на пятерки, потому что был колоссальный стимул: отличники сами могли выбирать флот, на который поедут служить. Ведь не все флоты «одинаково» воевали (Крым, например, был захвачен немцами, не наблюдалось особой боевой активности на Тихом океане…), а каждый юнга рвался в бой. И все отличники просились на Северá и на Балтику.

В войну на всех флотах погибло порядка тысячи воспитанников Соловков. Многие юнги совершили подвиги. Так, Саша Ковалев (его именем сейчас названы улицы в поселке Соловецком, в Москве и Санкт-Петербурге, а в Североморске в 1990 году ему был воздвигнут памятник), по сути, закрыл своим телом пробоину в водяном коллекторе двигателя, когда из нее начала хлестать охлаждающая агрегат вода, перемешанная с маслом и бензином, — почти кипяток, 70 оС.

Если бы вода вытекла, мотор мог бы взорваться или заглохнуть и катер стал бы легкой добычей для фашистов… От верной гибели Сашу спас стеганый ватник, которым он заткнул дыру, навалившись затем на нее грудью. Благодаря мужественному поступку Александра Ковалева судно, не сбавляя хода, оторвалось от противника. Герой погиб в бою на следующий день — 9 мая 1944 года. Посмертно был награжден орденом Отечественной войны I степени.

Награждены были сотни юнг, а служивший на Тихоокеанском флоте электриком фрегата Володя Моисеенко удостоился Золотой Звезды. В энциклопедии «Герои Советского Союза» его подвиг описывается так: «…Матрос М [оисеенко]. в боях за г. Сейсин (Чхонджин, КНДР) 13–16.8.45, действуя в составе корабельного десанта, гранатами подорвал 6 дзотов и 2 блиндажа, уничтожил несколько враж [еских]. солдат и офицеров. Первым ворвался в окопы на сопке и подавил гранатами пулемет, мешавший продвижению десантников».

Кроме него, Героями Советского Союза стали еще пятеро юнг. Один «юнгаш» (так именовали себя ребята) — Коля Яковлев участвовал в легендарном параде Победы на Красной площади в Москве 24 июня 1945 года.

«Мы первую любовь узнали позже, чем первое ранение в бою…» — под стать поэту-классику написал юнга первого выпуска Соловецкой школы радист Вадим Василевский, служивший затем старшим матросом на линкоре Черноморского флота «Севастополь».

А главнокомандующий ВМФ адмирал Н. Г. Кузнецов так сказал об этих ребятах: «Юнги — это особый народ, они являются наглядным примером для молодежи, примером мужества, преданности и любви к Родине».

Есть статистика: ни один из выпускников Школы юнгов не стал не только предателем, но и преступником — ни в годы войны, ни позже. Некоторые из них стали достаточно видными в Отечестве людьми: писатели Валентин Пикуль и Виталий Гузанов (по их книгам в 1974 году был поставлен популярный в свое время фильм «Юнга Северного флота»), певец Борис Штоколов, организатор нефтегазовой промышленности Феликс Аржанов, лауреат престижнейшей в советские годы Ленинской премии…

Тот самый Ваня Солнцев. А всего — 3.500 сынов полков?..

Теперь о сынах полков. Так начали называть воспитанников из войск с выходом в свет в 1945 году книги Валентина Катаева «Сын полка». И в этом контексте любопытна судьба прототипа главного героя этой повести.

Образ Вани Солнцева был «списан» Катаевым с постреленка-бойца 8‑го гвардейского артиллерийского полка 4‑й армии Исаака Ракова-Солнцева. Да, Ваня — отнюдь не вымышленный герой (в отличие, например, от Ивана из одноименной повести Владимира Богомолова, по которой режиссер Андрей Тарковский снял свой знаменитый первый фильм «Иваново детство»).

Но сначала вот о чем. По данным Центрального архива Министерства обороны РФ, в действующей армии насчитывалось 3.500 (по другим ссылкам на этот же источник — 3.800) бойцов в возрасте до 16 лет. Но вряд ли это так. Дело в том, что детей, оказавшихся во фронтовой полосе, несколькими приказами предписывалось немедленно эвакуировать в тыл. Командиров, которые ослушивались, наказывали. Очевидно, эти меры были все же не бог весть какими суровыми, и мальчишек (а известно также про нескольких девчонок!) оставляли-таки в подразделениях воюющих войск, обеспечивая всем необходимым за счет числящегося в строю личного состава.

Да и что было делать: по дорогам войны бродило много осиротевших и потерявшихся ребят, бросить их на произвол судьбы офицеры попросту не могли. С девочками, конечно, было полегче — отправить их в тыл, и вся недолга, а вот с мальчишками… Далеко не каждый из них, пристав к батальону или полку, готов был безоговорочно убыть с передовой. Отправленные восвояси, они по дороге в тыл объегоривали своих сопровождающих — и, сбежав, возвращались вновь. Если же «не встречали понимания», искали (и во многих случаях) находили приют в других подразделениях.

Тот же самый известный сын полка Ваня Солнцев, определенный в 1944 году в суворовское училище, вскоре сбежал оттуда: мол, потом учиться буду, надо добивать фашистов! Чуть раньше, в начале войны, он, 11‑летний, также сбежал из детдома на фронт (со своим 13‑летним другом Володькой Вознесенским, которому тоже повезло стать сыном полка). Приютили мальчишку в лесу под Бобруйском разведчики-артиллеристы, которые, собственно, и дали ему имя Ванька.

Ну а сам Исаак Платонович Раков‑Солнцев при жизни не скрывал, как стал детдомовцем. Осиротевший в бесчеловечные годы Голодомора, он был найден в 1933‑м у дверей московского детдома, что располагался на улице Басманной, с запиской на ручонке: «Исаак, еврей, 2 июля 1930 г. Не дайте умереть». К удивлению нянечек, малыш помнил то, что родом он из Суземского района Брянской области, еще в светловолосой головке засело убеждение, что его отец — командир Красной Армии, а мама умерла. А больше ничего… В детдоме он и был наречен Солнцевым — за лучезарную улыбку, конопушки на носу и проявившийся уже шустрый, но добрый характер.

До «второго пришествия» в родной артполк малолетний боец успел пройти с ним Курскую дугу, за нее получил первую награду — орден Красной Звезды. Еще один орден — Отечественной войны II степени — вручили за бои под Ельней, в Смоленской области. Из «кадетки» же, как рассказывал при жизни сам прототип катаевской повести, он сбежал так: «В училище меня посадили «на губу», ребята в буханке хлеба передали напильник. Ночью перепилил решетку, по веревке, скрученной из разорванных простыней, спустился через окно — и ищи ветра в поле! Догнал свою батарею. Как так, спрашивают, почему сбежал? А вот так!.. Оставили…».

Несколько по-иному облекся в форму бойца Красной Армии другой Ваня — Андрианов, которому в конце 1941 года было 13 лет. В том морозным декабре наши войска погнали фашистов от Москвы. Быстроменяющаяся линия фронта дотянулась до родного Ваниного села Ново‑Михайловское (Калужская область). За него «зацепился» вражеский гарнизон, спешно возводил в селе укрепления, налаживал огневые точки. За всем этим наблюдали вездесущие местные пацаны, среди которых был и Ваня.

28 декабря из дома бабушки, стоящего на окраине села, он увидел, как от поселка Ермолино через реку Протву приближаются советские бойцы. Причем идут они как раз с той стороны, где гитлеровцы установили пулеметы, до села уже рукой подать — с полкилометра, не более… Времени на раздумья у Вани не было. Не застегнув полушубка, мальчишка, соскочив с крыльца, бросился к реке навстречу красноармейцам. Гитлеровцы открыли по нему огонь, но он все равно бежал, падал, полз по глубокому снегу.

Наверное, в него лишь чудом тогда не попали. Пули только прошили края Ваниной одежонки (которая теперь хранится в Центральном музее Вооруженных сил РФ как свидетельство этого его первого подвига). Мальчишка успел добежать до реки, скрыться за ее крутым берегом. А тут уже были свои. «Там засада! — сообщил Ваня. — Но я знаю, как сзади подойти». И как свои пять пальцев обрисовал, где и какие огневые точки замаскировали немцы.

Нападения с тыла фашистское подразделение не ожидало, после непродолжительного боя оно было выбито из села. Тот населенный пункт благодаря Ване Андрианову освободили воины 113‑й стрелковой дивизии. Все обстоятельства доложили командующему 33‑й армией генерал-лейтенанту М. Г. Ефремову. Военачальник пригласил Ваню в штаб и от имени военного совета Западного фронта вручил ему орден Красной Звезды. В последующем паренек стал воспитанником 33‑го отдельного инженерного батальона и прошагал с ним сотни километров по военным дорогам.

…Командиры, не отдавая письменного приказа о зачислении «подобранных» подростков в списки личного состава, обували их и одевали, кормили и отмывали, окружали заботой и определяли им обязанности (в основном по хозяйству). Прятали, когда наведывалось строгое начальство. Но разве можно было уберечь сорванцов от более серьезных дел?.. И тогда их учили владеть оружием, доверяли место во фронтовом строю, скрепя сердце «в особых случаях» посылали на боевые задания.

Теперь возвратимся к самому известному сыну полка. Поначалу реальный Ваня Солнцев помогал на кухне, потом ему поручили более серьезное дело — пасти коней — основную тягловую силу пушек, гаубиц и мортир Великой Отечественной. На этом «небоевом» поприще мальчишка познакомился с разведчиками, которые после рейдов во вражеские тылы нередко отдыхали на травке. «Возьмите меня в разведку!» — «Да куда тебе?!» — «Я же — пастушок, сами меня так зовете, пройду там, где вы не проберетесь!»

Прислушались: резонно молвит! Стали брать с собой.

Немцы не раз проверяли его легенду, били, однажды даже выломали зубы. Но маленького еврейчика в нем распознать не смогли: мальчугана-разведчика спасало данное ему в полку имя Ваня, умение истово креститься и знание «Отче наш».

— Так и воевал, — рассказывал Исаак Платонович незадолго до смерти (он умер на 75‑м году жизни в декабре 2005‑го в Одессе, куда, исколесив всю страну, перебрался «в знак благодарности» к одесситу Валентину Катаеву, сделавшему его популярным. Умер, увы, в полной нищете и забвении со стороны властей, едва ли не бомжем, пия горькую на мизерную пенсию и на гривны, выручаемые с продаваемых собственных наград). — Был не раз ранен. В общей сложности раз двенадцать, наверное. В последний раз три осколка из меня вынули, а четвертый так и засел в голове на всю жизнь. Победу встретил в Чехословакии. А потом наш артполк отправили на Дальний Восток — японцев бить. Я — со всеми. Имею две медали — «За победу над Германией» и «За победу над Японией».

Там, в Маньчжурии, и закончил свой боевой путь 15‑летним комиссованным инвалидом Исаак-Ваня Раков‑Солнцев. Эта его маньчжурская история сама по себе потрясающая: мальчишка, «не навоевавшись» на западе, поехал «довоевывать» на восток, и взрослые его взяли! В повести «Сын полка» всего этого нет. В финале книги, как известно, Ваня Солнцев поступает в суворовское училище, и автор оптимистично прочит ему светлое будущее.

К слову, удивительно то, что Катаев вплоть до смерти в 1986 году, похоже, ни разу не поинтересовался судьбой прототипа своего произведения. Не в пример, скажем, Сергею Смирнову, написавшему героическую документальную эпопею «Брестская крепость»: он вызволял своих героев из тюрьмы, возвращал их из забвения, восстанавливал их добрые имена. Как это было, к примеру, с «гаврошем Брестской крепости» Петей Клыпой (ему скостили 20‑летний срок отсидки), майором Петром Гавриловым (прозябавшем в российской глубинке, получая нищенскую пенсию), да и с рядом других мужественных защитников рубежа на Буге и Мухавце.

Многих полковых воспитанников командиры хотели усыновить (в ряде случаев откладывая это стремление на «после войны»: «Потому что меня могут убить»). Реального прототипа катаевского Вани Солнцева усыновляли даже дважды. Первый раз — командир батареи 8‑го артполка капитан Енакиев. Впрочем, он не успел этого сделать: был смертельно ранен под Кенигсбергом. «В кармане его гимнастерки нашли письмо, в котором он просил позаботиться о моей судьбе и сделать из меня хорошего солдата, а потом — достойного офицера, — вспоминал Исаак Платонович Солнцев‑Раков десятилетия спустя. — Согласно этому «завещанию», меня и определили в суворовское училище, откуда в 1944‑м я благополучно сбежал».

Во второй раз Ваню, раненного в Чехословакии, приметила военврач эвакогоспиталя Маланья Ракова. И успела оформить усыновление. Именно она дала сыну полка, ставшему теперь ее сыном, отчество своего погибшего мужа-офицера. «Вот с той поры я, бывший подкидыш, и стал Исааком (или, как меня нередко называли, Иваном) Платоновичем Раковым-Солнцевым, — пояснял «родословную» главный герой повести Катаева. И с горечью добавлял: — Но не довелось нам пожить семьей. Моя усыновительница погибла там же, в Чехословакии, и долечивали меня уже без нее…»

А вот еще одна характерная история, которую после войны самолично зафиксировал письменно один из сыновей полка — Николай Пантелеевич Крыжков:

«Наш детдом в Сталино (ныне Донецк. — Авт.) эвакуировали, когда немцы уже стояли на подступах к городу. Мне было 11 лет. Из Сталино детдомовцы помогали гнать скот. По дороге у нас забирали лошадей, коров для армии, и постепенно все разбрелись кто куда. Зиму я скитался по степям, промышлял на железной дороге, так добрался до Сталинграда.

Осенью 1942 года меня приютили солдаты 1095‑го артиллерийского полка, накормили, отмыли, обогрели. Командир части несколько раз отправлял меня, но я снова возвращался. И тогда комбат Виктор Веприк приказал зачислить меня в штат и поставить на довольствие. Так и остался я до конца войны сыном полка 150‑й Севастопольской орденов Суворова и Кутузова пушечно-артиллерийской бригады 2‑й гвардейской армии, прошел от Сталинграда до Восточной Пруссии, участвовал в боях на Саур-Могиле, ходил в разведку и корректировал огонь в Севастополе, Кенигсберге, Пиллау.

Под Шяуляем был ранен осколками снаряда и направлен в парковый взвод. Пришел туда — немецкий автомат через плечо, два диска к нему в вещмешке лежат, в рукавичках — гранаты, под рубашкой парабеллум спрятан. Вот такое было у меня вооружение».

Юный корректировщик Крыжков, закончивший войну 14‑летним, был удостоен ордена Отечественной войны II степени, нескольких медалей.

«Летунок» Каманин — 14‑летний летчик

Среди сынов полка был и самый молодой летчик Великой Отечественной войны — Аркадий Каманин. Да и вообще подобных прецедентов с того момента, как в воздух поднялся первый аэроплан, не случалось!

В 1942 году в 14‑летнем возрасте Аркадий приехал с матерью на фронт в авиационный корпус, которым командовал его отец — Герой Советского Союза полковник (в последующем генерал-полковник) Н. П. Каманин, прославленный «сталинский сокол», который в 1934 году возглавлял авиаотряд по спасению экипажа и пассажиров парохода «Челюскин», зажатого льдами в Арктике. Сначала Каманин-младший был механиком в эскадрилье, а затем получил разрешение летать на двухместном самолете связи У-2 в роли бортмеханика и штурмана-наблюдателя. Как научился? Тот самолет, созданный в 1927 году для обучения будущих летчиков, имел двойное управление в обеих кабинах. После выполнения задания летчики разрешали пареньку немного «порулить».

Приобретенные навыки однажды весьма пригодились ему, когда шальная пуля от удиравшего от советских истребителей «юнкерса» разбила козырек кабины и осколки посекли летчику лицо, фактически ослепив его. Аркадий по радио (а связные самолеты были радиофицированы) сообщил об этом на землю, в воздух поднялся сам командир эскадрильи, благодаря подсказкам которого юный Каманин идеально посадил «уточку». После этого он начал проходить летную подготовку уже не «втихаря» — и через два месяца успешно сдал экзамен лично авиакомкору, к тому времени уже генерал-майору Николаю Каманину. Последний не нашел оснований не допустить сына — сержанта Аркадия Каманина — к самостоятельным вылетам. С тех пор парня и прозвали Летунком.

Сначала ему поручали несложные полеты по обеспечению связи между аэродромами корпуса. Но однажды сослуживцы стали свидетелями того, как юный летчик ловко ушел на виражах от прицепившегося было «мессершмитта», и ему стали поручать куда более ответственные задания.

Однажды, возвращаясь из одного такого вылета, Летунок заметил лежащий на брюхе на нейтральной полосе штурмовик Ил-2. Кабина «воздушного танка» была закрыта — значит, летчик внутри, может быть, он ранен. Аркадий весьма удачно посадил свою «уточку» на испещренную воронками нейтралку и при этом закрылся от немцев штурмовиком.

В кабине действительно сидел раненый лейтенант Бердников, который выполнял задание по аэрофотосъемке. Задачу он выполнил, но по возвращении на свой аэродром был сбит. Юный летчик перенес в свой У-2 фотоаппарат с пленкой, затем, неимоверно напрягаясь, вытащил из кабины подбитого самолета безвольное тело раненого, загрузил во вторую кабину. Артиллеристы и танкисты, увидев это, огнем отвлекли внимание немцев от «кукурузника», да и другие «Ильюшины» с неба подсобили. Каманинская «этажерка», пританцовывая у воронок, удачно взлетела с нейтралки.

За спасение боевого товарища и доставку разведданных 15‑летний летчик был награжден орденом Красной Звезды.

В 1944 году сержант Каманин заслужил второй такой же орден. Когда на штаб фронта напал отряд бандеровцев, он под обстрелом взлетел на своем У-2, забросал нападающих ручными гранатами, а еще вызвал подкрепление.

Весной 1945 года старшина Аркадий Каманин доставил в партизанский отряд под Брно питание для рации и секретный пакет, совершив полуторачасовой полет за линию фронта по неизученному маршруту в горной местности со сложным рельефом. За тот вылет он был отмечен командованием орденом Красного Знамени. Кроме того, в победном мае на груди у него, уже 16‑летнего, красовались медали «За взятие Вены», «За взятие Будапешта» и «За победу над Германией в Великой Отечественной войне 1941–1945 гг. ».

В октябре 1946 года Аркадий Каманин был зачислен слушателем подготовительного курса Военно-воздушной академии имени Жуковского. Но опериться по-настоящему ему было не суждено. Через год юный фронтовик Летунок заболел менингитом (воспалением мозга) и умер, будучи 18 лет от роду… Он был похоронен в Москве на Новодевичьем кладбище.

http://vsr.mil.by/2013/01/09/gavroshi-velikoj-otechestvennoj-13/