Академии Художеств. Лауреат конкурса "Золотая кисть", лауреат премии Московского Союза Художников, лауреат Серебряной медали Творческого Союза Художников. Лауреат Почётного диплома Российской Академии Художеств.В 2000 году был избран журналом "Лица" в число главных персон нового
тысячелетия. Автор более 20 персональных выставок в России и за
рубежом.
Психологический Навигатор: Помогает ли искусство познать себя и окружающий мир?
Илья Комов: Я думаю, что искусство дает широчайшие возможности, чтобы познать и себя и мир. Но это происходит не впрямую, как на сеансе у психотерапевта, а может быть, гораздо интереснее.

ПН: А каким образом можно познать окружающий мир через искусство?
ИК: Я скажу про себя. Я сейчас воспринимаю мир совершенно иначе, чем 15-20 лет тому назад. Каким образом иначе? Я совершенно по-другому стал относиться к солнечному свету. Свет бывает совершенно разный, он никогда не повторяется. Ведь одну и ту же солнечную погоду, тот же самый воздух и тот же самый сюжет можно написать в три сеанса, но все эти три сеанса солнце будет светить каждый раз по-новому. Недаром Моне писал свой Руанский собор в немыслимых количествах вариантов. Или, например, ты идешь и видишь деревья растут. Ты проходишь мимо и понимаешь, что это не просто деревья, ты их видишь как-то особенно, в каком-то своеобразном собственном ритме и соотношении с окружающей средой. То есть что я хочу сказать? Мне искусство помогает всякий раз увидеть новое в привычных вещах. Даже когда я пишу портрет, то мне обязательно с человеком надо пообщаться, чтобы его как-то узнать, поговорить с ним.
Искусство открывает какие-то новые грани Бытия. Заставляет порой их увидеть.
Но не обязательно. Бывает и по-другому.

ПН: Что Вы имеете в виду?
ИК: Скажу опять про себя. То, что я художник в наше время, дает мне большую радость к жизни. Ведь мир настолько многообразен, вокруг столько много сюжетов, совершенно разных образов. Там, где человек просто идет мимо по улице, я вижу уже какой-то законченный сюжет. В какой-то избушке, заборе. И мне нравится это.
Я читал в воспоминаниях Коровина, как он как-то шел с другом из училища, который потом стал модным художникам, но его имя нам практически неизвестно сейчас. И этот друг рассказывал о том, какие он хочет писать картины – с замками, принцессами, многофигурные полотна. А Коровин ему говорит: « Смотри, какой сюжет, какая поэзия – вот этот покосившийся серый заборчик, лужа, в которой этот заборчик отражается, куры и березка где-то сзади опавшая растет – какое настроение, какая печаль!» Друг говорит: « Какая гадость, как ты можешь восторгаться этой мерзостью?». Коровину сразу как-то стало одиноко и неуютно. Вот два таких разных взгляда на мир и на искусство. Так что недостаточно просто смотреть. Можно смотреть и ничего не видеть.

ПН: А можно научить смотреть и видеть?
ИК: Конечно. Если быть открытым новому опыту, если не бояться увидеть дальше собственного носа. Вообще, познание окружающего мира дает ощущение удовлетворенности и счастья.

ПН: Вы считаете себя счастливым человеком?
ИК: Я считаю себя счастливым человеком, потому что мне всегда все интересно. Бывают, конечно, минуты уныния, и прочее, но это возникает тогда, когда я долго не работаю. Самый лучший способ для меня победить какую-то депрессию - это взять холст и написать какой-нибудь пейзаж. После этого я совершенно счастлив. Когда я работаю, то я забываю о том, что меня до этого тревожило, мучило. Даже если я иду в каком-то мрачном настроении писать, весь в своих негативных мыслях, то это все покидает меня в конце концов. А потом люди говорят, что картина получилась очень радостная, светлая, веселая, нежная. На удивление самому себе. С этой точки зрения что-то в себе открываешь новое. Почему так получается, я ответ найти не могу. А с другой стороны бывает так, что в прекрасном настроении идешь и пишешь какую-нибудь вещь. А потом тебе окружающие говорят, что, мол, хорошо, что помимо радостных, у тебя есть еще и печальные работы. Получается, что картины отражают не только то, что мы можем оценить в себе на сознательном уровне, но и то, что происходит внутри нас, и что является и для нас самих загадкой. Эти внутренние глубинные процессы оказываются видны посторонним людям.

ПН: А можно по картине понять, что за человек ее создал? Как точно отражает произведение психологию его творца?
ИК: Дело в том, что любой художник в своем искусстве искренен. Поэтому искусство, картина всегда сканирует внутренний мир художника и по ней можно понять, что это был за человек.
Глядя на росписи Дионисия, можно сказать, что это был художник высочайшего духа, потому что мы видим необыкновенно чистые краски... Для меня он просто идеал в живописи. Просто талантливый человек не мог такое создать. Это создал именно человек святой души. Ведь говорят же, что иконопись – это молитва в красках. Здесь видно, что человек молился, когда писал.

ПН: Бытует мнение, что все великие, тем более гениальные люди, были капризные, трудные по характеру и у них было много того, что принято считать негативными чертами.
ИК: Ну во-первых, далеко не все. А во-вторых, вот эти негативные черты и отражают такие художники в своих произведениях. И эти произведения могут даже быть гениальными. Например, С. Дали, судя по его живописи, мне кажется совершенно невыносимым человеком. У Дали в самом-самом начале были довольно позитивные вещи, где он пытался работать всерьёз над пластическими задачами.Они, кстати, мало где печатаются, настолько они другие. Затем он попытался "найти себя" , видимо, чтобы самоутвердиться. А в итоге мы видим тот уродливый мир, который он изображает, и понимаем, что это все у него было и внутри. Так же как один из скульпторов однажды показал мне графику, которую он делает для души, «в стол», т.е. самое сокровенное. И это был такой кошмар, что я просто стал держаться от него подальше.

ПН: Кошмар в каком смысле?
ИК: В смысле негативной энергии, какого-то извращенного сюрреализма. Когда я смотрю живопись различных художников, для меня обнажена душа этого человека. Даже когда видишь халтуру, она тоже раскрывает момент душевной небрежности, «опущенности» человека.
Например, наш гениальный живописец Саврасов умел гениально и пронзительно изображать самые прозаичные вещи. Но потом алкогольный недуг его сгубил, и вещи, написанные в тот период - совсем иные. Они тоже висят в чьих-то коллекциях, их приобрели банки. Но это все совершенно другое. Мне довелось видеть одну такую работу. Она совершенно черная, видно, что человека поглотило уныние, отчаяние. Работа «Грачи прилетели» тоже не карнавальная картина, там тоже присутствует грусть, но совершенно иного порядка, очень сложная. И мы видим, что писал эту вещь счастливый человек. А та, которую я видел в банке и была приобретена за невероятные миллионы…Не скажу, что она совсем пустая . Там есть глубина, но какая-то негативная, другого порядка. И ни в какое сравнение не идет с прежними светлыми, любимыми вещами Саврасова.

ПН: Сейчас все покупается и продается. Может ли искусство стать бизнесом?
ИК: Художников, которые из своего творчества делают бизнес, мне, без кокетства скажу, жаль. Они сами себя обкрадывают. Мне всегда казалось, что если ты хочешь заработать денег, то честнее ботинки продавать. Заниматься конкретным бизнесом. Потому что ты не только людей обманываешь, ты и себя обманываешь. Как писал Пушкин «Не продается вдохновенье, но можно рукопись продать». Вдохновение не может прийти по заказу. Это не получается. А настоящее искусство – это все-таки результат вдохновения.

ПН: А можно совместить бизнес и искусство? Например, часть работ делать под заказ, в угоду клиенту, а часть для души.
ИК: Это распространенная ошибка, и многие на этом споткнулись и сломались. Я помню товарища по институту, который неплохо рисовал с натуры, подавал надежды. Но он был из провинции, ему надо было в Москве пробиваться, чтобы просто выжить. У меня была возможность уехать летом в Переславль рисовать пейзажи, и у меня в творчестве был большой прорыв, а ему, чтобы выжить, надо было рисовать на Арбате какие-то рисунки. И у нас был разговор после лета. Он сказал, что не жалеет о том, что рисовал эти картинки, так как это дало ему возможность набить руку. Потом у этого человека возникли какие-то попытки творчества, но рука уже была не та. Она уже стала по привычному бегать, как должна бегать «набитая» рука. Он уже не смог рисовать по-другому, спонтанно. Поэтому лучше все-таки для зарабатывания денег пойти на рынке электронику разгрузить. Или двор подмести.

ПН: Считается, что для того, чтобы творить, художник, поэт или писатель должен жить в бедности, страдать. А если он не испытывает ни материальных ни душевных страданий, то и творения его весьма посредственны. Вы согласны?
ИК: Наверное, это все очень индивидуально. Надрывные, надсадные произведения несут в себе черты болезненного характера. Я хочу вернуться к иконописи, мне эти произведения кажутся выше итальянской живописи. Потому что там живопись – это искусство, которое очень глубоко передает страдание. Это Голгофа. А древнерусское искусство – это преодоление этого страдания. Это более высокая планка. Страдание было, но оно уже позади и наша иконопись как раз передает радость общения с Господом. Это Пасха, это искусство после воскресения. Но к нашему времени это имеет мало отношения, поскольку нам те высоты и дали даже в бинокль не видно. Для нас главное выбрать правильное направление в движении, постоянно развиваться внутренне и профессионально. И тогда, может быть, удасться хотя бы на мгновение увидеть корму коробля, на котором плывет в вечность Дионисий.

Источник