Википедия

И.Б. Бовина,
доктор психологических наук, доцент, профессор кафедры криминальной психологии факультета юридической психологии Московского городского психолого-педагогического университета, ведущий научный сотрудник НИЛ «Научно-методическое обеспечение экстренной психологической помощи» Центра экстренной психологической помощи МГППУ, innabovina@yandex.ru

Н.В. Дворянчиков,
кандидат психологических наук, доцент, декан факультета юридической психологии Московского городского психолого-педагогического университета, dvorian@gmail.com

И.Н. Коноплева,
кандидат психологических наук, доцент, доцент кафедры юридической психологии факультета юридической психологии Московского городского психолого-педагогического университета, konopleva.i.n@gmail.com

Обсуждаются результаты первого этапа исследовательского проекта, посвященного изучению представлений молодежи о самоубийстве1. В рамках структурного подхода теории социальных представлений проводится исследование особенностей структуры и содержания социальных представлений о самоубийцах в двух группах молодежи (критерием для выделения групп был опыт знакомства с людьми, предпринимавшими попытки самоубийства). Выборку (N=106 человек) составили представители ряда групп молодежи (студенческой и работающей, со средним специальным, незаконченным высшим или высшим образованием) в возрасте от 18 до 35 лет (М=23,48 года, SD= 4,36 года) – 67 женщин и 39 мужчин. В группу 1 вошли респонденты, которые лично знакомы с людьми, предпринимавшими попытки суицида (44 респондента), в группу 2 – респонденты, не имеющие такого опыта. Предметом исследования были обыденные представления о самоубийцах. Проверяемое предположение касалось специфики защитной функции социальных представлений в двух группах респондентов, а также согласованности представлений в двух группах респондентов.

Ключевые слова: самоубийцы, теория социальных представлений, структура представления, молодежь.

Преждевременный уход из жизни вследствие совершения самоубийства является одной из серьезных проблем общественного здоровья. Ежегодно по этой причине человечество теряет примерно 1 млн человек. И прогнозы достаточно пессимистичны, ибо этот показатель к 2020 г. может составить 1,5 млн человек [18]. Основания для такого рода прогнозов можно усмотреть в том, что Всемирная организация здравоохранения зафиксировала рост числа самоубийств за последние четыре десятилетия, независимо от возрастной группы (а ведь возраст индивида является важным «маркером» суицидального риска) [4]. Не остается сомнений в том, что все это свидетельствует о крайней серьезности и сложности сложившейся ситуации2. Очевидно, что необходима незамедлительная разработка мер, которые позволили бы каким-то образом улучшить сложившееся положение дел. Отсюда, очевидна важность и необходимость изучения различных аспектов такого явления, как самоубийство.

Анализ литературы позволяет говорить, с одной стороны, о существовании целого ряда взаимодействующих факторов (от социокультурных, до психосоциальных и биологических), связанных с совершением самоубийства [1; 9; 12; 18], с другой – о многообразии моделей, объясняющих совершение этого действия; причем в зависимости от того, какой аспект проблемы самоубийства рассматривается, можно различать медицинские, философские3, психологические и социологические модели.

Наконец, нельзя не отметить существование самых различных профилактических программ и мер, адресованных соответствующим группам (с одной стороны, подросткам и молодежи в целом, с другой – определенным группам риска, представителям близкого окружения человека, совершившего самоубийство и пр.). При этом, несмотря на имеющиеся работы, по-прежнему остается довольно много вопросов, на которые исследователи пытаются ответить. Оставляя в стороне обсуждение многоголосия научного объяснения, которое можно обнаружить в литературе по проблеме самоубийства, отметим, что в настоящей работе мы сосредоточимся на анализе обыденного объяснения самоубийства, а точнее – на выявлении особенностей представлений о самоубийцах. Важность изучения этого аспекта проблемы самоубийства обусловлена тем, что в своей повседневной жизни люди апеллируют именно к этому пласту знаний, сталкиваясь с угрожающими объектами и явлениями, действуя так или иначе в отношении объекта угрозы.

Для реализации этой цели нами среди ряда подходов – подход теории атрибуции (Ф. Хайдер, Г. Келли и др.), подход обыденных представлений, разрабатываемый в рамках социального познания (А. Круглянски и др.), подход теории социальных представлений (С. Московиси, Ж.-К. Абрик и др.) – предпочтение было отдано теории социальных представлений, структурному подходу.

В фокусе внимания этой теории находятся обыденные представления, на которые люди опираются, общаясь, взаимодействуя друг с другом, принимая решение о выполнении (невыполнении) того или иного действия, вступая в социальные отношения [14].

Социальное представление – это форма «наивного», «натурального» знания, которая противостоит знанию научному. Оно включает в себя информацию, убеждения, мнения, образы, установки в отношении объекта представления. Эти составляющие, будучи организованными и структурированными, образуют определенный тип когнитивной системы [7]. Социальное представление имеет ядро и периферическую систему, соответственно, изучение социальных представлений предполагает выявление этой структуры.

Объектом представлений становится тот предмет, то явление, которое порождает дискуссии, которое требует объяснений, ибо его появление затрудняет повседневное функционирование людей [17]. Причем, объектом представления может быть как нечто новое, что порождает дискуссии (потому что люди стремятся понять это явление или предмет, а также вписать его в имеющуюся картину мира, приручить, сделать понятным), так и нечто уже известное, но обретающее определенную социальную важность в настоящий момент и, таким образом, попадающее в публичный дискурс. В нашем исследовании речь пойдет о втором случае. В дискурс попадает уже известное явление – самоубийство (а точнее – люди, совершающие его), однако участники дискурса пытаются выработать новые объяснения этому явлению.

Для объяснения того, как формируются представления, воспользуемся известным художественным произведением – трагедией А.К. Толстого «Царь Борис» и процитируем главного героя [5]:

«Лишь то, что нам является в тумане,
Смущает нас; что осязать мы можем
Или назвать – свою теряет силу».

Нечто подобное происходит и при появлении социальных представлений. В основе формирования представления лежат два процесса – анкеровка и объектификация [14].

Под анкеровкой подразумевается процесс, посредством которого странный и незнакомый объект представлений пересоздается и встраивается уже в наши существующие ментальные системы, привычные для нас категории. Таким образом, осуществляется классификация или категоризация интересующего нас объекта, а затем он получает соответствующее имя, ибо, не будучи категоризованным и названным, объект остается пугающим. В процессе называния происходит своего рода освобождение этого объекта от так называемой беспокоящей анонимности[13]: теперь он наделяется определенным происхождением и включается в комплекс специфических слов, помещается в идентификационную матрицу нашей культуры. Этот процесс способствует выработке общих понятий, общего языка и точек отсчета [15].

Под объектификацией подразумевают процесс, посредством которого происходит превращение абстрактного и неощущаемого в нечто конкретное и материальное. Это превращение есть переход с уровня идей на уровень существования в физическом мире, посредством которого абстрактный объект превращается в часть нашей социальной реальности и становится ощущаемым. Таким образом, в результате этих двух процессов нечто странное и угрожающее становится знакомым и понятным, обретает свою реальность среди других известных и знакомых объектов, которые можно видеть, трогать, контролировать. В этом и заключается защитная функция социальных представлений (хотя и на символическом, а не на реальном уровне).

О представленности темы самоубийства в публичном дискурсе позволяют судить следующие показатели (зафиксированные на момент проведения исследования осенью 2012 г.)4: в системе Yandex.ru – 8 млн упоминаний соответствует понятию «суицид», 17 млн упоминаний – понятию «самоубийство», в системе Rambler.ru соответственно – 11 млн и 19,63 млн, в системе Google.ru – 3,11 млн и 7,32 млн, в системе Mail.ru – 4 млн и 8 млн.

Для сравнения – в январе 2013 г. эти показатели в поисковых системах Яндекс и Рамблер составили 6 млн. и 7 млн. упоминаний понятий «суицид» и «самоубийство» соответственно.

Сконцентрируем внимание на том, как категория «самоубийцы» представляется в двух группах молодежи. В качестве критерия разбиения на группы возьмем личное знакомство с теми людьми, кто предпринимал попытку самоубийства. Таким образом, у нас открывается возможность проследить за трансформацией образа самоубийцы в группах молодежи, имеющих различный опыт знакомства с проблемой.

Важность такого подхода состоит, во-первых, в относительной новизне объекта представлений (с точки зрения исследования) и его небольшой изученности в рамках данной теории. В частности, на настоящий момент существует лишь небольшое количество работ, в которых исследовались бы представления о самоубийстве. Например, речь идет об исследованиях [8; 10; 11], в которых в фокусе внимания оказываются представления о самоубийстве в подростковой и подростково-молодежной среде.

Еще один вопрос, который попадал в фокус внимания исследователей в связи с изучением представлений о самоубийстве, касается специфики понимания самоубийства в различных этнических группах [8]. Самоубийцыже как собственно объект представлений не становились предметом исследований.

Во-вторых, такой подход позволяет, выявив, каковы представления о самоубийцах в молодежной среде (а в последующих работах и, шире, – среди других возрастных групп), перейти к формулированию рекомендаций превентивного характера.

Итак, целью нашего исследования стало выявление особенностей обыденных представлений о самоубийцах в группах молодежи.

Объектом исследования выступали различные группы молодежи. Выборку (N=106 человек) составили представители ряда групп молодежи (студенческой и работающей, со средним специальным, незаконченным высшим или высшим образованием) в возрасте от 18 до 35 лет (М=23,48 года, SD= 4,36 года), 67 женщин и 39 мужчин. Группу 1 образовывали респонденты, которые лично знакомы с людьми, предпринимавшими попытки суицида (44 респондента), группу 2 – респонденты, не имеющие такого опыта.

Предметом исследования были представления о самоубийцах.

Мы исходили из общего предположения о том, что защитная функция представлений будет реализовываться различным образом в двух группах. Другими словами, ожидалось, что обыденные представления о самоубийцах в группе 1 будут кристаллизоваться вокруг элементов, указывающих на «друговость» самоубийц, чего не будет в группе 2. Также ожидалось, что представления о самоубийцах в группе 2 будут образованы негативными оценочными категориями.

Наконец, мы предполагали, что представление о самоубийцах в группе 1 будет иметь менее согласованную структуру, чем в группе 2.
Для проверки предположения мы использовали методику свободных ассоциаций, результаты которых были обработаны с помощью прототипического анализа, по П. Вержесу [16].

В результате исследования в группе 1 было получено 204 ассоциации с объектом представления, а в группе 2 – 271 ассоциация.

В число элементов зоны ядра обыденного представления о самоубийцах в группе 1 попадали следующие понятия (табл.): «сумасшедшие», «слабые», «отчаяние», «несчастные», «подростки». В число элементов периферической системы, составляющих потенциальную зону изменения представления, вошли: «глупость», «потерянные», «жалость», «одиночество». Собственно периферическая система представления была образована следующими понятиями: «страх», «горе», «сочувствие».

В число элементов зоны ядра обыденного представления о самоубийцах в группе 2 попали следующие понятия (табл.): «слабые», «глупые», «дурак». В число элементов периферической системы, составляющих потенциальную зону изменения представления, вошли: «жалость», «подросток», «смерть», «психическое расстройство». Собственно периферическая система представления включала в себя единственное понятие – «непонимание».

На первый взгляд содержание представлений в двух группах респондентов достаточно близки, ибо мы обнаруживаем элементы: «слабые», «глупые» («глупость»), «подросток» («подростки»), «жалость», «сумасшедшие» («психическое расстройство»). Однако о сходстве или различии представлений можно говорить на основе сравнения структуры представлений, ибо структура предполагает определенную иерархию элементов [7]. Несовпадение структуры ядра представления указывает на различие представлений.

Т а б л и ц а


С учетом сказанного выше можно констатировать, что представления в группе 1 отличаются от представления в группе 2. При этом ключевыми темами, вокруг которых кристаллизируется представление, являются следующие: указание на психическое здоровье самоубийц («сумасшедшие»), групповая принадлежность («подростки»), указания на переживания индивидов, совершающих самоубийство («отчаяние», «несчастные», «потерянные»), психологические характеристики самоубийц («слабый», «глупость»). Указания на отношение общества к самоубийцам занимает периферическое положение в структуре представления, что свидетельствует о второстепенности этой темы в представлении.

Ключевыми темами, вокруг которых структурируются представления в группе 2, таковы: психологические характеристики самоубийцы («слабый» и «глупый»), а также использование бранных слов («дурак»). Темы, указывающие на отношение общества к самоубийцам, – второстепенны. Тема эмоциональных переживаний вовсе отсутствует в представлении.

Насколько позволяют судить результаты эмпирического исследования, защита от угрожающего объекта происходит в двух группах респондентов по-разному. В группе 1 посредством механизма «не Я– другие» (темы психического здоровья самоубийц или их социального статуса и их групповой принадлежности), а в группе 2 – посредством наделения таких людей исключительно негативными характеристиками (в результате – переживания самих самоубийц не стоит брать в расчет, да и отношение самого общества становится ненужным). Воспользовавшись образами Р. Фарра, отметим, что такое представление, образованное элементами с негативной валентностью, можно считать стигмой.

Разнообразие тем и большее количество элементов в зоне ядра представления в группе 1 по сравнению с группой 2, скорее, говорит в пользу большей согласованности представлений в группе 2. В то же самое время полученные результаты позволяют сформулировать вопрос для дальнейшего исследования относительно динамики представлений в этих двух группах: на каких стадиях динамики находятся представления о самоубийцах?

Таким образом, цель нашего исследования была достигнута, а выдвинутые предположения получили свою эмпирическую поддержку.

Результаты исследования, предпринятого в русле структурного подхода теории социальных представлений, позволяют нам сделать ряд важных выводов, а также наметить перспективы дальнейшего анализа данной проблематики.

Респонденты в обеих группах защищаются от такой группы, как самоубийцы. Механизм «не Я – другие» является ключевым при формировании представлений о самоубийцах в группе молодежи, представители которой лично знакомы с теми, кто предпринял попытку самоубийства. Респонденты, которые не имеют личных знакомств с людьми, предпринявшими попытку самоубийства, используют другой прием – они наделяют самоубийц преимущественно негативными характеристиками, лишая их каких-либо переживаний. Причем именно в этой группе респондентам было несложно прийти к консенсусу в отношении объекта представления.

Дальнейшие шаги в изучении данной темы должны быть направлены на выявление особенностей представлений о самоубийцах в группе молодежи, имеющей опыт совершения самоубийства.

Кроме того, особое внимание стоит уделить исследованию того, как респонденты видят и понимают проблему оказания помощи людям, совершавшим попытки самоубийства.

Литература

1. Банников Г.С. Психологические маркеры пресуицидального состояния// Человеческий капитал. 2012. № 10–11 (46).
2. Бердяев Н. О самоубийстве (http://www.gumer.info/bogoslov_Buks/Philos/Berd/Suid.php).
3. Камю А. Миф о Сизифе (http://philosophy.ru/library/camus/01/1.html).
4. Насилие, направленное против собственной жизни и здоровья//Насилие и его влияние на здоровье. Доклад о ситуации в мире /Под ред. Э.Г. Круга, Л.Л. Дальберг, Дж.А. Мерси, Э.Б. Зви, Р. Лозано. М., 2003.
5. Толстой А.К. Царь Борис (http://az.lib.ru/t/tolstoj_a_k/text_0070.shtml).
6. Холмогорова А.Б., Воликова С.В. Основные итоги исследований факторов суицидального риска у подростков на основе психосоциальной многофакторной модели расстройств аффективного спектра// Медицинская психология в России. 2012. №2 (13) (http://www.medpsy.ru/mprj/archiv_global/2012_2_13/nomer/nomer11.php).
7. Abric J.-C. A structural approach to social representations// Representations of the Social: Bridging Theoretical Traditions/ Eds. by K. Deaux, G. Philogène. Oxford, 2001.
8. Arthi «There’s a weakness in them»: social representations of suicide in Thamil Singaporeans// Psychology and Society. 2008. Vol.1.
9. Conner K.R., Duberstein P.R., Eric Y.C., Caine D. Reactive aggression and suicide: theory and evidence//Aggression and Violent Behavior. 2003. № 8.
10. Costa Araújo L. da., Leal Vieira K.F., Penha de Lima Coutinho M.da. Ideação suicida na adolescência: um enfoque psicossociológico no contexto do ensino médio // Psico-USF (Impr.). 2010. Vol.15. № 1 (http://www.scielo.br/scielo.php?script=sci_arttext&pid=S1413-82712010000100006).
11. Cristea M., Cicioc A.-M., Alexoaie R. Social Representations of Suicide among Rumanian Adolescents. Paper Presented at the 11th Lab Meeting. Rome, 2008.
12. Henden J. Preventing Suicide: the Solution Focused Approach. N.Y., 2008.
13. Moliner P. Une approche chronologique des représentations sociales// La dynamique des représentations sociales/ Ed.by P.Moliner. Grenoble , 2001.
14. Moscovici S. La Psychanalyse: son image et son public. P., 1961.
Электронный журнал «Психологическая наука и образование»
www.psyedu.ru / ISSN: 2074-5885 / E-mail: psyedu@mgppu.ru 2013, №1
15. Orfali B. Active minorities and social representations: two theories, one epistemology//Journal for the Theory of Social Behaviour. 2002. Vol. 32. № 4.
16. Vergès P. L’Evocation de l’argent: une méthode pour la définition du noyau central d’une représentation// Bulletin de psychologie. 1992. T. XLV. № 405.
17. Wagner W., Duveen G., Farr R., Jovchelovitch S., Lorenzi-Cioldi F.,Markova I., Rose D. Theory and method of social representations// Asian Journal of Social Psychology.1999. № 2.
18. Westerlund M., Hadlaczky G., Wasserman D. The representation of suicide on the Internet: implications for clinicians// Journal of Medical Internet Research. 2012. Vol.14. № 5 (http://www.jmir.org/2012/5/e122/#ref1).