Википедия

Понятно, почему все специалисты и преподаватели против ЕГЭ – они как профессионалы понимают, что никакого отношения к объективной оценке знаний этот инструмент не имеет. Точно также он не имеет отношения к возможности поступить в вуз наиболее достойным абитуриентам. Слабое место ЕГЭ именно в том, в чем его организаторы видят его силу – унифицированность и объективированность. Это как измерение черепа циркулем. Конечно, если проводить ЕГЭ действительно честно. Беда в том, что его проведение предполагает расширение пространства возможной нечестности – школ в стране по определению больше, чем вузов.

Однако к ЕГЭ все более негативно относятся не только те, кто с ним непосредственно сталкивается, но и те, кому он ни в какой форме не грозит. Судя по данным, которые приводит ВЦИОМ, если в 2005 году 40 %, а в 2006-м – 43 % опрошенных в той или иной степени положительно относились к замене вступительных экзаменов в вузы системой ЕГЭ, то чем больше она утверждалась, тем ниже становился этот показатель поддержки. В 2013 году он упал до 34 %. При этом отрицательно к этой системе относились в те же годы соответственно 26 %, затем – 29 %, а в нынешнем году – уже 43 % респондентов.


Хотя, если бы дело было просто в бытовом консерватизме и некоторой неотлаженности новой системы, картина была бы обратной. Даже если бы ЕГЭ не нес в себе явных и существенных преимуществ по сравнению с нормальной сдачей экзаменов, к нему бы постепенно привыкали, и в целом согласных с ним становилось бы больше, а недовольных меньше. Но этого не происходит. Тогда приходится делать вывод, что ЕГЭ не просто не лучше старой системы, а намного хуже ее. Власть упорно не хочет этого признавать, продолжая навязывать данную затею. Причем, она не только игнорирует объективные недостатки ЕГЭ, но и не может внятно объяснить, зачем ей это нужно. В результате власть сама наносит ущерб своей репутации.

Адепты ЕГЭ пытаются утверждать, что этот экзамен имеет, как минимум, те преимущества, что, с одной стороны, позволяет одаренным ученикам из регионов поступать в престижные вузы, а с другой – система оценки знаний учеников наконец-то избавилась от субъективизма, от влияния человеческого фактора. Если даже не говорить о том, что второй момент сам по себе противоречив, не факт, что избавление от влияния человеческого фактора – это хорошо. И именно с этими утверждениями не согласно большинство граждан страны. Так, согласие с первой позицией высказывает только 39 % опрошенных, со второй – 35 %. Зато явное большинство – 62 % – полагают, что в результате введения ЕГЭ ухудшилось качество знаний учащихся, поскольку школьников натаскивают только на прохождение тестов.

Кстати, по данным Левада-центра, на вопрос "Кого должна готовить школа?" наибольшее число ответов получают две позиции: "культурных, образованных людей" – 57 %, и "мыслящих людей, способных брать на себя ответственность" – тоже 57 %. Но о "культурных и образованных" людях после прохождения ЕГЭ вообще говорить не приходится. О том, что "стобалльники" по русскому языку не могут даже грамотно написать заявление о приеме в вуз, уже не один год известно всем. О "мыслящих" людях тем более вести речь странно, поскольку сама тестовая система, как и вся система унификации, предполагает тренировку человека на выбор между стандартными вариантами, исключая процесс мышления и его тренировки, как таковой.

И если в 2001 году 27 % опрошенных оценивали состояние школы, как хорошее, и 21 % – как плохое и очень плохое, то сегодня первый показатель упал до 21 %, а второй поднялся до 23 %. Нужно признать честно: 2000-е годы стали временем полного разгрома отечественного образования. В 1990-е его не финансировали, но административно не уничтожали, в 2000-е его просто стали тотально уничтожать. Сегодня 21 % граждан верят, что меры, которые предпринимает правительство, приближают систему образования к модели, которая необходима России, но 46 % уверены в том, что они ее от такой модели только отдаляют.

Возвратимся к данным ВЦИОМ. Даже в гипотетическую способность ЕГЭ объективно оценить знания выпускников верит лишь 27 % граждан страны. А в то, что он повышает шансы детей поступить в вуз – 7 %, что он способствует повышению качества образования – 2 %, что он призван сделать шансы всех детей равными – 3 %. В легенду же о его антикоррупционном значении верит вообще лишь 1 % граждан.


И когда людей спрашивают: "Если бы вы могли выбирать, что бы вы предпочли: чтобы ваши дети/внуки сдавали обычные экзамены – сначала выпускные в школе, потом вступительные в вуз, или чтобы они сдавали один Единый государственный экзамен, по итогам которого и заканчивали школу, и поступали в вуз?", ЕГЭ предпочитают 26 %, а нормальные экзамены – 57 % респондентов. И это притом, что первоначально, в 2006 году ЕГЭ выбирали 31 % граждан, а экзамены – 45 %. То есть, в общем-то, люди видели недостатки старой системы и не были в восторге от нее, возлагая на ЕГЭ некоторые надежды, но по мере его внедрения каждый год убеждались, что он намного хуже.

И здесь мы возвращаемся к тому вопросу, который был задан вначале: почему против ЕГЭ настроены не только специалисты и те, кому приходится с ним сталкиваться, но и те, кому он вообще не грозит? Ведь последние, не зная его реальных недостатков, могли бы поверить в формально провозглашаемое – что как будто ЕГЭ действительно делает абитуриента независимым от принимающего вуза, что как будто он действительно дает возможность поступать в любой университет школьникам с периферии, что как будто он объективирует оценку знаний и выравнивает требования. Но никто в это не верит.

И объяснить это можно тем, что любое цивилизованное общество отторгает унификацию, в чем бы она ни выражалась. Современное общество может развиваться, только если оно будет обществом многообразия. А измерение знания с помощью ЕГЭ и любых иных тестов, по сути, означает отказ от многообразия в пользу унификации.