После того, как Нобелевскую премию мира в этом году присудили Европейскому союзу, публицисты, политологи и политики принялись горячо спорить, насколько правильным было решение норвежского комитета. То и дело раздаются голоса о "вырождении" самой престижной награды, ее обесценивании. Впрочем, скептики находились всегда - даже на заре учреждения Альфредом Нобелем "мирной" премии чуть более столетия назад. Сегодня мало кто помнит, что этому событию мир обязан австрийской подданной Берте фон Зутнер, писательнице, неистовой пацифистке. До того неистовой, что чиновники на родине называли ее предательницей, обыватели считали юродивой. Даже многие интеллектуалы оценили ее старания слишком поздно.
В их стане был земляк баронессы писатель Стефан Цвейг. "Едва ли не чаще других, упоминавшееся с усмешкой превосходства имя одной женщины, нашло сейчас в наших сердцах отклик. Берту фон Зутнер наши потомки будут чтить как одну из героических, трагических личностей истории духа. Рожденная ею мысль своим дыханием наполняет наше время… Наша общая вина в конечном счете заключается в том, что ее вдохновенные усилия привели всего лишь к созыву небольших конгрессов, к едва заметным для мировой общественности результатам, тогда как идее, за которую она боролась, следовало бы находиться в центре европейской мысли, и эта запоздалая благодарность не освобождает нас от неискупимой вины. Но чем больше мы осознаем наше собственное заблуждение, тем более мы способны понять и оценить по достоинству моральную красоту этой женщины и ее вневременную миссию", - признавал он уже после смерти Берты. По меткому определению писателя - "Кассандры, сгоравшей в страсти своего провидческого страха".

Многие штрихи в биографии этой женщины глубоко символичны. Ее сознательная деятельность, по меткому замечанию Цвейга, вписалась в промежуток между войнами, в которых участвовала Австрия, - кампанией 1866 года и Первой мировой. Прожив довольно долгую жизнь - 71 год, она ушла за полтора месяца до рокового выстрела в Сараево, с которым окончательно отошел в прошлое XIX век, откуда родом баронесса. Так ненавидевшая войну и все, что с ней связано, она, по иронии судьбы, родилась в семье, принадлежавшей к военной элите Австрии.

Отец Берты Софии Фрайфрау Кински фон Шиник унд Теттау (это полное имя нашей героини) дослужился до чина фельдмаршала. Мать также происходила из офицерского рода. Светская львица, она рано овдовела, но долго еще оставалась звездой европейских курортов и игорных домов, пока не промотала все наследство покойного супруга. Именно благодаря привычке матери жить на широкую ногу, Берта, полная ей противоположность, с юных лет посмотрела мир и обросла связями, которые ей впоследствии так пригодились. Однажды ей довелось поработать личным секретарем у самого Альфреда Нобеля. Тогда девушка и представить не могла, что через много лет этот человек в письме к ней пообещает учредить премию для борцов за дело мира. Не мог об этом подумать и сам изобретатель динамита Нобель.

Ее женская судьба могла бы стать фабулой какого-нибудь романа в духе Джейн Остин. Бесприданница аристократического происхождения, она мечтала стать профессиональной певицей, но из этой затеи ничего не вышло. После тридцати бедная девушка потеряла надежду не только сделать карьеру, но и выйти замуж и, чтобы хоть как-то свести концы с концами, устроилась гувернанткой к дочерям венского семейства фон Зутнер. Надо ли рассказывать, что там она влюбилась в одного из трех сыновей - молодого барона с романтическим именем Артур. Он был младше Берты на целых семь лет, но вспыхнувшее чувство оказалось взаимным. Разумеется, родители  юноши, по всем законам жанра, были против столь невыгодной партии. Остальное читатель может вообразить сам: временное расставание в тщетной попытке заглушить страсть, затем тайное от родителей Артура венчание и побег на окраину далекой Российской империи - в трижды романтический Тифлис. Артур и Берта жили вместе долго и счастливо, 26 лет, до самой его кончины. Любимого Берта пережила на 12 лет. На этом счастливый роман заканчивается, и сквозь его страницы проступает совсем другая история.

Артур и Берта оказались не просто идеальной парой, они оказались соратниками. Редкое явление для тех времен, когда женщина могла быть для мужчины кем угодно - музой, правой рукой, помощницей, но редко - равной в творческом союзе. Когда в 1877 году началась война между Россией и Турцией, барон фон Зутнер отправился репортером в самое пекло - его репортажи с театра военных действий в венских газетах были нарасхват. Отвага мужа побудила взяться за перо и Берту. Ее рассказы и эссе выходили под псевдонимом B.Oulot (игра слов - по-французски boulot значит "толстушка"). Вместе муж с женой сочинили еще четыре романа, пока не пробил именно ее звездный час.

В 1889 году выходит книга баронессы "Долой оружие!" - о женском "потерянном поколении", искалеченном жерновом европейских войн 60-х. Этот горячий антимилитаристский протест стал настоящей сенсацией. Роман цитировали в австрийском правительстве, а Лев Толстой сравнивал его по значимости с "Хижиной дяди Тома" Бичер-Стоу. Об этом Лев Николаевич лично написал в письме к фон Зутнер из Ясной Поляны: "Дай бог, чтобы ваша книга предшествовала уничтожению войны. Я не верю, чтобы третейский суд был действенным средством… Между тем все усилия, подсказанные искренней любовью к человечеству, принесут свои плоды, и конгресс в Риме (пацифистский конгресс "миролюбивых сил". - прим.РГ), я в этом уверен, будет много содействовать популяризации идеи о явном противоречии, в котором находится Европа, между военным положением народов и нравственными правилами христианства и гуманности, которые они исповедуют. Примите, милостивая государыня, уверения в моих чувствах истинного уважения и симпатии"

Как видно, Лев Николаевич все же считал наивной верой в институты, в том числе третейский суд и международный арбитраж, которую так пылко разделяла Берта. Она основала "Австрийское общество мира", ставшее первой пацифистской организацией на ее родине. Но, как известно, нет пророка в своем отечестве - пример Берты фон Зутнер это продемонстрировал сполна. Карикатуристы вволю издевались над "фурией пацифизма", выступавшей - слыханное дело! - против строительства военных самолетов, и только Альфред Нобель, заразившийся ее пылом, лично пообещал ей "выделить часть состояния для премии тем, чьи усилия могут способствовать достижению мира в Европе". В 1905 года лауреатом этой премии стала сама Берта фон Зутнер. Она стала первой женщиной, удостоенной этой высокой награды. И вообще второй женщиной, получившей "нобелевку", - после Марии Склодовской-Кюри. Муж Берты, драгоценный Артур, всего три года не дожил до ее триумфа.

Этот триумф многие современники восприняли со скептической усмешкой. "Она жила рядом, среди нас, в нашем мире, в Вене, она была общительна, внимательна, доступна каждому отдельному человеку, и самой большой радостью для нее было собрать сторонников, новых приверженцев своей идеи. У меня было много возможностей встречаться с ней; и привлекательность ее облика, и ее доброжелательность, и огромная сила ее деятельной воли, одухотворяющей уже стареющую женщину, были чарующе очевидны и вызывали к ней уважение. Ее деятельность должна была вызвать у каждого чувствующего человека глубокую симпатию, но симпатия, с которой общество встречало ее идеи, была равнодушной, вялой, инертной", - каялся Цвейг.

И вот еще. "Вопрос о том, что должно преобладать в отношениях между государствами: грубая сила или закон, становится наиболее животрепещущим в наше богатое событиями время. Решение этой проблемы зависит от того, какой мы хотим видеть Европу -  в грудах развалин или же, если удастся избежать конфронтации, мирной и цветущей", - это слова из Нобелевской лекции Берты фон Зутнер. Слова, к которым стоит прислушаться и в наши дни.

Дословно
Из эссе Стефана Цвейга "Берта фот Зунтер"

Она обладала святой, наивной верой в разум человечества и всегда повторяла нам вновь и вновь одну простую истину, спорая записана во всех библиях мира, - "Не убий". Она говорила это другими, новыми словами: "Долой оружие!" - и говорила так страстно, так часто, так неустанно, как никто до этого не говорил, ибо - сама не имея детей - отдала всему миру ту бесконечную любовь, которой была наделена. Когда она впервые крикнула на весь мир эти слова "Долой оружие!", люди слушали с интересом. Но так как она вновь и вновь говорила одни и те же слова "Долой оружие! Долой оружие!", любопытствующим стало скучно. Это страстное однообразие мысли было воспринято как ее бедность, очевидность идеи - как банальность. Некоторых это стало раздражать, они думали - что за нужда в мирное время постоянно призывать к миру. Берта фон Зутнер стала представляться нашему мнимо мудрому миру лжепророком, и постепенно общественное мнение задвинуло ее в дальний угол к оккультистам, теософам, вегетарианцам и изобретателям воляпюка, в закоулок, который соседствует с домом для умалишенных.

<...>Но женщина, о которой думали, что ей нечего более сказать, кроме этих двух слов, обладала глубоким инстинктом Кассандры<...>, поэтому она со страхом предчувствовала, словно грозу, эту мировую войну, и поэтому на протяжении десятилетий она была обвиняющей совестью народов<...> Бдительная, она видела, как во всех странах постоянно совершенствовалась ужасная машина войны, как эта система охватила все сферы человеческой деятельности <...>. Верно, Бертой фон Зутнер владела только одна мысль "Долой оружие!", но непреходящее ее величие заключается в том, что эта мысль была не только верной, но и единственно важной мыслью нашего времени. И целью тридцати лет активной деятельности героической женщины было все глубже внедрять эту мысль в действительность. Она <...>, равнодушная ко всяческому равнодушию, неутомимая в своей работе, основала Общество мира, австрийское, венгерское, спешила с конгресса на конгресс, добивалась встреч с руководителями государств, с дипломатами, которые давали ей ни к чему не обязывающие обещания. Она привлекала к своему делу массы людей, целые нации. А если не находила многих, искала одиночек.Она нашла Альфреда Нобеля, изобретателя страшного взрывчатого вещества, разбудила его совесть, и он учредил премию, которая призвана была хотя бы раз в году напоминать человечеству о существовании организации, борющейся за мир. Она нашла Карнеги, хозяина Питсбурга, в котором дни и ночи изготовляются тысячи орудий и винтовок, и заинтересовала его своими идеями. Связывая идеей мира друг с другом людей разных наций, она образовала цепочку, которую и сейчас усилиями миллионов солдат полностью не разорвать.

Так эта героическая пропагандистка идей человечности дала нам запоминающийся урок того, как женщина, даже если ей законом отказано влиять на политику, так как она не имеет избирательных прав, все же нашла пути воздействия на людей - от сердца к сердцу, от души к душе - аргументами гуманизма пробуждая совесть в каждом, имеющем чувство ответственности.

И как она обращалась к совести человечества, как была бдительна в своей "Вахте мира"! Месяц за месяцем издавала она этот журнал - малочитаемый, малозаметный и трагическим образом известный лишь тысяче уже убежденных сторонников мира, а не тем сотням тысяч людей, которых следовало бы убеждать в истинности этих идей! Одна она призывала к применению радикальных средств, тогда как другие стремились сохранить обманчиво хорошее самочувствие общественного мнения дипломатическими мазями и политическими микстурами. За два десятка лет до мировой войны Берта фон Зутнер знала, что война разразится, а все мы, находясь в двух шагах от нее, ничего не подозревали.

<...>Берта фон Зутнер одна приняла на себя трагическую миссию вечного нарушителя покоя, неудобного для своего времени, как Кассандра в Трое, как Иеремия в Иерусалиме. Жизни с вялым, бесчувственным сердцем она героически предпочла жизнь среди насмехающихся над ней людей.

<...> Конечно, она и сама лучше любого другого знала о глубокой трагичности идеи, которую защищала, о едва ли не безнадежно трагическом положении, которое изначально свойственно пацифизму: он всегда не ко времени, несвоевременен, в дни мира он не нужен, во время войны - безрассуден, в дни мира - бессилен, а во время войны - беспомощен. И все же Берта фон Зутнер, подобно Дон Кихоту, бившемуся с ветряными мельницами, всю свою жизнь боролась за торжество великой идеи, и только сейчас мы с ужасом узнаем то, что она знала всегда, - эти ветряные мельницы перемалывают не ветер, а кости европейской юности.

http://www.rg.ru/2012/11/10/zutner-site.html