Википедия

Творчество «срывателей покровов» со славных страниц отечественной истории зачастую не выдерживает даже простейшей проверки фактами.

Недавно попавшаяся мне на глаза статья Евгения Понасенкова «Почему войну 1812 года никак нельзя назвать «отечественной» всерьёз привлекла моё внимание. И не вследствие того, что она является образцом удачного исторического исследования (или выжимки из исторического исследования – книги того же Понасенкова «Правда о войне 1812 года»). На мой взгляд, данная статья (как и, предполагаю, широко цитируемая в ней книга) является прекрасным образцами чисто пропагандистских работ, выдающих себя за исторические исследования для дискредитации узловых элементов русского патриотического мировоззрения. 

Русская, а позже советская историческая наука всегда были наполнены вполне конкретным пропагандистско-идеологическим содержанием. Впрочем, это нельзя считать чисто отечественным явлением. Влияние идеологических (или, если угодно, политических) соображений на изложение исторических событий свойственно абсолютно всем странам, народам и режимам. Однако во всём нужно чувство меры. Одно дело назвать победой сражение со спорным результатом или преувеличить масштабы поражения противника, сгладить те или иные негативные или превознести положительные аспекты тех или иных событий. Но если автор изначально поставил целью назвать белое чёрным и ради этого ломает через колено исторические факты, то такое литературное творчество требует совершенно других оценок и определений.

Но предисловие немного затянулось. Пора перейти к сути. В рамках данного материала я хочу разобрать приводимые Понасенковым аргументы с тем, чтобы показать, какими методами пишутся подобные работы, и предоставить читателю возможность самому делать вывод об уровне моральной чистоплотности автора. Оговорюсь сразу: разбирать все положения статьи мне не позволяет ни время, ни формат статьи, пусть даже самой развернутой. Остановимся лишь на наиболее ярких и, в то же время, узловых моментах повествования Понасенкова. 

Прежде всего Понасенков пытается убедить читателя в том, что война 1812 года не была для России оборонительной. В первой части статьи он якобы анализирует историю русско-французских отношений начала XIX века, чтобы доказать: войну 1812 года задумал, спланировал, организовал и начал русский император Александр I.

Вот что пишет Понасенков: «Наполеон преследовал лишь одну цель: союз с Россией. Ради этого он обмундировал за счёт французской казны 6 732 солдат и 130 генералов и штаб-офицеров русских пленных (пришедших с Суворовым на границы с Францией со всё той же агрессивной целью) и 18 июля 1800 года отправил их безвозмездно (без взаимообмена !) на родину (Троицкий Н.А. Указ. соч., с. 40); ради этого великий полководец не стал требовать в Тильзите контрибуции с трижды (дважды – лично им) наказанной за агрессию России. Более того (это уже вообще рекорд щедрости и христианского прощения врага своего): Россия ещё и получила Белостокскую область! Всё ради мира и союза». 

Условия Тильзитского мира вовсе не были такими уж мягкими для России. Во-первых, Александру I пришлось согласиться на расчленение Пруссии (на левом берегу Эльбы было создано Вестфальское королевство, правителем которого стал брат Наполеона Жером). Если учесть, что в то время Пруссия была стратегическим союзником России (например, в войне Четвёртой коалиции 1806-1807 годов), значение этой уступки становится понятным. 

Далее Россия соглашалась на воссоздание Польши из прусских провинций этой страны (под названием Варшавского герцогства). Это государство неизбежно стало бы центром притяжения для принадлежащих России польских земель, что само по себе являлось для Российской империи серьёзной угрозой. Кроме того, новосозданное герцогство площадью в 155 тысяч квадратных километров с населением 4,3 миллиона человек официально являлось протекторатом Французской империи. Компенсация в виде Белостокской области, отошедшей к России, её явно не окупает: площадь этого куска земли составляла всего 8 тысяч квадратных километров, а население – около 250 тысяч человек. 

Помимо этого, Россия выводила войска из отвоёванных у Турции Молдавии и Валахии – через 50 лет повторная попытка отбить эти территории у турок привела к катастрофической для России Крымской войне. Наконец, Россия обязалась поддержать континентальную блокаду Англии, что негативно сказалось на её торговле, ведь именно Англия на тот момент была главным торговым партнёром России.

Фактически Тильзитский мир был триумфом Наполеона: он получил всё, что могла позволить себе отдать Россия без потери достоинства. Почему Наполеон, неоднократно ранее разбивавший русские войска, не пытался добиться большего? Да потому, что, прежде всего, он сам не был готов продолжать войну. Русская армия вовсе не была разбита французами: в ходе войны Четвёртой коалиции Россия потеряла порядка 30 000 человек. Для сравнения, в то же самое время в войне с Турцией только в составе Дунайской армии, по воспоминаниям графа Ланжерона («Война с Турцией 1806—1812 гг»), действовала стотысячная русская армия, да ещё были войска на Кавказе. Собственно, Тильзитский мир стал возможен лишь потому, что Александр I считал более важной для России войну с Турцией. Если бы Наполеон в Тильзите предъявлял России слишком жёсткие требования, то мнение русского императора могло и перемениться: мир мог быть заключён с Турцией, а вся русская армия могла бы быть брошена против Наполеона, чьи завоевания в Европе были ещё не закреплены, а армия потеряла 190 тысяч человек. Наполеон не был уверен, что полномасштабная война с Россией принесёт ему победу – и, как показал 1812 год, правильно делал.

Таким образом, Тильзит вовсе не был шоу невиданной щедрости и миролюбия со стороны Наполеона, а был всего лишь шагом, продиктованным политической целесообразностью с обеих сторон.

Далее Понасенков пытается убедить читателя в том, что Наполеон не намеревался разрывать мира с Россией и в будущем. Вот что он пишет: «Документы однозначно свидетельствуют о его преданности идее союза с Россией. Из письма Ш.М. де Талейрану сразу после заключения мира: «Я имею основания надеяться, что наш союз будет постоянным» (Троицкий Н.А. Указ. соч., с. 125)». Данное письмо действительно имело место, и указанная фраза в нём действительно была. Однако позже Наполеон говорит и пишет уже иначе. «Через пять лет я буду владыкой всего мира. Остается одна Россия, – я раздавлю её...» – пишет Наполеон своему послу в Варшаве аббату де Прадту (Pradt de. Histoire de l’ambassade dans le grand duché de Varsovie en 1812, цитируется Федотом Кудринским в «Вильна в 1812 году» (1912)). В мае 1811 года Наполеон меняет своего посла в Санкт-Петербурге: место сторонника союза с Россией Армана де Коленкура занимает Жак Лористон. В ноябре 1811 года русский посол в Париже князь Куракин пишет своему императору: «Не время уже нам манить себя пустою надеждою, но наступает уже для нас то время, чтоб с мужеством и непоколебимою твердостию, достояние и  целость  настоящих границ  России защитить» (Тарле Е. В. Нашествие Наполеона на Россию // Собрание сочинений: в 12 томах. – М.: Издательство АН СССР, 1959). Это чувствует и сам Александр. «Мне невозможно удалиться от центра моей администрации и моей деятельности; мне  нужно ждать более благоприятного момента, или же война и вовсе помешает мне», – пишет он своей сестре, объясняя невозможность своего приезда в нынешних условиях. Если бы Александр сам планировал агрессию, в таких письмах не было бы нужды: нападающий сам выбирает время и место для атаки, и русский император как минимум знал бы, когда и как начнётся война, если бы собирался сам её начать. Но он этого не знает.

Далее Понасенков утверждает, что именно Россия объявила войну Франции в 1812 году. «Ещё 16 июня (т.е. за восемь дней до переправы через Неман) глава французского МИДа герцог де Бассано заверил ноту о прекращении дипломатических сношений с Россией, уведомив об этом официально европейские правительства. 22 июня французский посол Ж.А. Лористон информировал главу русского внешнеполитического ведомства о следующем: «…моя миссия окончилась, поскольку просьба князя А.Б. Куракина (российский представитель в Париже. – Прим. Е.П.) о выдаче ему паспортов означала разрыв, и его императорское и королевское величество с этого времени считает себя в состоянии войны с Россией» (Там же, с. 137 – 138). В переводе на понятный язык: Россия первой объявила войну Франции».

Вот как выглядело сообщение Лорристона об объявлении войны полностью: «Поскольку князь Куракин… затребовал свои паспорта и трижды повторил свою просьбу, его императорское величество повелел вручить их ему. Он приказывает мне затребовать мои паспорта, так как моя миссия окончилась, поскольку просьба князя Куракина о выдаче ему паспортов означала разрыв, и его императорское и королевское величество с этого времени считает себя в состоянии войны с Россией». (АВПРИ, ф. Канцелярия министра иностранных дел, оп. 468, д. 3785, л. 40). В документе нет даже упоминаний о прекращении дипломатических сношений, а есть лишь ссылка на то, что Куракин затребовал паспорта. Понасенков пытается убедить читателя, что это одно и то же, а также что это эквивалентно объявлению войны. Но это не так.

Паспорта для посла не есть разрыв сношений. Аналогом этого действия сегодня является отзыв посла: подобное имело место, например, в 2011 году, когда Турция отозвала своего посла из Франции из-за признания геноцида армян. При этом дипломатические отношения между странами не разрывались: послом Турции во Франции в настоящий момент является Таксин Бурчоглу. Разрыв дипломатических отношений – шаг куда более серьёзный, и о нём в мировой дипломатической практике объявляют отдельно. Но и он не означает объявления войны. Скажем, 31 августа Армения приостановила дипломатические отношения с Венгрией, однако говорить о том, что с этого момента Венгрия и Армения находятся фактически в состоянии войны, никому не приходит в голову. Состояние войны начинается де-юре после того, как одно государство объявляет другой войну, а де-факто – после начала военных действий, причём зачинщиком войны считается сторона, первая начавшая эти действия. В обоих смыслах войну 1812 года начала Франция: де-юре процитированной выше нотой от 22 июня, де-факто – переходом Немана 23 июня. 

Более того, уже после перехода Немана и формального объявления войны Александр I пишет Наполеону письмо следующего содержания (АВПРИ, ф. Канцелярия министра иностранных дел, оп. 468, д. 6258, л. 7-7об.): «Государь брат мой, вчера я узнал, что, несмотря на добросовестность, с которой я выполнял мои обязательства по отношению к вашему величеству, ваши войска перешли границы России. <…> граф Лористон, говоря о причине этого нападения, заявляет, что ваше величество считали себя в состоянии войны со мной с того самого момента, как князь Куракин затребовал свои паспорта. <…> посол князь Куракин, как он сам заявил, никогда не получал повелений действовать подобным образом, и <…> я повелел сообщить ему, что совершенно не одобряю его действий, и приказал ему оставаться на своем посту. Если в намерения вашего величества не входит проливать кровь наших народов из-за недоразумения подобного рода и если Вы согласны вывести свои войска с русской территории, я буду считать, что всё происшедшее не имело места». Как видно, Александр I проявляет полную готовность избежать войны даже после того, как она объявлена, – для этого Наполеону всего лишь достаточно отойти за Неман. Весьма странное поведение для государства-агрессора! Не удивительно, что этого письма Понасенков не цитирует: оно полностью противоречит его тезису об агрессивных планах Александра I в 1812 году.

А вот со стороны Наполеона наблюдается иная риторика. 22 июля Наполеон обращается к своим войскам со следующей речью: «Солдаты! Вторая польская война началась. Первая окончилась в Фридланде и в Тильзите. В Тильзите Россия поклялась быть в вечном союзе с Францией и в войне с Англией; ныне она нарушает свои клятвы! Она не желает дать никакого объяснения в странных своих поступках, покуда французские орлы не отойдут за Рейн и тем не покинут своих союзников на её произвол.

Россия увлечена роком. Судьба её должна свершиться. Не думает ли она, что мы переродились? Или мы более уже не солдаты Аустерлица? Она постановляет нас между бесчестием и войной. Выбор не может быть сомнителен. Идём же вперед, перейдём Неман, внесём войну в её пределы.

Вторая польская война будет для французского оружия столь же славна, как и первая; но мир, который мы заключим, принесёт с собою и ручательство за себя и положит конец гибельному влиянию России, которое она в течение пятидесяти лет оказывала на дела Европы». Данную речь Наполеона Понасенков также не цитирует. 

Таким образом, выводы Понасенкова о том, что именно Россия, а не Франция начала войну 1812 года, не соответствуют истине. Они базируются на зыбком фундаменте выборочных цитирований, замалчивания одних фактов наряду с выпячиванием других, а также прямых искажений сути описываемых событий. Уже одно это ставит под сомнение чистоплотность и объективность Понасенкова. 

Но всё это меркнет по сравнению с описанием войны в его изложении. Далее я буду просто приводить цитаты из статьи со своими комментариями.

«Французы спокойно живут в Москве больше месяца (а, получи они эшелон с едой – так жили бы до горбачёвской оттепели), но затем снова начинается преследование русскойт армии». Понасенков почему-то не поясняет, почему французы через месяц сидения в Москве начали преследование русской армии: это породит ненужные вопросы и подтолкнёт читателя к ненужным автору выводам. А преследование французы начали как раз потому, что сидеть в Москве «до горбачёвской оттепели» они не могут: им банально становится нечего есть.

Логистика Великой армии была такова, что предусматривала снабжение в значительной степени за счёт местный ресурсов, т.е. получение припасов от местного населения (о логистике Великой армии неплохо написано, например, в статье Джорджа Ф. Нафзайгера «Тыл и снабжение в кампании 1812 г.: причина поражения Наполеона», 185 лет Отечественной войне 1812 года. Сборник статей. Самара, 1997). Но за счёт местных ресурсов в России прокормиться не получается. Это признаёт и Понасенков, хотя даёт этому совершенно феерическую трактовку: «В Европе французские солдаты как порядочные покупали еду у местных жителей за золотые наполеондоры, в России же купить еду было физически негде. И не только французам: вместо рыночной системы – духовность и соборность, то есть европейских магазинов нет как класса». Начнём с того, что в Европе наполеоновские солдаты припасов за золото не покупали: продовольствие и другие предметы снабжения в лучшем случае оплачивались квитанциями, которые теоретически могли быть в дальнейшем обменяны на деньги или товары. К слову, ничего необычного в этой практике нет: так поступали почти все армии во все времена (вплоть до нацистских оккупантов), просто французы довели эту систему до совершенства. Ну и, разумеется, никакие «европейские магазины» для этого нужны не были: провизия собиралась специальными фуражирными отрядами непосредственно у населения (см. там же). 

Но в России эта система не срабатывала. Причём дело не только в тактике выжженной земли, когда отступающая русская армия старалась уничтожить за собой всё, что противник мог бы использовать себе на пользу. Громадное значение имела позиция крестьян, которые попросту не хотели сотрудничать с оккупационной администрацией. Вот что пишет, например, начальник полиции Березинской подпрефектуры Домбровский: «Мне приказывают все доставлять, а взять неоткуда… На полях много хлеба, не убранного из-за неповиновения крестьян». Таким образом, пассивное сопротивление русского крестьянства срывало планы снабжения Великой армии, вызывая ответные жёсткие меры по реквизиции продовольствия и откровенные грабежи со стороны голодных французских солдат. А это, в свою очередь, усиливало ненависть местных жителей к оккупантам и давало поводы уже для активного (с оружием в руках!) сопротивления.

Спасти Великую армию могла бы доставка провианта из Европы – эти запасы там имелись. В Модлине и Кюстрине накоплено 100 000 рационов, запасы Данцига способны обеспечить 400 000 человек и 50 000 лошадей на 50 дней. Это тот самый «эшелон с едой» Понасенкова, с подходом которого французы могли бы жить в Москве до «горбачёвской оттепели». Если бы он подошёл. Но он не подошёл, и тому была вполне конкретная причина – действия отрядов русской армии, специально созданных для нападениё на французские обозы и фуражирные команды, вроде легендарного отряда Дениса Давыдова. Такова была избранная русским командованием тактика борьбы с французами.

Таким образом, эта часть рассуждений Понасенкова является чистой воды инсинуацией. Французские войска не могли долго усидеть в Москве, они вынуждены были начать преследование русской армии. Им нужно было заканчивать войну, разбив русские войска – иначе их ожидал крах системы снабжения, голод и деградация армии, которые, кстати, уже начали проявляться. И эта ситуация стала следствием действий русской армии. А если Понасенков считает, что военные действия ограничиваются лишь генеральными сражениями, то это выдаёт его дилетантизм в военных вопросах.

Идём далее. «Кутузов вывел из Тарутина 130 тысяч солдат, а в Вильно привёл 27 тысяч». Данное утверждение должно ужаснуть читателя масштабом потерь в русской армии, но оно полностью ложно. Под Тарутино у Кутузова не было 130 тысяч: было 36, реально в сражении участвовало 13, потери составили 1 200 человек. Кстати, французская армия под Тарутино потеряла 4 тысячи солдат из 20, принимавших участие в бою, т.е. в три раза больше, чем русские.

«На Березине, где у нормальных западных генералов случилось бы пленение армии Наполеона, сей последний блистательными манёврами обманывает П.В. Чичагова, отбрасывает корпус П.Х. Витгенштейна, успешно наводит мосты и удачно переправляется». Потерю 21 тысячи боеспособных солдат из 40 тысяч Понасенков называет «удачной переправой». Без комментариев.

«Мне смешно читать детский лепет некоторых писак про «практически полное уничтожение наполеоновской армии»: суммарные потери убитыми и ранеными были чуть ли не меньше, чем у русских». Ложь, сопряжённая с манипуляцией фактами: Понасенков по какой-то причине говорит лишь о раненых и убитых, исключая санитарные потери и пленных. Но даже в этом разрезе суммарные потери Великой армии составили 380 тысяч человек, тогда как русские потеряли 210 тысяч – разница почти в 2 (если быть точным, в 1,8) раза. Что же касается совокупных потерь Великой армии, то известно, что из 615 тысяч человек домой вернулось лишь 110 тысяч, так что общие потери составили более полмиллиона человек! (Riehn, Richard K. (1991). 1812 Napoleon's Russian Campaign. New York: Wiley). 17% возвратившихся с войны – ну, может, по меркам Понасенкова это и нельзя назвать «практически полным уничтожением», если выше у него 50% потерь считаются удачным итогом операции…

«С чисто военной точки зрения, в выигрыше французы, которые победили во всех крупных сражениях, включая генеральное, а также заняли «первопрестольную». Новое слово в военной науке: теперь армию, дезорганизованную, в панике отступающую, преследуемую противником до самой своей столицы, можно, по Понасенкову, назвать победительницей «с чисто военной точки зрения». 

Далее, Понасенков пытается доказать, что войну 1812 года нельзя называть отечественной и говорить о патриотическом подъёме, так как у большинства русских того времени, цитирую Понасенкова, «нет права и на патриотизм». Он пишет: «Русские крестьяне образца 1812 года (да и много позднее) не осознавали себя «гражданами» страны; на вопрос «кто они» несчастные отвечали, что они «такого-то барина» или «из такой-то деревни, волости» («кутузовские», «рязанские» – но не русские). Суммарно крестьяне (крепостные и небольшая часть – государственные) составляли 98,5% населения (Понасенков Е.Н. Указ. соч., с. 139). Следовательно, абсолютное большинство населения страны уже не может подарить нашим идеологам такую радость, как «патриотический подъём». 

Не будем анализировать логические построения Понасенкова и обсуждать само понятие «право на патриотизм», которого он лишает русский народ. Лично мне кажется, что «право на патриотизм» – вообще нонсенс, народ либо проявляет патриотизм, либо нет, не спрашивая об этом ни понасенковых, ни вообще кого бы то ни было. Проявил ли русский народ патриотизм в 1812 году? Посмотрим на факты.

Выше я уже писал о пассивном сопротивлении, оказываемом захватчикам русским крестьянством: без этого бессмысленными оказались бы самые активные меры по перехвату французских обозов и срыв системы снабжения французской армии был бы невозможен, так как французы вполне могли бы обеспечить себе снабжение за счёт местных ресурсов. Наличие и, главное, эффективность этого пассивного сопротивления доказывается самим фактом развала французской системы снабжения, что бы там не думал по этому поводу Понасенков.

Но пассивным сопротивлением русское крестьянство не ограничивалось. Вот знаменитый партизанский отряд Четвертакова: взятый в плен у села Царево-Займище рядовой солдат собрал и организовал 4 тысячи партизан! В отряде Герасима Курина против французов действовали 5 500 человек. Около 2 000 человек собрал вокруг себя крестьянин по фамилии Самусь. Только за время пребывания в Москве французская армия потеряла от действий крестьянских партизанских отрядов около 20 000 человек (это снова к вопросу о французах, которые по Понасенкову «спокойно живут в Москве более месяца»). О масштабах народной войны говорит и специальное послевоенное распоряжение о сдаче крестьянами оружия: эта проблема была настолько серьёзной, что правительству пришлось принимать особые меры для её разрешения. Сам Понасенков в другой части своей статьи цитирует записки одного из русских партизан. «Почитаем записки простого русского – Кузьмина А.К., который описывает, как «народ-богоносец» расправляется с безоружными людьми (нарушая все заветы Христа и цивилизации): «Нахватаем их человек десяток и поведём в этот лесок. Там раздадим им лопатки да и скажем: ну, мусье! Ройте себе могилки! Чуть кто выроет, то и свистнешь его дубинкой в голову…» (Отечественная война 1812 года глазами современников. М., 2012, с. 98). В 1812 году русские крестьяне продемонстрировали страшный и очень сильный ген варварства, бесчеловечности». Приятного, конечно, мало, партизанская война вообще штука малоаппетитная. Но вот что удивительно: в одном месте Понасенков отрицает сам факт (да чего там, саму возможность!) народной войны, в другом как достоверный факт публикует свидетельства её участников. 

Продолжать можно почти бесконечно. Но нужно ли? На мой взгляд, приведённого выше материала вполне достаточно, чтобы составить представление об особенностях исторических экскурсов Понасенкова. К сожалению, под маской попытки «раскрыть людям глаза на историческую правду» скрывается банальная мешанина из полуправды, откровенного вымысла, необоснованных утверждений, не связанных с предпосылками выводов и просто вранья. Всё это структурировано и собрано в единый массив, призванный создать «антимиф» об Отечественной войне 1812 года, максимально заляпать грязью одну из самых героических страниц нашей истории.

Творчество Понасенкова можно было бы считать интеллектуальным вывертом, моральным извращением и просто не обращать на него внимание. Увы, это творчество является всего лишь строчкой в длинном списке псевдоисторических исследований-«разоблачений» такого рода.

Существует большая  группа авторов, стремящихся, говоря словами Понасенкова, лишить русский народ «права на патриотизм». Лично мне совершенно непонятна та ненависть, с которой панасенковы и суворовы пытаются убедить своих сограждан, что в их истории нет ничего, чем можно было бы гордиться. И ладно бы, если бы они делали это, движимые неудержимым стремлением к истине: на примере статьи Понасенкова мы видим, что этим и не пахнет. Но зачем врать, чтобы унизить свой собственный народ, а через него – и самоё себя? Мне трудно представить, какие извращённые психологические причины могут стоять за подобными устремлениями.

Завершая этот и без того объёмный материал, хочу обратиться к моим читателям с просьбой: не будьте бездумными потребителями пропаганды – вне зависимости от того, написана ли она врагами или друзьями! Ни одна пропаганда, из какого бы источника она не исходила, не пишется для того, чтобы сделать вас свободными. Только способность критически оценивать любые сведения, готовность проверять и перепроверять их, сопоставляя с данными из независимых источников, позволит вам быть действительно свободным – или, по крайней мере, свободомыслящим – человеком. Это трудно, требует сил, времени, а главное – способности преодолевать собственную лень и легковерие. Но в борьбе обретёте право своё!

Автор: Юрий Ткачёв

http://timer.od.ua/statji/chem_meshaet_fal_sifikatoram_otechestvennaya_voyna_1812_goda_918.html