Так, согласно одной из них, в этом виновата любовь, которая сразила молодого Альфреда, когда его семья проживала в Петербурге. Этот момент прекрасно описала когда-то Ханна Лебовски: «...Они уже час гуляли по парку — юный швед и молодая датчанка. Где-то вдалеке раздавались оживленные голоса — по четвергам в петербургском доме мадам Дезри собирались иностранцы, по воле судьбы осевшие в России. Альфред приехал в Северную Пальмиру вместе с отцом, Анна же родилась здесь — ее отца, известного датского судопромышленника, некогда пригласил на службу сам Петр I. Невысокая, грациозная, живая — когда Альфред впервые увидел Анну, ему показалось, что все любовные стихи были написаны только о ней. Анна, впрочем, к кавалеру подобных чувств не питала — Альфред совсем не походил на байронического красавца из ее снов. Он, конечно, очаровательный меланхолик и чудесно читает стихи, но, право, тщедушность и бледность хороши до известных пределов (Альфред и впрямь не отличался здоровьем). Но, с другой стороны, он был прекрасным собеседником — в свое время папа решил, что лучшее образование для сына — длительное путешествие, и в свои семнадцать Альфред уже объездил всю Европу и даже побывал в Америке. «Океан меня разочаровал, — говорил он скучающим голосом. — Мне он представлялся гораздо большим», — и восхищенная Анна кокетливо наклоняла головку, поглядывая из-под ресниц в его сторону. Стихам она была особенно рада — маменька прятала от нее и Шелли, и Байрона, справедливо полагая, что эти «страсти роковые» окончательно задурят голову юной дочке.

На статного красавца Франца Лемаржа Альфред сначала не обратил внимания — в доме графини бывало много народа. Но увидев, какие взгляды бросает на него Анна, не на шутку заволновался. Франц сыпал любезностями и пересказывал последние сплетни австрийского двора — его отец служил там, пока его не направили в Петербург по дипломатической линии. Альфред ненавидел таких выскочек: известно, как эти великосветские хлыщи умеют задурить мозги неопытным девушкам. Да и по службе они всегда добиваются успехов, а приличные люди прозябают в безвестности. Альфред старался изо всех сил, рассказывал Анне самые занятные истории, какие только знал, но все тщетно — под любым благовидным предлогом она покидала его и уходила слушать Франца.

Все решилось на день ангела. Лемарж был в ударе: сыпал остротами, танцевал, пил шампанское. На Альфреда же накатила одна из его обычных депрессий — та темная волна, за которой уже не различаешь людей и предметы, и хочется сесть в угол, сжаться и замереть навсегда. Но безжалостная судьба подготовила ему еще одно испытание: Лемаржу вдруг захотелось поближе познакомиться с застенчивым соперником. «Как вы относитесь к математике? — спросил он, подходя с бокалом шампанского. — Не правда ли, в естественных науках должен теперь разбираться каждый мужчина?» Альфред заметно напрягся и гордо ответил, что его отец — известный естествоиспытатель и промышленник, а сам он изучал указанные науки у лучших учителей. «О, неужели? — притворно удивился Франц. — Так, может быть, вы сможете решить вот это?» — он набросал на салфетке какую-то формулу. Нобель неуклюжим движением подвинул салфетку к себе: в голове прыгали формулы, квадратные корни, но задача никак не решалась. Вдоволь насладившись смятением Альфреда, Лемарж несколькими легкими росчерками завершил построение. «В этом нет ничего удивительного, и мсье Нобелю нечего стесняться, — объявил он окружающим. — Я ведь собираюсь поступать в университет по математическому разряду, зато из Альфреда, полагаю, выйдет замечательный литератор».

Свадьба Анны Дезри и Франца Лемаржа шумела на весь Петербург. Нобели тоже были приглашены, но Альфред сказался больным и проболел чуть ли не три недели. Но Анну Дезри и Франца Лемаржа, который так и не стал известным математиком, он не забыл. Более того, готовя свое завещание, он, видимо, специально не внес пункт о премии за математические достижения.

Источник