Мат… он существует!. Лингвистика.

Ненормативная лексика, нецензурная брань, матерщина, мат-перемат – и это все о нем! Или вот еще, любовно – “крепкое словцо”. В России решили бороться с матом. 

В начале мая президент Владимир Путин своим указом запретил использовать нецензурные слова в теле- и радиоэфире, в печатных СМИ, произведениях литературы, искусства, в театре, на кинопоказах и любых публичных выступлениях.

Эта часть исконно русского языка столь велика, что позволяет филологам выпускать целые словари по заданной теме. К примеру, для антологии “Русский мат”, изданной в 1994 году, авторы составили толковый словарь мата. В книге собраны “матерные” произведения из фольклорного наследия, работы известных и неизвестных авторов — поэзия, сказки и проза, пословицы и поговорки, эпиграммы, частушки и потешки. 

К слову, о “потешках”… Вспомним, что в русском языке существуют малый и большой матерные загибы. Последний, если верить знатокам, включает в себя 260 слов. Считается, что в начале 20-го века наизусть его знали только поэт из крестьян Сергей Есенин и граф Лев Толстой. А авторство приписывают чуть ли не Петру Первому. В общем, традиции использования матерного слова на Руси, что называется, уходят вглубь веков. 

“Голос России” обратился к филологам и писателям с вопросом: как они отнеслись к новому закону, запрещающему мат как художественный прием, не говоря уже о другом качестве. Доктор культурологии, писатель, заслуженный профессор МГУ Владимир Елистратов подошел к теме с педантичностью ученого:

“Я отношусь в целом, стратегически, очень хорошо к этому. Это правильно. Надо с этим бороться, но чисто технически это будет очень сложно. Потому что противоречие заключается уже в самом законе: если в нем говорится, что такие-то слова не могут употребляться, значит, закон этот сам попадает под закон. Если там ничего не говорится, а просто какие-то эвфемизмы – некие слова, которые хорошо всем известны, четыре корня, ну, тут тогда огромное поле для всяких инсинуаций”.

Далее вообще очень интересно,  продолжает культуролог, поскольку масса корней — матерных, полуматерных не включены в список. Матерные они или нет – конкретно не определено. И их то запикивают в эфире, то нет. Вот, кстати, глаголы, которые, возникли благодаря ругательствам: запикивать и отточить. Это самое отточие в ходу у русских писателей, говорит Владимир Елистратов:

“Иногда и я, а я пишу юмористические рассказы, не могу обойтись – некое отточие должен дать, потому что настолько емко, настолько метко народ это говорит. Не мог даже Гоголь обойтись без этого! Не говоря уже о Довлатове, Венедикте Ерофееве… То есть все равно это иногда нужно, поскольку это факт нашей жизни. Мат, он существует – ничего с этим не поделаешь. И он попадает в художественную литературу. Когда это можно отточить, меня не так коробит. Меня коробит, когда в звуке. Действительно, когда в театре мат-перемат и на ток-шоу вдруг начинают материться, я, конечно, теряюсь”.

Писатель Виктор Ерофеев к новому закону относится скептически: “Я думаю, что это глупость, а не перегиб даже. Это часть русского языка. Она отмирала, превращаясь просто в вульгаризмы, шел обычный процесс, как это было с французским языком, немецким, английским. Никто ничего не запрещал, и теперь практически там нет мата. А как только запрещаешь, эти слова и расцветают”.

Писатель и драматург Мария Арбатова, напротив, считает закон абсолютно правильным: “Приходить в театр и слушать мат, от которого тебя коробит, когда ты идешь по улице?! Непонятно, почему для этого надо платить за билет. Более того, я в интернете баню людей за ненормативный язык. И меня потрясает, что куча моих интеллигентных знакомых довели себя до такого состояния, что без мата они не могут сказать слово “здравствуйте”. Я не отношусь к ханжам и дома могу материться как угодно, но это субкультурный язык моих близких. А существует еще государственный язык – язык, на котором люди общаются с незнакомыми. Я считаю, что это мера даже не своевременная, а очень сильно запоздавшая. Если бы это произошло лет десять тому назад, мы бы не видели такой помойки в блогосфере”.

У художника есть масса инструментов, с помощью которых он может выразить любую эмоцию, считает Мария Арбатова. И вспоминает пьесу Горького “На дне”, которая и без ненормативной лексики художественной силы не теряет. Писатель Алексей Варламов не так категоричен:

“Если это у Венедикта Ерофеева в “Москва-Петушки”, я развожу руками и преклоняюсь перед гениальностью писателя. Но когда тот же самый прием используют люди посредственные, у меня возникает отвращение к тексту. Я бы так сказал: человек, который использует мат, сильно рискует. Может быть, он победит. Но есть серьезное опасение, что брезгливость окажется сильнее художественного восхищения”.

С другой стороны, искусство – это всегда риск, пусть рискуют, заключает писатель.