ДОМБРОВСКИЙ ФРАНЦ МАРТЫНОВИЧ

Франц Мартынович Домбровский (?-186б) получил образование в Ришельевском лицее в Одессе. Однако почти вся его сознательная жизнь прошла в Крыму. Здесь Домбровский служил секретарем Таврического статистического комитета, а затем и переводчиком восточных языков при Таврическом гражданском губернаторе. Много путешествуя по делам службы, он живо интересовался не только природными красотами и памятниками Крыма, но и традиционной культурой старожильческих народов полуострова. Знание крымскотатарского языка способствовало глубокому проникновению в особенности уклада жизни и быта местного населения. Франц Домбровский принимал активное участие в общественной жизни полуострова, занимался публицистикой. На протяжении ряда лет он сотрудничал с популярными периодическими изданиями в Одессе и в Крыму. С середины 1850-х гг. Домбровский был редактором «Неофициальной части» «Таврических губернских ведомостей», в которых помещалось большое количество краеведческих материалов. Многие из его статей охотно перепечатывали столичные издания. Имея поместье и живо интересуясь сельским хозяйством, он с первых же лет существования Одесского Императорского общества любителей сельского хозяйства Южной России стал его постоянным корреспондентом в Крыму и опубликовал в «Записках» общества много интересных заметок и сообщений о традициях земледелия и скотоводства на полуострове. В хрестоматии представлены фрагменты некоторых работ этого известнейшего крымского краеведа.

О КРЫМСКОТАТАРСКОМ СПОСОБЕ УБОРКИ ХЛЕБА.

(...) Крымскотатарский способ уборки хлеба из всех простых—простейший. Всякий хлеб в Крыму преимущественно снимают косой. Большей части татар серп неизвестен (...) Редким из них известно и вязанье скошенного хлеба в снопы. Последнее на полуострове, особенно в степной полосе, почти невозможно, с одной стороны потому, что на вязанье скошенного таким образом хлеба в снопы потребовалось бы втрое больше рабочих, а с другой — никоим образом не успели бы собрать посеянного. Конечно, и в крымскотатарских хозяйствах не без исключений, но о них речь особо. Слова настоящей статьи относятся к хозяйствам татар собственно и тем, которые ведутся с весьма незначительными отступлениями, по-татарски. (...) За косарями в одно и тоже время идет столько же человек сгребальщиков, которые сгребают скашиваемый хлеб в небольшие, равные одна другой, кучки, из коих почти каждая равняется половиной обыкновенного снопа. Из этих кучек топчут, в буквальном смысле слова, так называемые басымы: сгребальщик обыкновенно становится обеими ногами в центре кучки и начинает загребать края пучка в середку, втаптывая колосья внутрь басымы. Хорош ли подобный способ, можете судить сами. Обыкновенно, после такой операции часть зерна вытаптывается и остается на месте, образуя падаль киик на прокормление птиц и полевых мышей... Благо, если хлеб снимают только что созревший, а если перестоит несколько дней лишних, то можете быть уверены, что порядочная часть зерна пропадет без всякой пользы. Притом в Крыму, вследствие причин чисто климатических, редко случается, чтобы в самом лучшем хозяйстве можно было снять хлеб тотчас, как он созреет. После двух-трех дней по наступлении зрелости при ударе косы зерно более или менее начинает осыпаться, особенно зерно ячменя и проса. Ячменя и проса сеют в Крыму очень много, в сравнении с прочими хлебами. Первый, как озимый, так и яровой, созревает почти двумя неделями прежде прочих хлебов. После ячменя при уборке в особенности страдает просо, чему примером может служить следующий случай. В прошлом, 1847 году, во время поездок по Перекопскому уезду, нам пришлось побывать при уборке проса. (...) Перед нами лежало около 16 булюков (каждый булюк заключает в себе до 3/4 обыкновенной десятины) проса. Из половины булюков, остававшихся нескошенными, несколько образовались не от посева, а от самосева или падалицы киика и просо-падалица отличалось от посеянного весной только тем, что было несколько реже и больше проросло кураем (бурьяном). Как одного, так и другого проса ставили на одном булюке от 17 до 23 копен. Спрашивается, откуда могла образоваться такая падалица, как не от топтания басым? Хорошо, если успеют вовремя собрать этот, как говорят татары, «Богом данный хлеб» («Ашлык Аллах-верды»); иначе все это прорастет сорными травами до того, что вы ни за какие блага не станете жертвовать временем и людьми для уборки падалицы. Не лишним считаем прибавить, что падалица, по обычаю татарскому татары-адэт, на земле общественной составляет общее достояние и ее убирают (если убирают) миром; а на земле помещичьей — достояние помещика, даже в том случае, если бы на тех местах, на которых явилась хорошая падалица, помещик никогда не пахал и не сеял, а сеяли исключительно одни татары. Падалицу обыкновенно помещики отдают косить татарам с половины, а иногда с двух десятин. Обратимся к прежнему. За косарями идут сгребальщики тернаучлар и топтальщи-ки басым. Стоптанные басымы тотчас, а иногда на другой день, складываются в копны или черени. На копну обыкновенно идет от 21 до 25 басым. Копны в 25 басым кладут по большей части в уезде Симферопольском и некоторых местах Перекопского уездов, а копны в 21 басыму исключительно в уезде Перекопском. Скошенный, стоптанный в басымы и сложенный в черени хлеб татары перевозят на арман (ток) и складывают в небольшие скирды тюбэ, а за тем, обыкновенно в сентябре, приступают к молотьбе. Для армана или индыря обыкновенно избирается твердое место, чаще кыртыш (целина). Величина индыря зависит от количества назначенного к молотьбе хлеба и средств экономии (возможностей хозяина — Ред.) в людях.и лошадях. В центре избранного места вбивают кол, к которому прикрепляют длинный канат или шнур, а к нему поводьями недоузков привязывают лошадей, чтобы крайняя лошадь, из числа привязанных к шнуру, шла по краям индыря. Лошадей гоняют сперва в одну сторону, потом в другую попеременно. Чтобы сделать избранное место способным для молотьбы хлеба, его смачивают водой, если перед этим не было хорошего дождя, и гоняют от 2 до 7 лошадей до тех пор, пока индырь не сделается достаточно гладким и твердым. От двух до трех дней после этой операции дают индырю сохнуть, а потом приступают к молотьбе. В лучших хозяйствах наблюдается следующий порядок: сперва армануют ячмень, для того, собственно, чтобы идущие от зерна длинные, тонкие усы могли, так сказать, удобрить арман; после ячменя следует красная пшеница, затем гирка токал-богдай, после гир-ки — арнаутка, наконец рожь, овес, лен, чечевица и просо. У большей части татар этот порядок не соблюдается: молотят что прежде подвернется под руку, между тем это необходимо, если хотят иметь зерно чище. Молотят лошадьми: на самый большой арман настилают от 15 до 25 копен череней, а на самый малый — от 5 до 8 копен хлеба. На первый арман необходимо не менее 7 лошадей и четырех человек рабочих для переворачивания и снятия соломы, кроме одного погонщика. При самой деятельной молотьбе, когда лошади хороши и рабочие не зевают, но чаще переворачивают солому, обыкновенно гоняют лошадей от 8 часов утра до 4 часов по-полудни; остальное время идет на то, чтобы смести зерно в одну или несколько куч, провеять (если погода благоприятствует), перемерить и ссыпать в мешки. Для обмолота ар-наутки и гирки требуется больше времени. Легче всего обмолачиваются просо, ячмень, рожь и лен. Работа постоянно происходит под открытым небом. Устраивать навесы (клуни) и тому подобное в татарскокрымских хозяйствах нет обыкновения. (...) Веялки, подобно другим земледельческим машинам, о которых так много пишут, татарам неизвестны и вряд ли скоро будут введены в употребление. Татары провеивают хлеб посредством беш-пармака (пяти-палечника). Это — род вил о пяти пальцах, в 1,5 четверти длины и в вершок ширины каждый, прибитых один подле другого в близком расстоянии на перекла-динке, в свою очередь прикрепленной к держалу, которое несколько длиннее держала обыкновенной деревянной лопаты. Даже эти последние не везде в употреблении. Как бы не благоприятствовал ветер, хлеб провеивается дурно. Провеянный хлеб подтачивают на решетах и ссыпают в шерстяные мешки (...).