Россия, XVII век. Неспокойные времена для нашей страны и для Европы, которой продолжала угрожать могущественная Османская Империя. В вассальной зависимости от нее находилось Крымское ханство, владевшее Крымом и Северным Причерноморьем. Крымские татары почти ежегодно совершали набеги на южные русские и украинские области (Украина тогда входила в состав Речи Посполитой). Во время этих набегов “в полон” (т.е. в рабство) часто уводились тысячи, а иногда и десятки тысяч пленников – русских, украинцев, поляков, выходцев из иных народов. Пленников доставляли в Крым, после чего новые рабы растекались по всей державе Османов – по Малой Азии, Северной Африке, Южной Европе. Россия в те времена не имела выхода к Черному морю, а для безопасности своих южных уездов возводила грандиозные по протяженности и масштабу Засечные черты – полевые полосы укреплений. Все огромное степное пространство от Крыма и низовий Дона до Тулы и Рязани звалось тогда “Дикое Поле” и представляло собой, по сути, никем не контролируемую степь, без четкой границы, с разбросанными там и сям русскими укреплениями и дозорными пунктами для наблюдений за татарской активностью. На этой огромной территории в XVI-XVII веках беспрерывно проходили столкновения между крымскими татарами и русскими воинами.
Судьба подавляющего большинства русских людей, плененных татарами во время их набегов, нам неизвестна. Лишь малая толика историй “полоняников”, как тогда называли пленников, открыта широким слоям любителей истории. Многие рассказы о побегах и странствиях полоняников того времени могут быть легко превращены в сюжет для приключенческого романа. Одна из таких почти невероятных историй приведена в данном очерке.
 
В ее центре - побег из турецкого плена в 1642 году целого отряда галерных рабов под руководством русского стрельца Ивана Мошкина. Русские невольники вместе с выходцами из других стран (всего около 280 человек) подняли успешный мятеж на крупной турецкой галере в Мраморном море, после чего привели захваченную галеру, полную богатых трофеев, на Сицилию. Из Сицилии русские пленники посуху возвратились в Россию. Наш рассказ-реконструкция этих событий создан на основе сохранившихся русских источников XVII века (челобитные и отписки полоняников) и итальянских документов (в римской типографии Людовика Григнани в 1643 году вышла небольшая брошюра про это событие).
Главной фигурой побега русских галерных рабов 1642 года является личность предводителя восставших, Ивана Семеновича Мошкина. Вместе с ним нам известны имена еще 19 его товарищей, в разное время попавших в неприятельский плен.
Чаще всего истории невольников весьма схожи – они были пленены при военных столкновениях с татарами или “литовскими людьми”, или же захвачены во время работы в поле. После этого пленники рано или поздно оказывались на галерах, где они “живот свой мучали за тебя, праведнаго государя” (обычная формула описания физических страданий в плену). Все же в кратких и скупых описаниях мытарств этих людей – отражение многих событий нашей бурной истории, живыми участниками которых они были. Таким образом, наша первая задача – познакомится с этими людьми, изучить тексты их челобитных, и узнать, как они оказались рабами на турецкой галере.
Первым в ряду наших героев идет, конечно же, предводитель мятежа гребцов – сам Иван Семенович Мошкин, по происхождению стрелец из Калуги. В 1634 году он служил в степных дозорах “на [реке] Усерде” (ныне река Тихая Сосна в Воронежской области), и во время одной из стычек дозорных стрельцов и крымских татар, Мошкин попал в плен. После этого Иван был увезен в Крым и там продан “в Турскую землю на каторгу”, т.е. рабом на турецкие галеры. Пребывать рабом на галерах (“на каторге”) считалось у русских самым тяжким из возможных жребиев для пленников, символом беды и страданий. Рабом на галерах Мошкин пробыл 7 лет, до осени 1642 года.
Стоит сказать, что в уже упомянутой итальянской брошюре типографии Григнани, Мошкин является главным действующим лицом. Итальянцы, по всей видимости, перепутали его отчество с фамилией, и потому отчество “Семенович” превратилось у них в фамилию на польский лад - “Симонович”, а сам Мошкин получил в итальянском тексте статус “знатный офицер”, что автоматически предполагало дворянское происхождение. Конечно, имело место сознательное возвышение главного героя – в “героической” итальянской истории, отважным лидером восставших гребцов просто “не имел права” стать какой-то там безродный русский солдат с варварской фамилией “Мошкин”…
Однако, перейдем к товарищам Мошкина по несчастьям и скитаниям. Первым из них стоит козак Тимофей Иванов – уроженец города Верхний Ломов (ныне одноименное село в Пензенской области). В XVII веке Верхний Ломов был довольно важной крепостью. В 1634 году во время одного из крымских рейдов к Волге, Тимофей попал к ним в плен при неизвестных обстоятельствах.
Далее отдельную группу полоняников образуют четверо донских казаков – Прохор Герасимов, Григорий Никитин, Иван Игнатьев и Ефим Михайлов. Эта четверка служила царю на Дону “казачью службу верою и правдою”, и в 1634 году в составе казачьего отряда отправилась с Дона на северо-запад, так как узнали, что “крымский царь пошел на Русь”. Действительно, в 1634 году состоялся крупный набег крымских татар на южные русские уезды, а донцы “не хотели… их в Русь пустить”. В схватке с татарами на переправе через реку Северский Донец вся четверка была переранена, так, например, Герасимов получил целых 4 раны (“3 раны стрелиныя, четвертая саблею”). Раненные казаки попали в плен к татарам и позже были проданы на галеры, где пробыли 7 лет.
Потрясает история следующего героя побега – Якима Васильева, которого взяли в плен “литовские люди” во время “московского разорения”, вероятно, это 1611 или 1612 год, период великой русской Смуты. В Литве пленный русский пробыл 9 лет, пока не был захвачен (заново пленен) крымскими татарами во время их очередного набега на Речь Посполитую. В Крыму Васильев прожил невольником 10 лет, трижды пытался бежать в Россию, но каждый раз был пойман. После третьего побега строптивого русского раба крымцы продали “на каторгу”, где Васильев “живот свой мучил” еще долгие годы. Всего этот человек был в рабстве долгих и страшных 30 лет, но всегда стремился обратно на Родину! После возвращения в Россию пробывший столько лет во вражеском плену Яким подал отдельную челобитную, где не просил для себя ничего, кроме разрешения постричься в монахи монастыря. Царь Михаил Федорович удовлетворил просьбу пожилого полоняника.
 
Не менее трагична и поразительна судьба казака Кирилла Кондраева. Кондраев в грозные времена Смуты служил в войске самого Дмитрия Михайловича Пожарского, и в 1611 году был послан в составе отряда под Тулу, куда пришли с набегом ногайцы из Крымского ханства. Под Тулой Кондраев попал в плен и прожил в неволе у ногайцев долгих 13 лет, после чего был продан теми в Крым, на галеры, где и провел оставшиеся многие тяжкие годы.
Следующим персонажем нашей истории являются четверо “детей боярских” (дворяне средней руки). Это Назар Васильевич Жилин из Орла, уроженец города Елец Иван Осипович Климов, Мартин Яковлевич Сенцов из Воронежа, и выходец из Белгорода Филипп Еремеевич Кореплясов. Жилин в 1635 году служил в Орле, и попал в плен к татарам во время разведки. Климов был схвачен в 1626 году татарами, когда вместо своего отца был послан воеводой Ельца Василием Артемьевичем Измайловым встречать подъезжающего турецкого посла. Вместо посла Климов натолкнулся на крымский отряд и вскоре попал на галеры, чтобы промучится там 16 лет. Сенцова татары схватили в 1628 году во время поездки из его поместья в Воронеж, чтобы затем продать на галеры, где Яковлев пробыл около 15 лет. Последний из “сынов боярских” – Кореплясов, в 1640 году уже 3 года как служил царю вместо своего отца. В поле под городом Белый он был схвачен крымскими татарами, чтобы два следующих года пробыть галерным рабом.
Галерею полоняников продолжает Иван Лукьянов, московский стрелец Никитинского приказа (полка) стрелецкого головы Бестужева. Лукьянов в 1634 году был “на государевой службе” в городе Яблонов (ныне село в Курской области). Из Яблонова Лукьянов был послан в город Оскол (ныне Старый Оскол в Белгородской области) “для… государева запасу”, т.е. за какими-то государственными грузами, в составе отряда в 200 человек. Отряд натолкнулся на крымское войско. Стрельцы были пленены, Лукьянов был продан на галеры.
В городе Чугуев (ныне в Харьковской области Украины) в 1640 году проживал и служил стрелец Лонгин Макаров. Посланный из Чугуева в составе отряда против крымских татар, Макаров был захвачен в плен и продан “на каторгу”, где провел 2 года. Столько же был рабом и стрелецкий сын из города Валуйки (в Белгородской области) Родион Дементьев. Дементьев в 1640 году “служил за отца своего”, т.е. отбывал воинскую повинность вместо своего отца, и, будучи в дозоре (“на стороже”), попал в плен к татарам.
Целых 25 лет мучился в рабстве крестьянин города Одоев (в Тульской области) Никита Афанасьев, захваченный неприятелем в разгар большого нашествия татар 1616 года прямо во время работы в поле. Похожие истории у его собратьев по несчастью - воронежского крестьянина Григория Киреева (захвачен крымцами в 1639 году, а затем провел 3 года на галерах) и у крестьянина Лебедянского уезда (в Липецкой области) Петрония Ларионова (был пленен в 1640 году, провел на галерах 2 года).
Крестьянин города Шацк (ныне в Рязанской области) Максим Полуектов был захвачен в плен ногайцами в далеком 1611 году, во время крупного татарско-ногайского набега на Рязанскую землю. Проведя в Крыме около 15 лет невольником в поле, Полуектов был продан на галеры, где провел еще 17 лет.
Завершает фалангу мятежных русских рабов крестьянин Камарицкого уезда Андрей Григорьев, который был крепостным “дворцовой волости” – села Девяткина, т.е. входил в число крестьян, принадлежащих лично царю. В 1634 году во время работы в поле под городом Мценск, Григорьев был захвачен татарами. На турецких галерах Григорьев провел более 7 лет.
Все перечисленные выше люди пробыли в плену различное время – от 2 до 30 лет, выходили из самых разных слоев тогдашнего русского общества (стрельцы, крестьяне, дворяне). Однако в 1642 году они все были объединены общей судьбой – уделом галерных рабов. Было у них и еще кое-что общее – желание вернуться в Россию…
 
В дальнейшем описании мятежа галерных рабов мы попеременно будем приводить цитаты из русского текста челобитной Мошкина и из итальянской брошюры типографии Григнани (далее “итальянский текст”). К лету 1641 года Иван Мошкин и все его будущие товарищи по мятежу находились на одной большой галере, под командой высокопоставленного турецкого офицера. Этого офицера итальянский текст именует “Анти-паша Мариоль”, а Мошкин зовет турка “Апты-паш-Марьев”, или “Абты-паш”.
Вместе с Мошкиным на галере находилось 280 рабов (в основном - гребцов), из которых около 210 человек – выходцы из различных русскоязычных областей, а остальные были европейцами (испанцы, итальянцы, греки и др.). Турецкий экипаж насчитывал вместе с матросами, офицерами, надсмотрщиками и слугами еще около 250 человек.
Галера Анти-паши представляла собой судно типа “галеас”. Галеас являлся “промежуточным вариантом” между обычной гребной галерой и парусным галеоном. Длина галеасов составляла до 80 метров, ширина 8-9 метров, обычно они снабжались одним рядом весел и тремя мачтами с косыми парусами. На галере Анти-паши было 12 якорей, 7 больших и 12 малых медных пушек. Словом, это было большое боевое судно.
В какой-то момент, в недрах галерников созрел заговор по освобождению. Иван Мошкин с несколькими ближними товарищами создали на галере нечто вроде секретной ячейки и стали выжидать удобных обстоятельств для мятежа. Мошкин пишет об этом: “и стал [я] подговаривать своих товарыщей, всех невольников, чтоб как турок побить и в православную христианскую веру пойтить”. В этой группе Иван Мошкин был непререкаемым лидером, хотя в составе рабов были выходцы из самых разных сословий, включая дворян. Однако, в условиях галерного рабства все прежние сословные границы стерлись. Сам Мошкин пишет: “И те, государь мои товарыщи слова моево не ослушались... мне… посягались, что слова моего слушать и ни в чем, меня… не выдать…”.
Вскоре события русской истории вновь переплелись с нашими героями и дали им шанс обрести свободу. Еще в 1637 году донские казаки в результате дерзкого нападения заняли турецкую крепость Азов (она же Азак, она же Озоев) в устье Дона. Турки в силу различных обстоятельств долго тянули с карательной экспедицией, и лишь летом 1641 года к Азову подошла большая турецкая армия, усиленная контингентами из Молдавии, Валахии и Крыма, а также отрядами войск крымского хана. Как рассказывает русская “Повесть об Азовском осадном сидении донских казаков”: “…149 году июня в 24 день прислал султан Ибрагим, турецкий царь, против нас, казаков, четырех пашей своих с двумя полковниками… А с теми пашами прислал он против нас обильную рать басурманскую...”. Сухопутную турецкую армию со стороны Азовского моря поддерживал сильный флот из 45 галер и 150 других судов. Среди этих галер было и судно Анти-паши, где гребцами содержались Мошкин и его товарищи.
В Азове к началу турецкой осады находились 5,5 тыс. (по другим данным, 8 тыс.) казаков, в том числе 800 женщин. В ходе осады казаки отбили 24 приступа, 4 раза разрушали осадные сооружения турок. Турецкая артиллерия уничтожила большую часть укреплений Азова, но, несмотря на это, взять крепость туркам так и не удалось. 26 сентября (6 октября) 1641 года турецкая армия сняла осаду и отступила.
Для ведения осады турецкие корабли привозили под Азов много различных военных припасов - “и везли те турские люди на тех кораблях многие запасы”. Как пишет Мошкин, его галере досталась роль перевозчика пороха – “порох на каторге, и возили на берег”. Выгрузку пороха на берег турки организовали силами гребцов самой галеры. Благодаря этому, Мошкину и его товарищам удалось незаметно от турок небольшими порциями похитить большое количество пороха – “И мы… в той час украли у тех турских людей 40 фунтов пороху”, который был спрятан в кладовой галеры между мешками с сухарями.
 
В деле хищения и сокрытия пороха заговорщикам помог человек по имени Микула. Кроме гребцов, на галере содержались также рабы-слуги для обеспечения нужд турецких офицеров и экипажа, Микула был одним из таких слуг. Итальянский текст называет Микулу “русином” (так в брошюре именуются все русские). Микула считался турками вполне верным слугой, имел должность эконома на галере, и мог передвигаться по судну без оков, поэтому Микула и смог спрятать порох на галере прямо под носом у турок.
Тем временем, неудачная для турок осада Азова закончилась, и турецкий флот в основной своей массе отплыл обратно в Стамбул – “И те… турские люди доставали Озоев и его не достали, и много войска истеряли и пошли от Озоева опять во Царьгород”. При этом, однако турки совсем из-под Азова не уходили, некоторые турецкие суда продолжали еще год находится в Азовском море, включая галеру Анти-паши. Обратно судно с Мошкиным и его друзьями тронулось только осенью следующего, 1642 года, и в конце октября прибыло в Стамбул.
В Османской Империи в те времена правил султан Ибрагим I (1640-1648), который совсем не милостиво отнесся к своим неудачливым военачальникам. Как пишет Мошкин, “и турской царь на них опалился и многих пашей четвертовал и вешал, что они города Озоева не достали…”. Тогда, в начале ноября 1642 года, Анти-паша Мариоль решил бежать из Стамбула на своей галере. Мошкин считает, что Анти-паша просто “убоялся” за свою жизнь из-за начатых султаном Ибрагимом репрессий к участникам азовского похода. В любом случае, в ночь с 9 на 10 ноября 1642 года галера Анти-паши скрытно вышла из гавани Стамбула и направилась на запад по Мраморному морю – “побежал в ночи из Царяграда на Белое море”. Вероятной целью Анти-паши итальянская брошюра называет порт Наполи-ди-Романия (ныне Нафплион) на полуострове Пелопенесс, “где паша предполагал провести зиму и вести выгодные торговые сделки с купцами этого города”.
Отойдя от столицы османов примерно 2 версты (оценка Мошкина) или 2 мили (оценка итальянского текста), галера Анти-паши прекратила движение. Как написал Мошкин - “стали ночевать”. Вскоре почти все турки, включая Анти-пашу, заснули, на страже остались стоять только шесть турецких воинов, которых Мошкин почему-то называет “янычарами”, хотя янычары на турецких галерах не служили.
В этот момент рабы-заговорщики решили, что настал долгожданный удобный момент для их освобождения – “вспомня православную христианскую веру, и видим Божию милость и час добрый…”, и попытались использовать запасенный порох. План Мошкина был таков: зажечь порох на палубе, под кормовыми помещениями, где спали турецкие солдаты – “взяли мы… порох из тех сухарей из запасу; и я… подложил тот порох [туда], где спит турчанин Апты- паш-Марьев, и с ним спало лутчих янычар 40 человек.” Затем в условиях начавшегося пожара и суматохи русские предполагали освободиться от цепей и начать избиение турок. В тот вечер между скамьями рабам удалось спрятать несколько камней, лопат и топоров. В ночной тьме Мошкин, который был прикован к последней кормовой скамье, лег под нее, и начал припасенным фитилем поджигать порох (“зажегши я, холоп твой, фитиль”). Его товарищи пытались заслонить собой Ивана, чтобы турецкие сторожа не заметили огня.
Однако вся задумка заговорщиков чуть было не сорвалась. Порох оказался сырым и никак не хотел зажигаться – “и стал [я] порох палить и запаливал дважды, и не мог [порох] загореться”. Вдобавок, всполохи огня все же были замечены турецкой стражей. Один из турок окликнул Мошкина, и грозно спросил, что это он там делает – “и тот турчанин … у меня … увидал тот фитиль с огнем и стал меня… бранить, что де ты собака делаешь?”. Момент был критический. Достаточно было турецкому стражнику просто подойти ближе, и тогда дело Мошкина и его товарищей погибло бы. Однако Мошкин не растерялся и спокойно ответил турку, что всего лишь курит трубку – “И я … ему сказал, что хочу пить табак дымной, и ты де пив, и ляги спать.” Турецкий солдат удовлетворился этим ответом, и не стал проверять слова Мошкина. Таким образом, благодаря самообладанию заговорщиков, они все еще не были раскрыты. Однако сырой порох все не разгорался. Требовалась помощь.
Здесь мы знакомимся с еще одним сообщником рабов – итальянцем Сильвестром. Итальянский текст сообщает о нем такие подробности: “юноша, по имени Сильвестр из Ливорно, которого и султан, и Анти-паша считали искренним и убежденным ренегатом, между тем как он оставался втайне христианином и состоял искренним пособником заговора”. Мошкин рассказывает об этом человеке похожие сведения: “И подговорил [я] одного иноземца Шпанския земли, в их турскую веру веровал, и наговорил я… его на христианскую веру…”. Если сложить эти сообщения, то мы получим портрет молодого итальянского ренегата. Ренегатами звали христианских пленников, которые в плену согласились сменить веру на ислам, и благодаря этому выйти из рабского сословия, так как ислам формально запрещает держать в невольниках мусульман.
Сильвестр в ночь мятежа улегся на палубе посреди турецких солдат, якобы на сон, но на самом деле также принимал деятельное участие в заговоре. Когда стало ясно, что порох не зажигается, то по указанию Мошкина, Сильвестр принес ему тлеющих углей, обернутых в платок, чтобы не привлечь внимания турок – “велел ему принесть головню огню и велел ему увертеть в плат, чтоб не видали сторожа; и тот, государь, иноземец принес головню с огнем, увертев в плат, и подал мне”. Затем Сильвестр еще раз оказал неоценимую помощь – пользуясь все той же своей свободой передвижения по кораблю, он смог незаметно вынести из трюма и раздать галерникам 12 сабель.
Благодаря принесенным углям наконец-то удалось поджечь порох. Раздался взрыв, помещения, где спали турецкие солдаты, были раскурочены, и от 20 до 28 человек турок было убито или выброшено взрывом за борт, начался пожар. Гребцы, используя подручное оружие, напали на оставшихся турецких солдат. Неизвестно, как они освободились от оков, но скорость, с которой это было проделано, говорит о том, что ключи были также добыты заранее.
 
Все же, взрыв оказался не таким мощным (порох отсырел), от него также не пострадал сам Анти-паша. Проснувшись от взрыва, Анти-паша с саблей в руках выбежал на палубу, где столкнулся с самим Иваном Мошкиным, уже свободным от оков и также вооруженным саблей. Далее следует эпизод поединка между предводителями двух сторон, изысканно описанный в итальянском тексте в стиле романов “плаща и кинжала”: “проснулся в тревоге Анти-паша Мариоли; он выбежал на палубу исполненный ярости, стал громко браниться и кричать: «ах вы, христианские собаки! Не трогаться с места, изменники! Сидеть смирно!» Но русины храбро схватили камни, сабли и другое оружие и бросились на турок с криком: «вот, вот, сейчас овладеем галерою!» В это время капитан Симонович схватил саблю, напал с неотразимою отвагою на пашу и нанес ему смертельный удар со словами: «не сносить тебе головы, проклятая собака!»” Сам Иван Мошкин описал эту схватку далеко не столь изящно, но значительно жизненнее: “И, услышав Апты-паш крик и шум, и выбежал на переднюю лаву и держит в руках саблю и стал, говорил: «то есте собаки крестьяне-изменники, сядьте, а не вставайте, и что вы то делаете?» И я, холоп твой, Ивашка, учал ему говорить спорно и стал его Апты-паша называть: «то еси сабака турчанин неверный». И проколол я, холоп твой, того Апты-паша саблею в брюхо, и потом его ухватили ближние мои товарыщи и бросили его в море”.
После гибели турецкого паши, схватка на галере вовсе не завершилась. На корме продолжался пожар, загорелись паруса судна. Часть турок стала бросаться в море, пытаясь спастись от ярости восставших рабов, но османов на галере осталось еще очень много, большая их часть не сдалась, и они начали стрелять по восставшим гребцам из луков, а также бросились врукопашную. В ночной темноте и во всполохах пожара, на палубе развернулась отчаянная схватка на саблях и голыми руками. Как написал Иван Мошкин, “стал [я] гоняться за турскими людьми со всеми своими товарищи, которые остались на каторге…“турские люди учали с нами биться и почали по нас из луков стрелять…“. Итальянский текст рисует сочную, в самом буквальном смысле, картину ожесточенного сражения на корабле: “вся задняя часть галеры была покрыта оторванными членами и отсеченными, окровавленными головами, которые русины сбрасывали в море.“
Интересно, что ни русский, ни итальянский тексты не говорят о применении турками огнестрельного оружия, только сабель и луков. Очевидно, турки так и не смогли воспользоваться огнестрельным оружием по причине пожара, или же им помешали восставшие.
Однако даже всего из нескольких луков турки смогли ранить 20 русских гребцов, а одного убить. Сам Иван Мошкин был ранен стрелами в руку и в голову – “пострелили в голову, а другою стрелою в правую руку”, и это вдобавок к двум сабельным ранам – “и порубили меня саблею в голову и в брюхо”. Еще до начала рукопашной схватки Мошкин “как зажигал под тех турских людей, и обгорел я… по пояс“. Несмотря на сильные ожоги и раны, предводитель мятежных рабов не выходил из боя вплоть до конца схватки, и уже после нее продолжал руководить действиями своих товарищей.
Завершающий этап схватки на галере Мошкин описал чрезвычайно лапидарно: “потом мы…Божиею милостию и твоим государским счастием тех турских неверных людей побили.”. Итальянская брошюра опять повествует об этом много краше: “После продолжительной схватки невольники, с Божьею помощью, одержали полную победу; они немедленно принялись разбивать свои оковы с большим грохотом вслед за тем бросились к канатам, желая распустить паруса, но при этом почувствовали необычайную тяжесть; осмотрев паруса, они увидели, что многие турки укрылись туда, пользуясь смятением; последние просили о помиловании и невольники согласились даровать им жизнь и объявили их пленниками…”.
После окончания схватки из более чем 200 человек турецкого экипажа в живых осталось около 40 человек – часть бросилась за борт, часть погибла в пожаре и взрыве, но большая часть была убита восставшими галерными рабами. Об уровне ожесточенности схватки между турками и русскими могут служить сообщения о ранениях, полученных товарищами Мошкина в бою. Так, пробывший страшных 30 лет в плену Яким Васильев был дважды ранен саблей. Иван Лукьянов получил одно сабельное ранение. Лонгин Макаров получил сабельное ранение в левую руку и две стрелы в тело. Родион Дементьев описал свои раны как “посекли саблею левую руку да из лука по пояснице”. Самые тяжелые раны получил Григорий Киреев, в него попали две стрелы, один наконечник вынуть не смогли, и полоняник долго лежал при смерти.
Результатом мятежа стал захват галерными рабами турецкого галеаса с богатыми трофеями на борту. Прежде всего, это были пленники (уцелевшие после резни): “34 турка, две турчанки, 3 мальчика, 2 негра и 4 богатые купца еврея, предложившие 10 000 скуди выкупа“. Наличных денег на галере оказалось 8000 талеров и 600 венгерских червонцев, огромная сумма, на вес - более 200 килограммов серебра! Из военного снаряжения в руки Мошкина и его товарищей попало 17 пушек, 250 мушкетов, множество сабель и кинжалов, включая немало украшенных золотом, серебром и драгоценными камнями.
Список богатств можно дополнить: 2 набора лошадиной сбруи (с позолотой, серебром, жемчугом), золотая булава с камнями (личный жезл самого Анти-паши), 20 пурпурных кафтанов с подбивкой из соболя (русского соболя – иного в Европе тогда не было), 20 одеял из дорогих тканей и столько же знамен, 15 дорогих ковров, около 500 комплектов воинского обмундирования, несколько десятков мешков съестных припасов и прочая “мелочь” (ткани, посуда, железные брусья и т.п.). Среди “экзотических” товаров на галере следует назвать “цельный рог единорога, предмет весьма редкий и ценный”. В те времена рог несуществующего единорога ценился в громадные суммы, многие тысячи золотых монет. Обычно под его обликом скрывались рога носорога, вещь в Европе середины XVII века все еще совершенно невиданная.
 
Итак, в руки восставших гребцов вместе с галерой попало громадное состояние, способное сделать их всех далекими от нищей жизни. Однако трофеи трофеями, но опасность для русских рабов вовсе не миновала - торчать на галере практически на виду столицы Османов, было бы, по меньшей мере, неосмотрительно. Сейчас главным было поскорее уйти на захваченной галере прочь из вод враждебной турецкой державы. Прежде всего, бывшие рабы поспешно отремонтировали поврежденные во время мятежа паруса галеры, по словам Мошкина, “чинили мы два паруса”. Можно было плыть.
Россия находилась от полоняников на северо-востоке, но восставшие направились на запад. Путь на восток означал проход через Босфор, мимо Стамбула, а затем еще долгое плавание по враждебному Черному морю, подконтрольного туркам и крымским татарам. В тоже время на Средиземном море естественными врагами турок были австрийцы и испанцы.
Итак, двинулись на запад. Миновав Дарданеллы, галера восставших прошла под парусами и веслами “7 дней и 8 нощей”, благо, как пишет Мошкин, “дал нам Господь Бог доброй ветер”, т.е. ветер был попутным. Миновав Эгейское и Ионическое моря, галера на 8-й день после восстания прибыла в порт Мессина на Сицилии, в “Шпанской земле”. “Шпанской землей” русские люди того времени именовали все владения, подчиненные испанскому королю, а в 1642 году в Средиземном море это была не только Испания, но и Сицилия и Южная Италия.
Путь галеры к Сицилии был отмечен только двумя происшествиями. Первое происшествие – в пути галера восставших повстречала турецкую фелюку (небольшое парусное судно), а в ней 7 человек турок. Турки с фелюки, увидев, что перед ними османская галера, спокойно приблизились к ней. Далее, по итальянской брошюре: “Один из русинов, выдавая себя за турецкого начальника, ответил им [туркам], что кораблей христианских в море нет, и ласково пригласил их к себе, предложив угощение. Но когда они [турки] взошли на галеру, то русины разразились громким хохотом, турки же с крайним прискорбием увидели себя неожиданно в плену.“
Второе, гораздо более серьезное происшествие во время плавания состояло в сильном шторме, который разразился на 8-й день пути. По итальянскому сообщению, эта буря “поломала 17 весел и раздробила руль галеры”. Поврежденная галера направилась в ближайший христианский порт, которым оказалась Мессина на Сицилии.
Всю дальнейшую судьбу русских пленников довольно подробно описал Иван Мошкин в своей челобитной. Итальянская брошюра совершенно не затрагивает обстоятельства, бывшие после прибытия галеры в Мессину, так как они плохо укладываются в рамки “героической” истории с мятежом на турецкой галере.
Итальянцы в Мессине были явно впечатлены смелостью и отвагой русских галерных рабов, захвативших большую турецкую галеру практически на виду столицы Османов, а затем проведших ее через половину Средиземного моря. Кроме того, русские на Сицилии в 1642 году были совершенной экзотикой, почти пришельцами из иного мира. Легко представить себе изумление жителей Мессины и испанских властей (Сицилия принадлежала тогда Испании), когда в порт вошла большая нарядная галера, на борту которой находилось около трех сотен людей, большая часть из которых – “русины”, представители далекой северной страны “Московии”...
Однако русские после своего прибытия в Мессину явили собой неожиданную проблему для испанской администрации – было совершенно непонятно, что с ними делать дальше? Дипломатические отношения между Россией и Испанией в те времена отсутствовали. Испанцы решили выждать и подумать, а пока обезопасить себя от возможных эксцессов с этими русскими. Мошкин сообщает, что “стали нас Шпанския земли иноземцы призывать и призвали нас, холопей твоих, в город и зазвали нас в одну палату, и приставили к нам сторожу…”. Иначе говоря, русских пленников взяли под арест – фактически, они оказались в новом плену.
Мошкин пишет, что в этот период он ничего не мог предпринять (“не мог в том ничего учинити”), так как был прикован к постели из-за своих ран, полученных во время мятежа на галере – “ранен и обгорел и два месяца лечился…”. Однако после своего выздоровления (январь 1643 года), Иван Мошкин, как признанный лидер полоняников, тут же начал вести переговоры с испанским вице-королем Сицилии (“стал писать Шпанския земли до воеводы”) на предмет того, чтобы русских полоняников отпустили с миром на родину – “из своей земли отпустил в православную христианскую веру”.
Испанский вице-король явно желал удержать у себя русских (“он нас пустить не хотел”), и сочетая тактику давления и посулов, официально предложил Мошкину и его товарищам остаться на Сицилии и служить испанскому королю – “давал нам гроши и платья и жалованья, чтобы мы служили шпанскому королю”. Лично Ивану Мошкину, как предводителю отряда храбрецов, вице-король обещал от имени испанского короля Филиппа IV (1621-1665) “земли… по 20 руб. на месяц”. Простому калужскому стрельцу Ивану Мошкину испанский вельможа сулил земельные наделы и службу на испанского короля с жалованием в 20 русских рублей в месяц, что равнялось жалованью русского стрельца за 4 года.
 
Мотивы испанского наместника можно понять – в случае успеха он получал в свое распоряжение турецкий галеас с опытным экипажем, показавшим свою отвагу в отчаянном мятеже против турецкого паши. Слава о русских гребцах уже широко разошлась по Европе, и вице-король стал бы тем, кто привлек этих храбрецов на королевскую службу.
Однако, несмотря на давление, посулы, и заманчивые перспективы, расписываемые перед русскими полоняниками, все полоняники отказались – “…мы, холопи твои, христианския веры не покинули и шпанскому королю служить не захотели”. Следует уточнить, что по представлениям русских людей того времени, “христианская вера” была синонимом слова “православие”. Православная вера считалась единственной формой христианства, католическая вера по мнению русских XVII века была такой же “не христианской” верой, каковой были ислам, иудаизм и прочие религии того времени, известные русским людям.
Переговоры с русскими зашли в тупик, и Мошкин с товарищами решили самовольно уйти из Мессины. Однако при попытке покинуть город (неясно, морем или сушей), они были остановлены, а 7 человек из них были даже посажены в тюрьму, за то, что, по словам Мошкина, “мы, холопи твои, шпанскому королю не захотели служить”.
В этот раз с русскими обошлись жестче и без церемоний, у них была реквизирована галера со всеми трофеями и пленниками. Отняли даже личные вещи, что были у самих полоняников – “и каторгу у нас… отняли со всеми животы, что было, и отняли у нас… 40 человек турских невольников”. Затем, ограбив русских до нитки, испанские власти, очевидно, решили все же отпустить “этих упрямых московитов” на все четыре стороны, как написал Мошкин – “и отпустили нас совсем, ограбив душею и телом, и дали нам, холопем твоим, лист вольной”.
Дальнейший путь отряда Мошкина пролегал по Южной Италии (как они переправились через Мессинский пролив, Мошкин не пишет), вплоть до Вечного Города Рима – “через их Шпанскую землю до Рима до папы римскаго”. У русских не было ничего, кроме твердого желания вернуться на родину, все было отобрано испанцами на Сицилии – “шли мы… наги и босы и голодны”. Можно представить себе эту картину, достойную пера романиста - более двух сотен русских из далекой Московии на дорогах Италии 1643 года… Как уже говорилось, “московиты” были тогда в Италии экзотикой не меньшей, чем сами итальянцы (“фряги”) в России.
Очевидно, именно во время пребывания в Риме рассказ бывших полоняников о мятеже на турецкой галере и был записан каким-то представителем нарождающегося ремесла журналистов, чтобы спустя несколько месяцев превратиться в многократно упомянутую итальянскую брошюру из типографии Григнани. С Римом связан еще один эпизод - хотя с момента восстания на галере прошло уже много времени, один из пленников, Григорий Киреев, так и не выздоровел от ран. Как уже было упомянуто, во время мятежа на галере он был очень тяжело ранен - “турские люди ранили меня из лука дважды, и от тех ран лежал я при смерти 2 месяца”. Сам Киреев сообщает, что “копье выняли у меня из раны у папы римскаго”, это означает, что только в Риме полоняникам удалось найти достаточно опытного врача, чтобы извлечь обломок лезвия из раны Григория. Киреев после этой операции поправился, о чем говорит сам факт его челобитной, поданной после возвращения в Россию.
Из Рима полоняники двинулись на северо-запад, в Венецию (“на Венецу”), а оттуда - во владения императора Священной Римской Империи Фердинанда II (1637-57) – “и из Венецы шли мы … до цесаря крестьянскаго”. После прибытия русских в Вену, ими заинтересовался сам император. Храбрецам вновь предложили остаться и служить на месте, только теперь Фердинанду II. Как писал Мошкин, “цесарь крестьянской был нам рад и звал нас на службу и давал нам жалованье большое, а мне, холопу твоему Ивашке, давал поместье”. Однако, несмотря на щедрые посулы и настойчивые уговоры, русские вновь отказываются от предложения устроить свою жизнь на чужбине – “и мы ему служить не захотели…”. К счастью для Мошкина и его товарищей, австрийцы не стали, подобно испанцам, пытаться задержать, или ограбить русских, а мирно отпустили всех, и разрешили проход через владения Фердинанда II. Отряд бывших галерных рабов без препятствий пересек Австрию, затем подконтрольную Фердинанду II Венгрию (“Венгерскую землю”), и, перейдя австро-польскую границу где-то в Силезии, вскоре прибыл в Варшаву.
 
Варшава была столицей Речи Посполитой. Обычно польско-литовская монархия была враждебна к русским, но на 1643 год приходится период мира с Москвой. Русских пленников поляки встретили на удивление хорошо – и до Варшавы докатилось известие о дерзком бунте на турецкой галере, и даже король Речи Посполитой (Мошкин именует его “литовский король”) Владислав IV (1633-1648) знал об этой истории. Владислав тепло принял бывших пленников, обеспечил их содержанием (“велел нам дати пити и есть”), приставил к ним своего человека - “королевскаго коморника Андрея Заклику”, а затем даже велел выделить русским подводы, чтобы измученные долгим путем бывшие полоняники не шли далее пешком. На дорогу всех русских король одарил приличными по тем временам деньгами (“всем по 2 рубли”), а Ивану Мошкину целых “10 рублев”, и, как и все другие властители, в чьи земли занесла судьба Мошкина с товарищами, предлагал им остаться и служить у него. Но, как и все прочие, польский король получил отказ…
На польских подводах полоняники двинулись далее на восток, в Россию. Во время следования через владения Речи Посполитой, в Белоруссии, Мошкина и его товарищи пересеклись со Степаном Лукьяновым, чья история может служить темой для отдельного небольшого рассказа.
Степан Лукьянов был взят “в полон” польскими войсками еще ребенком (“маленька”) во времена великой русской Смуты (“в Московское разоренье”), и увезен в Литву. В плену Лукьянов прожил более 30 лет, но все это время не забывал, откуда он родом и трижды Степан пытался бежать. Во время третьей попытки Лукьянов был настигнут погоней и тяжело ранен, как он сам описал – “нагнав меня литовские люди, один порубил топором, а другой саблею”. После этого преследователи бросили Лукьянова прямо на дороге, посчитав умирающим, или даже мертвым. К счастью, вскоре по той же дороге прошел караван подвод отряда Мошкина, и подобрал лежащего Степана - “того Степашка нашли на него по дороге“. Степан от ран оправился, и благополучно проделал остаток пути вместе с Мошкиным и его товарищами.
Вскоре русские полоняники добрались до Вязьмы, которая была уже русским городом, владением московского царя Михаила Федоровича. Воевода города Вязьма - Иван Федорович Львов, выделил для дальнейшего пути “государевы подводы” (т.е. транспорт за государственный счет), на которых полоняники и прибыли в Москву. Их долгий и трудный путь на Родину завершился.
Насчет дальнейшей судьбы Мошкина и его друзей известна их коллективная челобитная (прошение), поданная на имя царя Михаила Федоровича в 1643 году. В ней полоняники просили царя пожаловать их “за полонское нужное терпение своим царским жалованьем, чем тебе праведному и милосердому государю об нас бедных Бог известит”.
Чем же пожаловал царь своих верных подданных, не пожелавших оставаться в якобы “просвещенной” Европе (на этом месте все “западники” могут дружно плеваться)?
Согласно решения царя, Иван Мошкин был снова принят на стрелецкую службу с “кормом” (жалованием) в 2 алтына. 2 алтына составляли 12 “денег”, а 200 “денег” составляли 1 рубль. Детям боярским из числа полоняников (Жилин, Климов, Сенцов, Кореплясов) выдали по 8 “денег”, казакам (Иванов, Герасимов, Никитин, Игнатьев, Кондраев и Михайлов) дали по 7 “денег”. Крестьяне, как самый низший класс тогдашнего общества, получили только по 6 “денег”, и вольную. На фоне того, что предлагали за границей полоняникам иноземные государи, совсем не густо… Указание, что крепостные крестьяне стали свободными (“свободились без откупу”), закономерно – по Судебнику 1550 года, все полоняники, вернувшиеся из иноземного плена, становились лично свободными, даже если до плена были крепостными или холопами.
Вся дальнейшая судьба всех героев это невероятной истории нам неизвестна. Преодолевшие несколько морей и несколько стран, произведшие фурор в Европе, полоняники растворились в бурном океане русской истории XVII века…
Для завершения очерка лучше всего подойдут слова русского стрельца Ивана Мошкина, которыми он подвел итог описанию своих странствий по Европе. После этих слов всякому станет ясно, что все, чего он и его товарищи желали – это вернуться в Россию, и не нужны им были ни жалованья, ни земли, ни почет в иных странах. Приведем эти простые слова - “И шел я, холоп твой Ивашка, с товарыщи своими через многия земли наг и бос, и во всех землях призывали нас на службу и давали жалованье большое, и мы, холопи твои, христианския веры не покинули, и в иных землях служить не захотели, и шли мы, холопи твои, на твою государскую милость….”

Источник www.historicus.ru