История образования Крымского ханства берет начало с конца XIV в., когда в главном юрте Золотой Орды, под влиянием внутренних междоусобиц начинается внутренняя война за престол между претендетнами Кючук Муххамедом и Улу Муххамедом. Остальные же беки не были постоянны в своем выборе, переходя то на одну сторону, то на другую, в результате чего Золотая орда чувствительно расшаталась и можно было предвидеть скоро крушение этого недавно ещё сильного татарского государства.

Примерно в это же самое время крымские татары начали свою борьбу за независимость, когда около 1427 года появился претендент на крымский независимый престол, Хаджи-Дивлет, присоединивший в последствие к своему имени титул Гирея. Собрав вокруг себя отборное войско, Хаджи-Дивлет направил свои удары вначале на кипчакского Улу Муххамеда, и разбив первого, направил свои силы на наступающего с приволжских берегов Кючук Муххамеда. Этот противник был также побежден, в результате чего Хаджи-Дивлет закрепил за собой не только высокий авторитет среди татар, но и мог уже себя считать обладателем совершенно независимого ханского престола, власть которого распространялась не только на крымский полустров, но и включала в себя прилегающие северо-восточные степи и западные степи до Днепра и Дона.

Следующим шагом должно было стать объединение всей территории полуострова, к тому времени разделенного на степную часть, подвластную татарам, Кафу с Готией (то есть, с Южным берегом Крыма, до Балаклавы включительно) и небольшим независимым христианским Мангупским княжеством. В случае успеха в руках Хаджи-Гирея оказалась бы вся морская граница с несколькими сильными крепостями и хорошими портами, от Ени-Кале до устья Днепра.

Для приведения своего замысла Хаджи-Гирей развязывает войну между мангупским князем Алексеем и Генуэзской Кафой, подбив первого напасть на Балаклаву пользуясь удобным моментом ослабления военных, финансовых и политических сил далекой генуэзской республики. Надо отметить, что удаленные от основного массива генуэзских колоний Юго-Восточного Крыма южнобережные владения Кафы являли собой полуанклавы в стратегически важных точках принадлежащей феодоритам береговой линии и представляли собой серьезную помеху морской торговле, которую пыталось наладить княжество.

Заручившись обещанием ханской помощи, князь Алексей напал на генуэзскую крепость Чембало и, поддерживаемый местными соплеменниками, осенью 1433 г. овладел, заслав в крепость под видом купцов несколько лазутчиков-агитаторов. Небольшая колония была преимущественно заселена греческими рыбаками, сочувствующими соседнему и родственному по религии и национальности княжеству. Находясь в бедственном положении они легко поддались на агитацию и при первом появлении в балаклавской долине посланного из Мангупа отряда войск, местные рыбаки восстали и помогли князю прогнать из крепости небольшой горнизон. Спасшиеся от смерти генуэзские солдаты бежали в Кафу, оставив Чембало в полной зависимости от победителя.

В Генуе эти известия возбудили сильное негодование среди купечества и моряков, народ требовал от дожа Адорно и сената наказания невиновных, но сенат, только что закончивший продолжительную и неудачную войну против союзных флорентийской и венецианской республик, оказался в затруднительном положении. На помощь пришел банк Св. Георгия, который предложил ссудить правительству республики необходимую сумму для снаряжения эскадры. Воспользовавшись этим предложением, сенат постановил снарядить эскадру из 20 галер и отрядом в 6000 морских и сухопутных войск. Главное начальство над этой экспедицией было поручено испытанному генуэзскому полководцу Карлу Ломеллино.

Поход Ломеллино — это известное событие в истории генуэзских черноморских поселений. Во время разбора крупного архива Базельского церковного собора (1433—1435 гг.) Вакернагель неожиданно наткнулся на дневник Андрея Гатари, падуанского летописца XV в., который записал рассказ об этом походе. Вероятно, эта запись являла собой копию донесения венецианского шпиона, находившегося либо на одном из кораблей, либо в Кафе и записанного с слов очевидцев. Если говорить кратко, то осада крепости продолжалась в течениие трех дней, а на четвертый была прорвана оборона, все защитники перебиты, за исключением князя Алексея, его приближенных и одного кандиота. Все они были переведены на корабль и закованы. После чего Чембало было отдано солдатам на расхищение. Через сутки была сожжена Каламита, жители которой ночью покинули крепость.

После захвата и разорения этих крепостей войска разделились, часть пошла сухопутным путем, а другая – морским, вдоль берега, разоряя всё на своём пути и требуя от жителей полной покорности генуэзцам. В конце-концов они прибыли в Кафу, откуда отправились на Солхат, но по дороге попали в засаду и были разбиты на голо (при соотношении сил 5000 с стороны татар и 8000 — со стороны генуэзцев). Выкупив пленных, в количестве 25 человек остатки войск разоружили две гребных галеры и ещё одно судно, под началом Бабилана ди Негро, отправились назад, в Геную.

Несомненно, такая неудача генуэзской экспедиции в Крыму под стенами сильнейшей крепости, центра генуэзской торговли на Черном море и источнике безмерных доходов Республики, произвела на её правительство и население Генуи удручающее впечатление, вместе с тем новообразовавшееся магометанское Крымское ханство приобрело ещё больше политического влияния. Связь ханства с Мангупским княжеством на этом не закончилась и Хаджи-Гирей и в дальнейшем всячески помогал Феодоро наладить морскую торговлю через единственный феодористский порт Каламиту. Его политика имела такой успех, что кафинцы были вынуждены жаловаться в Геную на отток грузооброта в Каламиту из кафинского порта. О феодоритах же колониальная администрация пишет: «Они могут никого не бояться, пока жив их отец и владыка — татарский хан». Вспомним здесь и традиционную протатарскую ориентацию феодоритов, в свое время даже воевавших вместе с татарами против Литвы; их князья порой фигурируют в истории под татарскими именами.

Хотя политика генуэзских колоний заключалась в полном нейтралитете, Кафа не могла не настораживать крымского хана хотя бы из-за того, что имея большую татарскую общину могла быть пристанищем для противников курса Хаджи-Гирея, не зависимо от официального курса городской администрации. История показала, что в последующие годы город исправно выполнял роль укрытия для всякого рода оппозиционеров.

Хотя после разгрома генуэзской экспедиции отношения между двумя сторонами нормализовались и колониальные власти присылали в Солхат дорогие подарки, общего доверия не было и в помине. Так, в уставе Кафы от 1446 года есть несколько пунктов, которые касаются отношения с татарами и включают в себя всяческий запрет на контакты с татарскими властями и с татарами вообще под угрозой крупных штрафов и сообщают о существовании в Кафе круга лиц, являющихся тайными осведомителями Хаджи Гирея. Четко разграничивались полномочия двух властей, существовавших в Кафе с XIV в.: татарской и генуэзской. Так, жителям Кафы строго запрещено вмешиваться каким-либо образом в сбор пошлин канлюками. Вместе с тем и верховному представителю ханской администрации в городе — тудуну — запрещается длить свою власть над теми из бывших ханских подданных, которые, прожив в колониях больше года, перешли в гражданство Генуи.

Два последних положения несомненно отражают сложившуюся (и в глазах кафинских властей) порочную практику, когда ханские налоги, взимаемые в Кафе, отдавались на откуп жителям города, среди которых, понятно, таким образом формировалась прослойка, зависимая от хана; а также, видимо, попытки ханской администрации контролировать жизнь не только ханских поданных в Кафе, но и в целом всех выходцев из ханства, хотя бы и принявших подданство Генуи.

Возникает впечатление, что Хаджи Герай пытается включить под свою власть как можно больший круг кафинских граждан, стараясь создать себе опору среди населения города. Показателен и факт сбора им в Кафе секретной информации, являющейся неотъемлемой чертой международной дипломатии вообще. Кафа, в свою очередь, как видим, пыталась оградить свои интересы от вышеназванных притязаний Хаджи Герая.

Судя по всему, Кафа с трепетом относилась к своему могущественному соседу. В интересах Хаджи Герая было поддерживать такую свою репутацию, для чего он пользовался чисто ордынскими приемами придания себе авторитета.

Все это привело к событиям лета 1454 года, когда к Кафе подошел турецкий флот, состоявший из 56 судов. После попытки получить провизию и отказа, турки произвели попытку штурма города. В то же самое время из степи к городу подошел Хаджи Гирей с шестью тысячами всадников и вступил с османами в переговоры, после чего турецкий флот получил из Кафы припасы, поднял якоря и ушел. Хаджи Герай же предложил кафинцам заключить с ним союз, что и было принято городом, обязавшимся выдать крымскому правителю 600 соммов (хотя, фактически получил только 450 соммов, так как на тот момент в городе не нашлось требуемой суммы) единовременно, а также повысить на 150 аспров в день свои обычные выплаты хану, составлявшие 3—5% таможенных сборов Кафы.

Многие исследователи не сомневаются в том, что турки пришли в Крым по приглашению Хаджи Герая, а появление крымско-татарского войска у стен Кафы было не чем иным, как условленной помощью хана турецкому десанту. Но этот вопрос остается открытым, так как Кафа имела развитую и устоявшуюся торговую структуру, приносившую Хаджи Гирею стойкий доход в виде дани, пошлин. Сложно представить, что всего этого хан был готов лишиться, да и если бы у Хаджи Гирея были далеко идущие планы насчет Кафы, то врядли в них было место туркам.

Отныне — и до самого конца правления Хаджи Герая в 1466 г. отношения ханства и генуэзских владений в Крыму более не были отмечены какими-либо яркими событиями. Стороны будто бы потеряли интерес друг к другу. Кафинские власти, судя по данным официальных документов, больше были заняты контактами с Феодоро, нежели с ханством. Последнее событие в правление Хаджи Герая, имеющее некоторое отношение к насущным интересам Кафы, произошло в 1466 г., когда в Крым прибыл папский представитель, предложивший хану присоединиться к антитурецкому альянсу. Хаджи Герай не вошел в него, поскольку эта идея не была принята его польско-литовскими союзниками, в союз с которыми к тому времени вступила и Кафа.

Так закончилась эпоха Хаджи Герая, — эпоха, отмеченная настороженностью в отношениях созданного им независимого государства и соседних генуэзских колоний. Даже признав, что суждения о ненависти хана к генуэзцам сильно преувеличены и что в определенной ситуации он выступил в качестве защитника своих интересов в Кафе перед иностранным посягательством, — другом Генуи его назвать все же будет нельзя.