Российский ислам проходит через важный исторический этап – смены поколений. Причем речь идет не только и не столько о процессе постепенного замещения молодежью вакантных должностей в системе духовных управлений. Смена поколений тесным образом связана со сменой парадигмы исламской деятельности в целом.

Как уже не раз отмечалось в многочисленных публикациях, старая плеяда российских мусульманских деятелей сформировалась еще в эпоху СССР и в основной своей массе прошла советскую школу подготовки религиозных кадров. Сегодня уже ни для кого не секрет, что специфика религиозного образования в стране советов была ориентирована на воспитание, если так можно выразиться, партийных функционеров от религии, главной целью которых было обслуживание интересов правящего коммунистического режима. При этом глубокому изучению исламских наук не придавалось большого значения. Считалось, что у прогрессивного советского человека не может быть серьезных потребностей в такого рода знаниях. Весьма симптоматично, что подавляющее большинство выпускников бухарского медресе "Мир араб" – единственного на весь Союз ССР официального мусульманского учебного заведения – практически не владели арабским языком, на котором написана подавляющая часть исламских богословских трудов. Этим исламские деятели невыгодно отличались от советских востоковедов и исламоведов, которые в совершенстве владели языком Корана. Исключением в этом правиле представлял разве что верховный муфтий Талгат Таджуддин, который был лицом страны во время приемов делегаций из дружественных арабских и мусульманских стран. Таджуддину даже было позволено пройти стажировку в одном из лучших исламских вузов – каирском университете "Аль-Азхар".

Понятно, что особенности советского периода не могли не оставить след на сознании бухарского поколения муфтиев. Не получив должного уровня знаний, они занимались выполнением хозяйственных функций при мечетях, а также отправлением "религиозного культа" – принимали посетителей, которые заказывали молитвы за больных и усопших родственников. Существовавшая система взаимоотношений позволяла пополнять бюджет мечетей, однако совершенно не удовлетворяла растущие духовные потребности мусульманского сообщества. Поэтому те, кто искал духовного наставничества и углубленных знаний, обращались в так называемые худжураты (система действовавших в СССР неформальных медресе). Для этого им приходилось проводить отпуска или каникулы у своих устазов (учителей, наставников) в республиках Средней Азии, обучаясь с соблюдением элементарных правил конспирации.

К слову, расхожее сегодня понятие "традиционный ислам" есть ни что иное, как попытка воспроизвести классический советский образа "служителя мусульманского культа" вкупе с усилением мазхабной идентичности. В основном эта идея получила распространение среди представителей ханафитского мазхаба в некоторых национальных республиках Поволжья, где имеет место тенденция на обособление не только в политической, но также и в культурной и религиозной жизни.

Что касается молодого поколения, то на него легла миссия возрождения наук о вере, которым можно было научиться только в странах мусульманского мира. После падения "железного занавеса" тысячи молодых людей из России и других республик бывшего СССР отправились для получения исламского образования за границу, главным образом в арабские страны. Впрочем, лишь единицы из этой массы смогли получить качественное законченное образование. Большинство студентов не вынесло тягот обучения за рубежом и уже через несколько месяцев после поступления бросило свои учебные заведения. Именно бессистемность и отсутствие фундаментальных знаний стали одной из причин радикализации молодежи. Те же кадры, которые выкристаллизовались в результате получения законченного (или хотя бы незаконченного) высшего образования, встали у истоков возрождения исламских знаний в России. Будучи носителями срединных, умеренных взглядов, не отягощенные грузом "бухарской спецшколы", они стали локомотивом меняющейся парадигмы российского ислама.

Образованная, хорошо владеющая арабским языком молодежь быстро нашла себе применение в различных сферах исламской деятельности. Причем, в отличие от радикалов и "бессистемных недоучек", в большинстве своем ей хватило мудрости и такта найти общий язык как со старшим поколением единоверцев, так и с представителями власти. Несмотря на это, некоторые представители духовенства увидели в новой формации мусульманских деятелей своих конкурентов. В ход пошли обвинения "в нетрадиционном исламе", "ваххабизме", "экстремизме" и прочих дефектах идеологии, подхваченные недоброжелателями ислама разных мастей. Российского обывателя оказалось легко убедить в том, что все без исключения выпускники арабских учебных заведений являются "врагами народа". Более того, любое сотрудничество российских мусульман со своими зарубежными единоверцами, даже если оно направлено на проповедь идей умеренности и осуждение экстремизма, преподносится не только как враждебность "традиционному исламу", но и измена Родине. Последнее доказательство тому – резкое неприятие Московской богословской декларации по применению норм шариата, вопросам джихада, халифата и такфира, которую подписали авторитетные мусульманские ученые мирового уровня при содействии российских властей. Этот документ впервые заложил шариатско-правовую основу в борьбе с экстремизмом. Конечно, декларация не подменяет собой силовых методов поддержания законности и порядка в стране, однако сам факт ее принятия в Москве авторитетной коллегией ученых выбивает почву из-под ног идеологов радикализма. Следует отметить, что ранее эти же силы выступали против открытия в Москве центра "Аль-васатыйя", занимающегося пропагандой идей срединного, умеренного ислама.

Как бы то ни было, естественная ротация мусульманских кадров, идущая в общем историческом контексте ухода с авансцены старого поколения советских функционеров, открывает новую страницу государственно-исламских отношений. Новая плеяда российских политиков и религиозных деятелей наглядно демонстрирует обоюдное неприятие идеи возврата к "железному занавесу".