Золотая Орда
Государство Джучидов / Золотая Орда
Улус Джучи, самоназвание Великое государство (самоназвание на тюркском Улуг Улус) в русской традиции — Золотая Орда — средневековое госу... читать далее »
Статьи по истории
05.04.2013 18:21

Чингиз-хан и Чингизиды. Начало династии Чингизидов. Государство Джучидов.

Чингиз-хан и Чингизиды. Начало династии Чингизидов
В один из дней одна тысяча сто пятьдесят пятого года в урочище Делиун-Балдах, на правом берегу реки Онона, в юрте супружеской четы Есугей-бахадура из монгольского племени кият-борджигин и Оэлун-фуджин (хатун) из рода олкунут (ветвь племени кунграт) родился мальчик, сжи­мая в ладони правой руки сгусток запекшейся крови, по­хожей на кусок ссохшейся печени. Молодые родители на­рекли своего младенца-первенца Темучином. У Оэлун-хатун и Есугей-бахадура родилось еще три сына — Хасар, Хачиун, Темуге-Отчигин (Отчигин) — и одна дочь по име­ни Темулун. От другой жены у Есугей-бахадура родились сыновья по имени Бектер и Бельгутай.

Когда Темучину исполнилось лет девять-десять, его мо­лодой отец скончался, отравленный своими врагами, буир-норскими татарами. Большинство родичей и подчиненных Есугей-бахадура предательски отвернулось от его семьи, и Темучин, его мать Оэлун и братья вынуждены были жить охотой и рыбной ловлей. В обстановке постоянных измен, насилия и убийств Темучин проникся жестокостью даже к близким людям. Однажды из-за детской пустячной ссоры он вместе со своим младшим братом Хасаром в упор прон­зил стрелами своего сводного брата Бектера. Когда они, бросив бездыханное и окровавленное тело Бектера на хол­ме, вернулись домой, их мудрая мать Оэлун сразу все поня­ла и так порицала своих сыновей: «Душегубцы, — гневно закричала она. — Недаром этот вот яростно из утробы появился на свет, сжимая в руке своей комок запекшейся крови» (Сокровенное сказание, с. 90).

Именно ему, запачканному кровью «душегубу» Темучину было суждено прославить не только свою семью, свой род, но и весь монгольский народ.

Река времени течет стремительно. Пронеслась, промчалась вереница лет, унося в безвозвратную даль отрочество и юность, и вот возмужалый Темучин уже предводитель кочевников и водит многотысячную рать по степям Цент­ральной Азии, нанося одно поражение за другим своим врагам. За военные доблести и выдающийся ум монголь­ские роды и племена дважды, около 1189 г. и в 1206 г., провозглашали Темучина ханом и дали ему титул «Чин­гиз-хан», совершенно вытеснивший его личное имя.

Значение титула «Чингиз-хан» до сих пор точно не установлено. По мнению ряда востоковедов, титул чингиз является палатализованной формой тюрко-монгольского слова тенгиз — море, океан; и композит «чингиз-хан», соответственно, означает «хан-океан», т. е. «Владыка все­ленной», «Всемирный хан»1.

Чингиз-хан отличался не только личной отвагой и ост­рым умом, но также сильным характером и исключитель­ной целеустремленностью: достигнув поставленной цели, он всегда стремился к другой, более высокой. Став в 1206 г. ханом объединенной Монголии, свои военные таланты он использовал против внешних врагов. Судьба и тут благо­волила ему во всем. Оканчивая каждую войну доблестно и удачно, к 1224 г. Чингиз-хан распространил свою власть от Северного Китая до Средней Азии включительно.

Чингиз-хан умер в августе 1227 г., но экспансия монголов не прекратилась. Дела полководческого гения Чингиз-хана, создавшего Еке Монгол улус («Великое Монгольское государство» — так стало называться государство Чингиз-хина с 1211 г.), успешно продолжили его наследники. В резулытате завоевательных войн и череды военных побед Чингизидов (мужских потомков основателя монгольской династии Чингиз-хана) к 1260 г. образовалась самая обширная и могущественная империя из всех мировых империй, простиравшаяся от Желтого моря — на востоке до Дуная и Евфрата — на западе. Естественно, что Монгольская империя, объединившая под своей властью множество племен и народов, стран и государств Дальнего Востока, Передней Азии и Восточной Европы, не могла просуществовать долго. Уже к концу шестидесятых годов XIII в. Монгольская империя распалась на четыре улуса-государства, каждое из которых возглавляли ханы — потомки Чингиз-хана. Но прежде чем перейдем к изложению истории этих четырех улусов-государств и судьбы монголов в покоренных ими странах, слово о женах Чингиз-хана и о «золотом роде», представители которого входили в правя­щую династию.

Рашид ад-Дин, автор знаменитого «Сборника летопи­сей», где представлена официальная версия истории Мон­гольской империи, утверждает, что Чингиз-хан имел до пятисот жен и наложниц. Но только пять из них были главными женами: 1) Борте из племени кунграт; 2) Кулан из племени меркит; 3) Есукат из племени татар; 4) Гунджу, дочь Алтан-хана, государя Хитая; 5) Есулун, сестра упомя­нутой выше Есукат, также из племени татар. Из их числа только одна, а именно Борте, «была самой почтенной и старшей» (Рашид ад-Дин. Т. 1. Кн. 2. С. 68-71).

В мусульманских источниках, составленных в XIII-XIV вв., жены Чингиз-хана и Чингизидов носят почетные женские титулы хатун («ханша», «госпожа») и бики (или биге), главные жены — хатун-и бузург («старшая госпожа»), а старшая жена — хатун-и бузургтар (ин) («Великая госпожа»). В сочинениях более поздних мусульманских авторов, писавших о чингизидских улусах, к царице и принцессам крови наряду с титулами хатун и бике прила­гаются также слова ханум и султан.

В донесении Бенедикта Поляка, участника францискан­ской миссии 1245 г., отражены сведения о браках рядовых кочевников и монгольской знати: «Они имеют столько могут содержать. В целом же они их всех эму они [жены] являются словно их собственностью, кроме знатных. И они берут себе в жены безразлично [кого], исключая мать, дочь и сестру от той же матери. После смерти отца берут в жены мачеху и вдову [берет в жены] младший брат или [другой] родственник (НТ, § 49). По словам Марко Поло, всякий монгол «берет столько жен, сколько пожелает, хотя бы сотню, коли сможет их содержать. Приданное отдается матери Жены, а жена мужу ничего не приносит. Первую жену они, знайте, почитают за старшую и самую милую» (Марко Поло, с. 88). Действительно, многоженство было обычным явлением у монголов; в частности, у Чингизидов общее число жен достигало нескольких десятков, из них в сред­нем от двух до восьми жен были главными и лишь одна из главных жен была старшей. При определении ранга жен фактор времени брака, конечно, играл преимущественную роль, но часто, как показывают исторические примеры, старшинство давалось жене по ее знатности или потому что муж «ее крайне любил» (Рашид ад-Дин. Т. 3. С. 18, 65; Муизз ал-ансаб, л. 176 и др.).

Заключение Чингиз-ханом большого количества браков не может считаться, по справедливому замечанию Е. И. Кычанова, признаком сексуальной мощи. В большинстве сво­ем эти браки носили чисто политический характер, укреп­ляя связи Чингиз-хана с различными монгольскими ро-доплеменными группами и элитой, покоренных стран2. Среди тюрко-монгольских племен было несколько родов, которые имели преимущественное право поставлять деву­шек для рода Чингиз-хана. Одним из таких брачных парт­неров рода Чингиз-хана с давних времен было племя кунграт. Согласно монгольской эпической хронике 1240 г., у кунгратов была даже своя песня:



Мы, унгиратское племя,

С давних времен знамениты

Красою и статностью дев...



Сокровенное сказание, с. 133.



Когда Темучин стал всемонгольским ханом, традиция, по которой его род обменивался невестами с кунгратами, была официально узаконена. Был издан императорский указ Чингиз-хана, где, согласно «Юань ши», говорилось: «Когда в роде хун-цзи-ла (кунгират) рождаются девочки, они из поколения в поколение становятся императрицами; когда рождаются мальчики, они из поколения в поколение женятся на принцессах. Пусть непрерывно из поколения в поколение объявляют этот жалуемый указ в первую луну четырех времен каждого года» (цит. по: Мэн-да бэй-лу, с. 152, прим. 212).

Как показывает обзор генеалогической истории, кунграты сохранили за собой роль брачных партнеров мужских потомков Чингиз-хана на всем протяжении существования династии Чингизидов, и девушки этого племени были главными женами большинства монгольских ханов и принцев крови. Востоковед Ю. А. Зуев предлагает име­новать кунгратов хатунским племенем в составе династийной коалиции монголов. С этим предложением следует согласиться.

Для обозначения наложниц Чингизидов и других знат­ных лиц монгольских улусов в мусульманских источниках обычно употребляется слово кумма (мн. ч. куммайан) и очень редко слово суррий (мн. ч. суррийат). Наложницами были обычно девицы-красавицы двух категорий: собст­венно монгольские девушки и юные пленницы из поко­ренных монголами народностей. Так, согласно предписа­нию Чингиз-хана, которое соблюдалось и его наследника­ми, по всей Монголии в начале каждого года (а иногда каждые два или три года) по племенам производили набор наиболее красивых девушек для самого государя и для принцев крови. После каждой победы в походах воена­чальники, выбрав луноликих девушек, захваченных в полон, приводили их к государю. Девушки, которых государь не пожелал оставить для себя, раздаривались его женам (хатунам).или раздавались его родственникам и придворным (Джувайни, изд., Т. 1. С. 24; Рашид-ад-Дин. Т. 3. С. 209-210)3.

Статус наложниц не был, однако, неизменным. По истечении какого-то времени наложницы хана, как водится, выдавались замуж, например, за эмира или другого сановника, а отдельные наложницы становились женами самого государя. Этот акт перехода кумма в ранг хатун в средневековых мусульманских источниках описывается обычно так: такой-то наложнице «возложили на голову бугтак, и она стала хатун». Бугтак — головное украшение замужних женщин; оно подробно описано в донесениях Иоанна де Плано Карпини и Вильгельма де Рубрука, а также в книге Ибн Баттуты4.

В «Тарих-и Джахан-гушай-и» Джувайни (закончена в 1260 г.), в разделе «Сыновья Чингиз-хана», говорится, что старшей женой (хатун-и бузургтар) Чингиз-хана была Йусунджин-беки (в тексте источника ошибка: старшей же­ной Чингиз-хана была Борте-хатун), и утверждается, что, «по монгольскому обычаю, ранг детей от одного отца определяется в соответствии со степенью их матерей, так что детям старшей жены предоставляется определенное преимущество и первенство» (Джувайни, изд., Т. 1. С. 29).

Действительно, четыре сына Чингиз-хана, которые ро­дились от его старшей жены Борте-хатун, пользовались большим почетом, чем остальные его дети; внук Чингиз-хана Хубилай (правил в 1260-1294 гг.) имел двенадцать сыновей, но из них влиятельнее были те четверо, матерью которых была Чабун-хатун, старшая жена Хубилай-хана. Есть и другие примеры, подобные приведенным.

Тем не менее не следует, видимо, генерализировать ци­тированное утверждение Джувайни: каждый такой случай различения ранга детей от одного отца имеет, как показы­вает исторический материал, свое объяснение (в частно­сти, вопрос о рангах детей Чингиз-хана будет рассмотрен дальше). Степень матерей, конечно, определяла положение их детей. Но такое правило сохраняло свою силу лишь до той поры, пока были живы их матери, да и степень мате­рей подчас резко менялась за супружескую жизнь. В целом же в монгольском обществе и, соответственно, в жизни Чингизидов действовало правило, согласно которому дети наследовали положение отца и отец сам определял степень своих детей. Эта особенность отмечена в донесении Иоанна де Плано Карпини, причем сведения получены им от людей, хорошо знавших монгольские обычаи: «Между сьновьями от наложницы и от жены нет никакой разницы, и отец дает каждому из них, что хочет. И если он из княжеского рода, то князем является и сын от наложницы, так же как и сын от законной жены» (LT, IV. 9)* (* Inter filium concubine et uxoris nulla est differentia, sed dat pater eorum unicuique quod vult; et, si est de genere ducum, ita est dux filius concubine, sicut est filius uxoris legitime (LT, IV. 9).).

Это правило в целом сохранялось на всем протяжении существования царского дома Чингиз-хана в Азии, и сыны Чингизидов, рожденные от наложниц, и их мужские по­томки с полным правом ввязывались в борьбу за власть и часто вступали на престол. Примеров тому в источниках много, но мы приведем только два рассказа.

У Джучи, старшего сына Чингиз-хана, было много жен (хаватин), пишет автор генеалогического сочинения «Муизз ал-ансаб». Наложниц (куммайан) же у него было бес­численное множество, но поименно известны только две: «одна — Карачин-хатун, мать Бувала, а другая — Кагри-хатун из племени меркит, мать Тука-Тимура» (Муизз ал-ансаб, л. 18а). Примечательно здесь то, что сын кум­ма (наложницы) Тука-Тимур вкупе со своими сводными братьями Орда-Иченом, Бату, Берке, Шибаном и другими, рожденными от главных восьми жен Джучи-хана, не толь­ко принимал активное участие в создании государства Джучидов в Дешт-и Кипчаке и в решении других общеим­перских дел своего времени, но впоследствии его потомки стали правителями в Золотой Орде, а затем в Крыму и Средней Азии; и эта ветвь династии Чингизидов получи­ла в мусульманских источниках наименование ханедан-и Тукайтимурийан — «династия Тукайтимуридов» (Бахр ал-асрар. Т. 6. Ч. 3, л. 1226).

Ханы, правившие в Моголистане (Семиречье и Восточный Туркестан) и в Яркендском ханстве с середины XIV в. И до конца XVII в., были потомками Чагатаида Туглук-Тимура5, матерью которого была наложница (подробнее см. Раздел II, глава 4).

Итак, все дети Чингизидов, как рожденные от супруги (хатун), так и прижитые от наложницы (кумма), счита­лись законными и получали долю наследства в соответст­вии с порядком их рождения (старший сын, младший сын). Это положение важно для нашей темы, и мы еще вернемся к нему при рассмотрении вопроса о практике престолона­следия. Что же касается особого ранга сыновей Чингиз-хана от его старшей жены Борте, о чем пишет Джувайни, то это объясняется как важной ролью Борте-хатун в жиз­ни Темучина — Чингиз-хана, так и деятельностью ее четы­рех славных сыновей.

Согласно официальной монгольской хронике 1240 г., Есугей-бахадур просватал Борте, дочь Дай-Сечена из пле­мени кунграт, за своего старшего сына Темучина, когда тому было всего девять лет. По старинному монгольскому обычаю, Темучин в качестве жениха прожил в семье своей десятилетней невесты Борте какое-то время. Вскоре Есу­гей-бахадур погиб, но, несмотря на трагическую перемену в положении семьи жениха, Дай-Сечен выдал за Темучина свою дочь.

Испытывал ли Темучин любовь к Борте, мы не знаем. Но в течение всей долгой супружеской жизни встреченная еще в детстве Борте оставалась не просто первой женой, но и неизменно старшей женой Чингиз-хана, и он всегда относился к ней с чувством глубокого уважения и особой привязанности. В источниках Борте изображена как муд­рая ханша и воспитательница; она, по словам самого Чин­гиз-хана, всегда «говорила дело».

Борте родила от Темучина четырех сыновей и пять до­черей. Имена ее сыновей: Джучи, Чагатай, Угедей, Тулуй. Согласно Рашид ад-Дину, от других жен у Чингиз-хана было еще четыре сына, а именно: Кулкан, Джаур, Джурчитай и Орчакан; последние три сына скончались в детстве и них не было детей; у Кулкана было четыре сына, а сам он погиб от боевых ран осенью 1237 г. (по другим данным, в январе 1238 г.) во время похода монголов на русские княжества при осаде Коломны. Чингиз-хан установил Кулкану «степень (мартабэ) четырех упомянутых старших сыновей»; однако судьба детей Чингиз-хана сложилась так, что «людьми особо авторитетными» и наиболее известными стали именно четверо его сыновей от кунгратки Борте (Рашид ад-Дин. Т. 1. Кн. 2. С. 68-72; Т. 2. С. 38-39).

Ни один из них не унаследовал высоких дарований отца, но все четверо были людьми небездарными, дельны­ми, энергичными. «Эти четыре сына Чингиз-хана, — сооб­щает автор «Джами ат-таварих», — были умны, исполне­ны достоинств и совершенны, отважны и мужественны, ценимы отцом, войском и народом. Государству Чингиз-хана они служили как четыре основных столпа. Каждому из них он уготовил государство и их называл гетырьмя кулуками, а кулуками называют тех из людей, коней и прочих, которые выделяются, превосходят других и стоят впереди» (Рашид ад-Дин. Т. 1. Кн. 2. С. 69-70).

После покорения государства хорезмшаха (1219-1224) Чингиз-хан выделил каждому из «четырех кулуков» осо­бые земли, «называемые йуртом». В исторической литера­туре розданные Чингиз-ханом земельные владения с насе­лением принято именовать уделами или улусами. Степень отдаленности улусов соответствовала при этом возрасту влиятельных сыновей; оттого Тулую, младшему из четы­рех сыновей от старшей жены Борте-хатун, был назначен коренной йурт Чингиз-хана — Центральная Монголия, а также 101 тысяча из 129 тысяч человек монгольской регулярной армии. Свою долю наследства Тулуй получил лишь после смерти отца. Завоеванные территории к западу от Монголии были поделены между тремя старшими сы­новьями. Угедею, третьему сыну Чингиз-хана от его стар­шей жены Борте, были назначены Западная Монголия с Тарбагатаем. Владения Чагатая, второго сына Чингиз-хана, включали Восточный Туркестан, большую часть Семиречья и Мавераннахр (междуречье Амударьи и Сырдарьи). Улус старшего сына Чингиз-хана, Джучи, занимал земли к западу от Иртыша и от границ Каялыка (в Семиречье) и Северного Хорезма до Нижнего Поволжья, т. е. все ны­нешние Казахские степи6.

Мусульманских авторов XIII в., писавших о монголах, больше занимал феномен внезапного появления на исто­рической арене ранее неизвестных монголов, история бы­стрых и обширных завоеваний, а вопросы генеалогии мон­гольских ханов не получили у них достаточного освеще­ния. Сказанное в полной мере относится к современникам монгольского нашествия на мусульманские страны — Ибн ал-Асиру и ан-Насави, писавших по-арабски. Много пута­ницы в этом вопросе и у персоязычных историков XIII в. Так, например, Джузджани в своем «Табакат-и Насири» (составлено в Индии в 1260 г.) ошибочно утверждает, что у Туши (т. е. Джучи, старшего сына Чингиз-хана) было четыре сына: старший по имени Бату, второй Чагата (так!), третий Шибан, четвертый Берке (Тhе Таbaqat-i Nasiri. Vоl.1, р. 379). Иранский историк Джувайни, составивший между 1253-1260 гг. свой знаменитый «Тарих-и джахан-гушай», также приводит неточные и неполные сведения: у Туши, пишет он, было семь сыновей: Бамхал, Хорду, Бату, Шибакан (так!), Тангут, Берке и Беркечар (Джувайни, изд., Т. 1. С. 221-222). И у Джузджани, и у Джувайни перепута­ны также имена главных и старших жен Чингиз-хана, дей­ствительное количество детей, порядок рождения его вну­ков и т. п.

Как передают достойные доверия повествования, пишет Рашид ад-Дин, у Джучи-хана «было около сорока сыновей и от них народилось несчетное количество вну­ков, но из-за дальности расстояния [Ирана от Улуса Джу­чи) и из-за того, что не нашлось ни одного знающего человека, все их потомки не выявлены и не установлены в точности». После этих слов в «Сборнике летописей» при­водится «памятка» о тринадцати сыновьях Джучи и их известных потомках (Рашид ад-Дин.Т. 2. С. 65 и ел.). В «Муизз ал-ансаб», генеалогическом сочинении, составленном при дворе Тимуридов в 1426 г., приведены имена восемнадцати сыновей Джучи-хана (Муизз ал-ансаб, л. 186). У Чагатая было восемь сыновей. Угедей имел семерых сыновей. У Тулуя, четвертого сына Чингиз-хана, было десять сыновей. У пятого сына Чингиз-хана по имени Кулкан, который родился от Кулан-хатун, дочери предводителя племени меркит, было четыре сына.

Таким образом, общее число мужских потомков Чингиз-хана достигло к концу его жизни, т. е. к 1227 г., примерно ста человек — это его пятеро сыновей, не менее сорока взрослых внуков и много дюжин подрастающих яравнуков. История Монгольской империи после смерти ее основателя сложилась, однако, так, что только первые четыре сына Чингиз-хана от его старшей жены Борте, его «четыре кулука», стали родоначальниками царевичей и государей чингизидских улусов, т. е. прародителями алтан уруга («золотого рода»). Вот как это обстоятельство вос­принято разведывательной миссией францисканцев 1246 г. Брату Иоанну известно о сыновьях Чингиз-хана следую­щее: «Имел он четырех сыновей. Одного звали Оккодай, второй звался Тоссук-хан, другого звали Чаадай, а имени четвертого мы не знаем.. От этих четверых произошли все монгальские вожди» (LТ, V. 20)* (* Hie autem habuit quatuor filios. Vnus uocabatur Occoday, secundus uocabatur Tossuccan, alter uocabatur Chiaaday, et nomen quatri ignoramus. Ab hiis quatuor omnes duces Mongalorum descenderunt (LT, V. 20).). Имя Тулуя осталось не­известным францисканцам в силу монгольского запрета называть и использовать имена умерших людей. Тулуй умер в 1232 г.

Из потомства братьев Чингиз-хана только потомки Хасара (Джочи-Касара) получили права царевичей; осталь­ные вошли в состав аристократии (Рашид ад-Дин. Т. 1. Кн. 2. С. 51)7. Известен случай, когда в 1336 г. на престол Табаристана (область на южном побережье Каспийского Моря) был возведен потомок Хасара, по имени Тога-Тимур (Муджмал-и Фасихи, с. 62; Хамдаллах Казвини, с. 101,137). Однако в действительности даже в самой Монголии на потомков Хасара смотрели косо, «как бы не совсем признавая, порой, их равноправными настоящими тайджи (царевичами)»8.

Словом, с позиции политического сознания той эпохи, настоящими представителями алтан уруга были только Джучи, Чагатай, Угедей, Тулуй и их мужские потомки, рожденные как от законных жен, так и от наложниц или служанок. По мере естественного роста числа царевичей, дробления алтан уруга и распада империи образовалось несколько параллельных династий Чингизидов — дина­стия Джучидов (правила в Золотой Орде), Чагатаидов (правила в Средней Азии и Восточном Туркестане), Хулагуидов (правила в Иране) и династия Юань (правила в Монголии и Китае).

В самой Монголии и в восточных областях Монгольской империи царевичей дома Чингиз-хана именовали кобегун, со времени монгольской династии Юань (1260-1368) — тайджи, словом, взятым из китайского языка9.

В западных улусах Чингизидов для обозначения прин­цев крови употреблялись совсем иные слова и титулы. В сочинениях мусульманских авторов XIII- начала XIV вв. первые Чингизиды обычно именуются шахзаде, падишах-заде («царский сын») или просто персидским словом песар (букв. «сын»), а для обозначения представителей династии Джучидов, Чагатаидов и Хулагуидов третьего, чет­вертого и последующих поколений употребляется уже тюркское слово огул или оглан (букв. «сын», «ребенок»), которое обычно ставится только после собственных имен принцев. С XIV в. наиболее употребительным титулом ка­ждого представителя династии становится слово султан. Для нашей темы важно отметить, что в государствах Джу­чидов и Чагатаидов султанами называли и принцев крови, и принцесс; причем титул султан ставился как перед собственным именем его обладателя, так и после него.

Чингизиды составляли замкнутое высшее аристократическое сословие и своим юридическим положением резко выделялись среди остального населения страны, где они представляли правящую династию. Право быть провозглашенным ханом сохранялось только за представителями «золотого рода», для которых это право в силу его наследственности превратилось как бы в естественно присущий атрибут. Только «золотой род» давал инвеституру новому хану и принимал от него присягу. Только для представителей «золотого рода» и немногих вельмож был открыт доступ к Великой Ясе Чингиз-хана (собранию законов и приказов) и к Алтан-дафтар — «Золотому свитку» (официальной истории ханского рода Чингизидов), кото­рые хранились в ханской сокровищнице (ни Великая Яса, ни Алтан-дафтар не сохранились до наших дней в полном объеме и известны лишь в пересказах и по упоминаниям). Представителя ханского рода можно было предать наказанию только с общего решения царевичей, и творить суд над Чингизидом мог только сам хан или старший в роде. Свои права и привилегии Чингизиды приобретали по пра­ву рождения независимо от экономических обстоятельств, а также нравственных, умственных и физических качеств того или иного лица. Словом, Чингизидом можно было только родиться. Родство по женской линии с «золотым родом» не делегировало зятю никаких прав и привилегий Чингизидов, кроме почетного титула гурган — «зять хан­ского рода».

Чингизиды сохранили за собой свои особые права и сословные привилегии на всем протяжении существова­ния их царского дома в Азии. Например, в XVIII-XIX вв. в Казахских ханствах, где сохраняли свою силу традиции и принципы политической идеологии степной государствен­ности, султаны, представители политической элиты, не нес­ли никаких повинностей, кроме военных. Все Чингизиды казахских улусов имели единую тамгу (знак собственно­сти) и один особенный уран (пароль), выражаемый словом аркар; простой народ — кара-суйек — не мог использовать этот уран. Другие привилегии султанов перед другими членами общества заключались в том, что они были избавлены от телесных наказаний и не подлежали суду биев (родоначальников). Простые люди в разговоре не могли называть их по имени, но вместо имени должны были употреблять слово таксыр (господин). При встрече с сул­таном всякий простолюдин сходил с лошади и, становясь на одно колено, приветствовал его. Султан в ответ на при­ветствие клал ему на плечо свою руку и отвечал: аманба. Таким же образом поступали и в юртах. Одним из внеш­них признаков султанского достоинства считалась белая кошма. На общих собраниях и во всех остальных торжест­венных случаях все представители белой кости — султаны, саййиды и ходжи — садились только на белые кошмы. Если простолюдин присваивал себе из тщеславия титул султана, то подвергался наказанию от 15 до 30 ударов нагайкою. Если же человек черной кости, выдавая себя за носителя султанской крови, женился на султанской дочери или на другой его родственнице, то подвергался наказа­нию, выражавшемуся в выплате полного куна, как за убий­ство мужчины10.

Важно отметить, что при этом султаны казахских улу­сов не относили себя ни к одному из тюрко-монгольских племен, ни к одному из казахских жузов, не разделялись на колена. Они были только представителями правящей династии и продолжали составлять замкнутую сословную организацию еще в начале XX в.

Совсем по-другому сложилась этническая и политиче­ская судьба кочевых родов и племен Монголии, которые в полном составе или отдельной частью переселились в эпо­ху великих завоеваний в западные улусы Монгольской империи. Точных статистических данных о численности монголов, поселившихся в Улусе Джучи, Чагатайском улу­се и в государстве Хулагуидов, нет: разные исследователи приводят разные цифры11. Уверенно можно утверждать лишь одно: в каждом из названных выше трех западных улусов оказалось несколько десятков тысяч монголов. С течением времени они приняли язык и веру народов покоренных ими стран и ассимилировались в их среде. Насколько известно, из потомков монголов, пришедших запад при Чингиз-хане и его преемниках, только две небольшие группы сберегли свой язык до новейшего времени — это афганские монголы в составе хазарейцев и толмукгунцы в Кукунорской области. Данные источников зволяют исследователям сделать вывод о том, что особенно интенсивно процесс слияния монголов с местным населением и образования новых этнических общностей шел в Кипчакских степях.

Мы не будем рассматривать вопрос о влиянии монголов на строй местной жизни покоренных ими стран; эта проблема с той или иной степенью полноты рассмотрена в трудах академика В. В. Бартольда и других авторов. Для нашей темы достаточно отметить, что в политической жиз­ни покоренных монголами стран довольно скоро и прочно укрепилась государственная идея, согласно которой хан — только Чингизид, т. е. право Чингизидов править, о кото­ром говорилось выше, вошло в состав политического обы­чая, получило общее признание. В этом отношении весьма показательно, что даже в XIX в. в Средней Азии и Казах­стане происхождению от Чингиз-хана и титулу султан придавалось такое же значение, как и происхождению от пророка Мухаммада и званию саййид. Об этом звании следует сказать особо.

Саййид — вождь, господин, глава (синоним — шариф: благородный, знатный). Саййидами в мусульманском ми­ре называются потомки четвертого праведного халифа Али (правил в 656-662 гг.), женатого на Фатиме, дочери пророка Мухаммада. К женщинам прилагается термин саййида или ситти («моя госпожа»). Чингизиды призна­ли саййидов «первенствующим сословием» уже в XIV в., когда в Улусе Джучи (Золотой Орде), Чагатайском улусе и в государстве Хулагуидов (Иран) ислам стал официальной религией. Саййиды составляли обособленную группу в со­циальной иерархии мусульманского общества и искони пользовались у верующих не только почетом, но и многими привилегиями. В сознании мусульман саййиды часто отождествлялись со святыми (аулийа). Саййиды считались главными носителями религиозных идей мусульманства и не подлежали смертной казни. Только они одни могли безнаказанно говорить всю правду мусульманским госуда­рям и даже укорять их за неправедный образ жизни. В «Мунтахаб ат-таварих-и Муини» (нач. XV в.) рассказы­вается, что государь Золотой Орды Азиз-хан (правил в Сарае в 1360-х гг.) вел развратный образ жизни, за что подвергся упрекам саййида Махмуда. Хан прислушался к словам саййида, даже выдал за него свою дочь и выразил раскаяние, но через некоторое время вновь вернулся к прежнему образу жизни и был убит своими приближен­ными.

Саййиды брали себе жен из любой социальной группы, без различия, но неохотно выдавали своих дочерей за лю­дей из другого слоя, так как потомки от такого брака, каково бы ни было их происхождение по мужской ли­нии, приобретали все права и привилегии саййидов, по­томков пророка Мухаммада. Честь быть саййидом цени­лась так высоко и саййиды так мало были склонны до­пускать в свое сословие путем браков посторонних лиц, что бывали случаи, когда, например, среднеазиатские го-судари-нечингизиды ХУШ-Х1Х вв. насильственно брали себе в жены девушек из первенствующего сословия, чтобы уже их потомки могли присоединить к своим титулам и почетным эпитетам высокое звание «саййид». Известно, например, что основатель династии Кунгратов в Хиве инак (высшее должностное лицо в стране) Ильтузер (в 1804 г. принял ханский титул, в 1806 г. погиб в войне с бухарца­ми), понимая, что по происхождению он ничем не отлича­ется от других главарей дештских племен Хорезма и не имеет наследственных прав на престол, для упрочения сво­ей династии решил взять в жены дочь одного из ургенч­ских саййидов, Ахта-ходжи. Саййид, узнав об этом, по­спешил выдать дочь за своего племянника; тем не менее Ильтузер насильно перевез ее в свой гарем, отняв у молодого мужа12.

Следующие разделы этой книги посвящены изучению властных отношений внутри Еке Монгол улуса, Золотой орды, Чагатайского государства и их политических наследников — Моголистана, государства Тимура, Узбекских ханств и Казахского ханства. Чтобы ясно представлять себе эти властные отношения, необходимо дать краткие ведения о Ясе и биликах Чингиз-хана.

Образование Еке Монгол улуса в начале XIII в. вызвало необходимость выработки общих, закрепленных письмен­но правовых норм и законодательных уложений для управления государством. Для этой цели было приспособлено обычное право, подвергшееся кодификации и изме-нениям, отвечавшим новым условиям. Свод законов и установлений получил название «Великая Яса», или просто «Яса», Чингиз-хана.

Яса (более полная форма ясак; монгольское — дзасак) означает «постановление», «закон». Яса Чингиз-хана — санкционированный Чингиз-ханом монгольский свод законов и установлений. Яса, как полагают, была при­нята на общемонгольском курултае в 1206 г., пересмотрена в 1218 г. и утверждена в окончательной редакции в 1225 г.

Наиболее подробные сведения о постановлениях Ясы мы находим у персидского историка XIII в. Джувайни и египетского писателя Макризи (ум. 1441-1442).

По словам Джувайни, Яса Чингиз-хана была написана уйгурским письмом на свитках (тумар) и называлась «Ве­ликою книгою ясы» (йаса-наме-йи бузург). Эти свитки хранились у наиболее авторитетных царевичей — знатоков Ясы. При вступлении нового хана на престол, при отправ­ке большого войска, при созыве собрания царевичей для обсуждения государственных дел и их решений эти свитки приносили, и на основании их вершились дела. Яса не сохранилась в подлиннике и известна лишь в отрывках и сокращенных изложениях у Джувайни13, Рашид ад-Дина, Иоанна де Плано Карпини14, Вассафа, Ибн Баттуты, Гри­гория Абу-л-Фараджа, Макризи и т. д.

На основании сохранившихся фрагментов можно пола­гать, что основной задачей постановлений Чингиз-хана было создание новой системы права, которая отвечала бы запросам и потребностям нового монгольского общества.

Соблюдение постановлений Чингиз-хана было обяза­тельно не только для всех жителей империи, но и для самих ханов. Но Яса, конечно, нарушалась как жителями империи, так и самими Чингизидами. Это и понятно. Яса Чингиз-хана регламентировала лишь нормы кочевой жиз­ни. В большинстве покоренных монголами стран, в част­ности в Средней Азии и Иране, где издревле существовала своя правовая традиция, подчинить население новому пра­ву было чрезвычайно трудно. Правовая система монголов, выработанная на основе обычного права кочевников и преимущественно для кочевников, в иных условиях ока­зывалась крайне неудобной. Многие стороны социально-бытовой и общественной жизни оставались вовсе не рег­ламентированы Ясой, а отдельные ее положения вступали в противоречие с мусульманским религиозным правом и обычаями местного населения. На этой почве возникали столкновения между блюстителями Ясы и местным насе­лением, оборачивавшиеся, как правило, трагедией для по­следнего.

Вот как описывает Джувайни поступки Чагатая, глав­ного блюстителя Ясы Чингиз-хана: «Свое окружение и подчиненных он так сдерживал страхом Ясы и своею рас­правою за ее нарушение, что в его правление кто бы ни проезжал поблизости от его войска, не нуждался ни в авангарде, ни в конвое и, образно говоря, если бы какая-либо женщина поставила себе на голову поднос золота и пошла бы одна, она бы ничего не боялась. Он издавал мелкие постановления, которые были невыносимы для мусульманского народа, например, вроде того, чтобы не резали скот на мясо [по-мусульманскому обычаю, но по-монгольскому]; чтобы днем не входили в проточную воду и т.п.. Было разослано во все области постановление, чтобы не резали баранов [по-мусульманскому обычаю], и в Хорасане продолжительное время никто открыто не резал овец: он понуждал мусульман питаться падалью» (Джувайни, изд. Т. 1. С. 227).

Яса Чингиз-хана, которая возводила всякий проступок, даже простую человеческую халатность и неосторожность, в ранг преступления и предусматривала строгое наказание, вплоть до сметной казни, признается «чрезвычайно строгой» даже историком Монгольской империи Рашид ад-Дином (ум. 1318).

Однако не для всех Яса стала законом, нарушение которого влекло скорое и неукоснительное наказание. Это ка­салось прежде всего, конечно, Чингизидов. Чингиз-хан повелел, говорится в источнике: «Если кто-нибудь из нашего уруга единожды нарушит Ясу, которая утверждена, пусть его наставят словом. Если он два раза ее нарушит, пусть накажут согласно билику, а на третий раз пусть его сошлют в дальнюю местность Балджин-Кулджур. После , как он сходит туда и вернется обратно, он образумится. Если бы он не исправился, то да определят ему оковы и темницу. Если он выйдет оттуда, усвоив адаб (нормы поведения), и станет разумным, тем лучше, в про­тивном случае пусть все близкие и дальние его родичи соберутся, учинят совет и рассудят, как с ним поступить» (Рашид ад-Дин. Т. 1. Кн. 2. С. 263-264).

И еще. В империи было немало людей из военной аристократии, которым сам Чингиз-хан и последующие монгольские ханы даровали титулы, награды и привиле­гии за их особые заслуги перед государем и государством. Такие привилегированные люди назывались тарханами. По словам Джувайни, привилегии тарханов заключались в следующем: 1) они были освобождены от всяких пода­тей; 2) вся добыча, захваченная ими на войне или на охоте, составляла их полную собственность; 3) во вся­кое время они могли входить во дворец без разреше­ния; 4) они привлекались к ответственности только за девятое совершенное ими преступление (при этом, однако, имелись в виду только те преступления, которые влекли за собой смертную казнь); 5) во время пира тарханы занимали почетные места и получали по чарке вина (Джувайни, изд. Т. 1. С. 27).

С течением времени Чингизиды и военно-кочевая знать в западных улусах империи усваивали традиции мусуль­манской культуры и государственности, постепенно отхо­дя от ограничений, предписанных Ясой. По словам Хам-даллаха Казвини, «у монголов нет обычая обитать в горо­дах, и это противно Ясаку Чингиз-хана». Между тем именно это требование наиболее часто нарушалось сами­ми Чингизидами как в улусе Чагатая, так и в улусах Джучи и Хулагу.

Период действия Ясы во всех монгольских улусах нам в точности неизвестен. В государстве Тимура (1370-1405) связанное с именем Чингиз-хана право чаще обозначалось старотюркским словом «тору», переделанным в «тура». Об отношении к Ясе Чингиз-хана в государстве Тимура при последних Тимуридах можно наглядно судить по сле­дующим словам Бабура. «Прежде, — пишет он, — наши отцы и родичи тщательно соблюдали постановления (ту­ра) Чингиз-хана. В собрании, в диване, на свадьбах, за едой, сидя или вставая, они ничего не делали вопреки тура. Постановления Чингиз-хана не есть непреложное предписание (Бога), которому человек обязательно дол­жен следовать. Кто бы ни оставил после себя хороший обычай, этот обычай надлежит соблюдать; если отец из­дал хороший закон, его надо сохранить; если он издал дурной закон, его надо заменить хорошим» (Бабур-наме, изд. Мано, с. 291-291).

В восточных областях Чагатайского улуса, в Моголистане, основные положения Ясы сохраняли свой юридиче­ский статус еще в XV - начале XVI вв. И Джучиды Восточ­ного Дешт-и Кипчака — предводители узбеков и узбеков-казаков, — согласно сведениям источников, при решении многих важных дел поступали «по установлению Чингиз-хана». Некоторые статьи, главным образом уголовного характера, перешли в кодифицированное обычное право последующих веков, в частности в законы хана Тауке («Жети-Жаргы») — памятник права казахов XVII в.15

Теперь некоторые сведения о биликах Чингиз-хана.

Монголы заимствовали у китайцев обычай, по которо­му изречения ханов записывались и после их смерти издавались. Некоторые из изречений Чингиз-хана, которые называются в источниках тюркским слово билиг («знание»), приведены Рашид ад-Дином в разделе «О качествах и обычаях Чингиз-хана».

«Чингиз-хан сказал: „Народ, у которого сыновья не следовали биликам отцов, а их младшие братья не обращали внимания на слова старших братьев, муж не пола­гался на свою жену, а жена не следовала повелению мужа, свекор не одобрял невесток, а невестки не почитали свек­ров, великие не защищали малых, а малые не принимали наставлений старших, великие стояли близко к сердцам [своих] служителей и не привлекали на свою сторону [сердца] бывших вне их окружения, люди,пользовавшиеся [всеми] благами, не обогащали население страны и не оказывали ему поддержки, пренебрегали обычаем и зако­ном, соображениями разума и обстоятельства, и по этой причине [становились] противниками управителей госу­дарства: у такого народа воры, лжецы, враги и [всякие] мошенники затмевали солнце на его собственном стой­бище, иначе говоря, его грабили, кони и табуны его не обретали покоя, а лошади, на которых, [идя в походы], выезжали передовые отряды, до того изнурялись, что, естественно, эти лошади падали, подыхая, сгнивали и пре­вращались в ничто". Вот такие неупорядоченные и безрас­судные народы, как только взошло счастье Чингиз-хана, подчинились ему, и его чрезвычайно строгая яса водвори­ла у них порядок: тех, кто были мудрыми и храбрыми, он сделал эмирами войска, а тех, кого он нашел проворным и ловким, поручив им стан (угрук), сделал заведующими табунами, невежд же, дав им плети, послал пасти скот. По этой причине дело его изо дня в день растет, словно молодой месяц, и с неба силою всевышнего Господа нис­ходит к нему божья помощь, а на земле с его помощью появляется благоденствие. Его летовки стали местом весе­лия и забав, а зимние стойбища бывали соответствующи­ми и подходящими [своему назначению]. <…>

Еще он сказал: „Если великие люди [государства], ба­хадуры и эмиры, которые будут при многих детях госуда­рей, что появятся на свет после сего, не будут крепко держаться закона, то дело государства потрясется и прервется, будут страстно искать Чингиз-хана, но не найдут его!".

Еще он сказал: „Только те эмиры туманов, тысяч и сотен, которые в начале и конце года приходят и внимают биликам Чингиз-хана и возвращаются назад, могут стоять во главе войск. Те же, которые сидят в своем юрте и не внимают биликам, уподобляются камню, упавшему в глу­бокую воду, либо стреле, выпущенной в заросли тростни­ка, и тот и другая бесследно исчезают. Такие люди не годятся в качестве начальников!".

Еще он сказал; „Каждый, кто в состоянии содержать в порядке свой дом, в состоянии содержать в порядке и [целое] владение; каждый, кто может так, как это поло­жено, выстроить к бою десять человек, достоин того, чтобы ему дали тысячу или туман: он сможет выстроить их к бою".

Еще он сказал: „Каждый, кто может очистить от [зла] свое внутреннее, может очистить от воров [целое] вла­дение".

Еще он сказал: „Каждого эмира десятка, который не в состоянии построить к бою своего десятка, мы обви­ним вместе с женой и детьми, а из его десятка выбе­рем кого-нибудь в качестве эмира, и таким же образом мы [поступим с эмирами] сотен и тысяч и эмиром-тем­ником". <...>

Еще он сказал: „Мы отправляемся на охоту и убиваем много изюбрей, мы выступаем в походы и уничтожаем много врагов: Поскольку всевышний Господь указует нам путь, это [нам] легко удается, люди же забывают и видят здесь другое"» (Рашид ад-дин. Т. I. Кн. 2. 1259-261).

Ряд исследователей XIX в., как, например, проф. И. Н. Березин и В. П. Васильев, по ошибке смешивали билики Чингиз-хана с положениями Ясы. Известный востоковед П. М. Мелиоранский в 1901 г. подверг билики Чингиз-на специальному исследованию и установил, что разница между содержанием Ясы и биликами Чингиз-хана состояла в том, что в Ясе перечислялись и описывались разные проступки и преступления и указывались наказания, которым должно было подвергать виновных, а в биликах ределялся порядок следствия и судопроизводства в монгольском суде.

Иными словами, Яса представляла узаконенное пред­писание, которому должны были строго следовать Чингизиды и их подданные, а билики являлись своего рода процессуальным кодексом, согласно которому совершался суд ргад нарушителями Ясы — действующего закона.

Билики Чингиз-хана были предметом преподавания: Чингизиды и военная аристократия в начале и конце каж-го года должны были собираться вместе и внимать биликам Чингиз-хана. Знание биликов высоко ценилось: в Китае один раз вопрос о престолонаследии был решен в пользу того претендента, который обнаружил более основательное знание этих биликов.

Со времени Чингиз-хана существовал обычай, говорит­ся в «Сборнике летописей» Рашид ад-Дина, чтобы изо дня в день записывали слова хана, причем хан для этой цели часто говорил рифмованной прозой, «складно и со скры-Тым смыслом». Так что при каждом знатном Чингизиде был свой битикчи: у великого хана Угедея (ум. 1241) эту обязанность исполнял уйгур Чинкай, у улусного правите­ля Чагатая (ум. 1242) — китаец по прозванию «Везир». Однако о существовании записей биликов Угедея и Чага­тая, насколько сейчас известно, нигде не говорится.


Чингиз-хан и Чингизиды Судьба и власть, Т. И. СУЛТАНОВ

http://imtw.ru/topic/24513-%D1%87%D0%B8%D0%BD%D0%B3%D0%B8%D0%B7-%D1%85%D0%B0%D0%BD-%D0%B8-%D1%87%D0%B8%D0%BD%D0%B3%D0%B8%D0%B7%D0%B8%D0%B4%D1%8B-%D1%81%D1%83%D0%B4%D1%8C%D0%B1%D0%B0-%D0%B8-%D0%B2%D0%BB%D0%B0%D1%81%D1%82%D1%8C/

© WIKI.RU, 2008–2017 г. Все права защищены.