Зайков А. В.
Территориальная экспансия Лакедемона и становление Спартанского полиса.


Период с середины VIII до середины VI в. до н. э. в истории Лакедемона можно выделить в качестве самостоятельного этапа в процессе формирования полиса, когда получили развитие наметившиеся прежде тенденции и окончательно закрепились специфические черты в политическом строе и социальной организации. Основополагающим историческим фактором, повлиявшим в эту эпоху на становление спартанского полиса, явилась экспансия Лакедемона в отношении соседних областей.

Завоевательная политика Спарты в этот период была нацелена прежде всего на приобретение новых земель и носила непрерывный характер. Список территорий, подвергшихся колонизационному воздействию или военной агрессии со стороны дорийской общины Лакедемона, включает в себя практически все области центрального и южного Пелопоннеса: долина Эврота, Кинурия и Фиреатида, Арголида, Тегейская равнина, аркадско-элидская и элидско-мессенская пограничная полоса, мессенские районы Дентелиатида, Стениклер, Макария и, наконец, вся Мессения целиком.

Рассматривая непрерывную территориальную экспансию Спарты в архаическую эпоху в качестве основополагающего исторического фактора, повлиявшего на становление полиса, необходимо ответить на два главных вопроса: во-первых, каковы были причины, вызвавшие к жизни эту агрессию и придавшие ей непрерывный расширяющийся характер, или, если сформулировать вопрос иначе, в каком общегреческом контексте находилось данное явление; во-вторых, к каким последствиям привел рассматриваемый фактор, как он повлиял с. 25 на процесс становления спартанского полиса в области политической и социальной.

Относительно первого из названных вопросов в науке уже давно утвердилось мнение, что широкая завоевательная практика Спарты в архаическое время явилась аналогом общегреческого колонизационного процесса и вызвана была теми же причинами1. Действительно, лаконское общество в этот период истории развивалось в общем с остальной Грецией направлении и сталкивалось с одинаковыми для всей Эллады трудностями. Однако в процессе преодоления этих трудностей явственно проявилась дорийская специфика молодого спартанского полиса. «Лаконский ренессанс», по выражению П. Кертлиджа, начинается приблизительно со второй четверти VIII в. до н. э.2, когда вся Эллада вступает в свою новую эпоху. Несомненный экономический рост, фиксируемый как письменными источниками (Her. I, 66: вскоре после Ликурга лакедемоняне достигли «процветания и изобилия»), так и материальными (археологические данные о широкой «керамической экспансии» Лаконии3), сопровождался трудностями социального роста4. Самая главная проблема состояла в том, что экономический рост полиса, сопровождаемый ростом демографическим, приводит к острому земельному голоду. Избыточное население должно было искать «лучшую долю», уходя в колонию или завоевывая соседние территории. О том, что именно нехватка земли являлась основной причиной агрессивных устремлений спартанского полиса, красноречиво свидетельствуют наши источники. Согласно «Изречениям лакедемонян» Плутарха царь Полидор перед походом в Мессению говорит, что идет на неподеленные земли (Mor. 231 b). Павсаний утверждает, что лакедемоняне во время набегов на Мессению не опустошали страну, считая ее уже своей собственностью (IV, 7, 1). Согласно мессенской традиции страсть лакедемонян к земельным захватам была ненасытной, и они постоянно отбирали земли у аргосцев и аркадян (IV, 5, 3). Список примеров, когда источник непосредственно фиксирует приобретение земли как цель той или иной кампании лакедемонян, можно расширить (напр., Her. 1, 65—66; Paus. III, 2, 3; 3, 4, 7, 3).

Спарта принимала участие в заморской колонизации (самые яркие примеры — Фера и Тарент), но для нее гораздо более важным способом выхода из надвигающегося аграрного кризиса явилась колонизация внутренняя5 вылившаяся в процесс постепенного завоевания Мессении, Кинурии и других смежных районов, в нескончаемые попытки территориальных захватов в Арголиде и Аркадии.

Связь между колонизацией и военной агрессией наиболее явственно проявилась в процессе лакедемонской экспансии в западном направлении. Раннее спартанское проникновение в Мессению позволяет датировать находки лаконской керамики в районе Дентелиатиды6. Это проникновение подтверждается и письменными источниками. Согласно Страбону, царь Телекл вывел в этот регион три колонии: Пеаесса, Эхен, Трагий (VIII, 4, 4 p. 360). В историографии утвердился взгляд, по которому именно создание этого пояса периэкских поселений явилось основной причиной первого крупного спартано-мессенского столкновения7 (убийство Телекла, согласно лаконской версии, переданной Павсанием, входило в состав иска, неудовлетворение которого мессенцами привело к вооруженному конфликту. — IV, 4, 8).

Не касаясь всего многообразия проблем, связанных с Мессенскими войнами периода архаики, отметим, что для понимания процесса формирования социальной структуры Лакедемона особое значение имеет вопрос о результатах первого и второго этапов завоевания Мессении. Мы склонны видеть существенные различия между этими результатами. Вероятно, первоначальное завоевание с. 26 Мессении позволило Спарте укрепить прежние и вывести новые колонии в эту область и предоставить местожительство здесь дружественным общинам, прибегшим к ее помощи (Strab. VIII, 6, 11, p. 373), но также и положить начало формированию института мессенской илотии. Механизм этого формирования был, с нашей точки зрения, следующим. Часть завоеванных земель оказывалась в собственности спартиатов. Последние, таким образом, становились как бы колонистами, но, не теряя принадлежности к спартиатской общине, могли продолжать жить в Спарте. Сельскохозяйственное производство на новых участках организовывалось путем сдачи земли в аренду. Близкой аналогией такому процессу является выведение афинской клерухии на Лесбос в V в. до н. э. (Thuc. III, 50, 2). Для превращения таких арендаторов в илотов необходимо было ликвидировать правовой суверенитет местных общин, остановить процесс формирования местного полиса, распространить на завоеванное население и территорию полную юрисдикцию Спарты и на этой основе четко определить правовой статус местных пахарей, работающих на поделенных между спартиатами землях.

Тиртей сообщает, что мессенцы отныне должны были приносить господам половину урожая (fr. 5 Gentili — Prato). Это существенно разнится с системой апофоры спартанских илотов, описанной Плутархом в биографии Ликурга (8; ср.: 24)8.

Павсаний, имевший источником, вероятно, полный тиртеевский корпус, описывает сложившуюся ситуацию по окончании I Мессенской войны следующим образом: «Прежде всего они клятвой обязали их никогда не отпадать от них и не задумывать какого-либо другого государственного переворота; во-вторых, они не назначили им никакого определенного оброка, но обязали их доставлять в Спарту половину всего, что они получают с земли. Было также предписано, чтобы при погребении царей и других важных лиц мужчины и женщины из Мессении провожали их в черных одеждах. На тех, кто нарушал это постановление, налагалась пеня» (IV, 14, 4). Такое подчинение похоже на неравноправный союз и даннические отношения. Только после II Мессенской войны произошло действительно широкое распределение мессенских земель между лакедемонянами и окончательное превращение местных земледельцев в илотов. Об этом прямо говорит Павсаний (IV, 24, 4—5). Вместе с тем окончательное подчинение плодородной области на западе решило в основном земельную проблему спартанского полиса, а также позволило вскоре сосредоточиться на восточном направлении, повести решительную борьбу за обладание Кинурией.

Перейдем теперь ко второму вопросу: каким образом рассматриваемый исторический фактор повлиял на процесс становления спартанского полиса в области политической и социальной.

Одними из главных функций любого архаического полиса являлись завоевание территории и ее оборона. Повсюду становление полиса связано с реорганизацией военного дела; любой полис выступает, кроме всего прочего, как особым образом устроенное военное общество. В Элладе приблизительно с конца VIII в. до н. э. начинается время «гоплитских реформ». Пальма первенства в этом деле принадлежит, вероятно, аргивянам, которые, судя по археологическим материалам9 и данным письменных источников (Дельфийский оракул около 750 г. до н. э. — Р.-W. № 1; Paus. II. 25, 7; VIII, 50, 1), — первыми приняли на вооружение панополию нового типа и новый строй — фалангу10. Уже к концу VII в. до н. э. «гоплитский переворот» в военном деле состоялся повсеместно в Греции. Судя по стихам Тиртея (Emb.; frr. 6; 8; 9 Gentili — Prato), Спарта рано, к середине VII в. до н. э., восприняла тактические и технические новшества11. Но отличие от с. 27 остальных греков, и весьма существенное, здесь все же было. В обычном «среднестатистическом» полисе воинские контингенты формировались, если применить современную терминологию, на основе принципа «кадрированных полков». Каждый гражданин являлся воином. В случае необходимости он откладывал рало и брал меч, становясь в строй в том подразделении, бойцом которого он являлся. Вне экстремальной ситуации подразделение это, обладая достаточно четкой структурой, существовало, тем не менее, лишь в потенции. Такой принцип был оптимален для обычного полиса, лишенного возможности содержать вооруженные формирования, отделенные от гражданского коллектива. Но для спартанского полиса, одной из важнейших функций которого в архаическую эпоху было осуществление перманентной территориальной экспансии, принцип «кадрированных полков» был явно недостаточен. Постоянные походы, отвлекая граждан, большая часть которых являлась землевладельцами, самостоятельно ведущими производство в своем хозяйстве, должны были неизбежно вызвать серьезные внутренние конфликты.

Существование таких беспорядков в Спарте в VII в. до н. э., несомненно, доказывают фрагменты Тиртея12. В античной традиции существует память, что Терпандр подавил или как-то иначе повлиял на стасис в Спарте. Приводимую Аристотелем пословицу «за лесбосским певцом» (fr. 545 Rose = Eustath. Ad. II. IX, 129 p. 741, 16 Rom.) Зенобий объясняет следующим образом: Терпандр, посланный богом к враждующим лакедемонянам, гармонизировал их души и усмирил распрю (Prov. 5, 9). Подобным образом объясняет происхождение этого выражения и Гесихий (s. v. meta Lesbion ōidon). О Терпандре, способствовавшем своей игрой прекращению раздоров среди спартиатов, сообщает и Плутарх (De music. p. 42)13. Филодем сообщает о том, что Стесихор14 выступил в Спарте в качестве арбитра во внутреннем конфликте (De music, p. 18).

Признаки социального стресса в лаконском обществе этого периода фиксирует Плутарх в биографии Ликурга (2, 2—3; 5; 13). Однако Фукидид (1, 18), как кажется, связывает стасис только со временем до Ликурга. С нашей точки зрения, это место следует понимать в том смысле, что спартанская эвномия является примером надежных гарантий против тиранической власти. Историк в данном случае не столько противопоставляет «эвномию» и «стасис», сколько постулирует антитезу «спартанская эвномия» — «афинская (или любая другая) тирания»15.

Мы склонны связывать период внутренних смут в Лакедемоне, занявший собой, вероятно, все седьмое столетие, с процессом территориального расширения полиса и со сложностями его осуществления на основе кадрового устройства вооруженных сил. Это подтверждают два важных свидетельства. Аристотель, развивая теорию государственных переворотов, говорит, что смуты часто происходят, «когда одна часть населения оказывается слишком бедной, а другая, напротив, слишком благоденствует; это бывает чаще всего во время войн; и это случилось в Лакедемоне во время Мессенской войны, что ясно видно из стихотворения Тиртея под названием „Благозаконие“; некоторые, терпя бедствия из-за войны, требовали передела земли» (Pol. V, 6, 2 1306 b 36—1307 а 2. Пер. С. А. Жебелева — А. П. Доватура). С этим согласуется сообщение Павсания, по которому во время II Мессенской войны «лакедемоняне постановили оставить, пока идет война, Мессению и прилегающую часть Лаконии без обработки; ведь все равно они возделывали их скорее для тех, кто на Гире, чем для самих себя. Но вследствие этого в Спарте возник недостаток в хлебе, а вместе с недостатком поднялось возмущение: те, которые имели там свои поместья, не желали мириться с тем, что их земли остаются пустовать, однако эти распри успокоил Тиртей» (IV, 18, 2—3; пер. С. П. Кондратьева).

с. 28 Чаще всего данные сообщения понимаются так, что источником стасиса являлись те спартиаты, которые получили наделы в Мессении16. Это безусловно так, но, с нашей точки зрения, в числе недовольных были и периэки. Участие лакедемонских периэков в боевых действиях в составе спартанского войска в ходе завоевания Мессении зафиксировано Павсанием (IV, 8, 3). О том, что среди недовольных значительную часть занимали периэки, свидетельствует то обстоятельство, что во время борьбы с Мессенией в Лаконии страдали прежде всего прибрежные местности и те обрабатываемые поля, которые лежали по Тайгету (Paus. IV, 7, 2; ср.: 18, 1). Плутарх в биографии Агиса (8) и Страбон (VIII, 5, 1 p. 363) дают примерное определение границ хоры, относящейся к самому городу Спарта (ср.: Od. IV, 1). Сравнивая эти данные, приходим к выводу, что страдавшие во время Мессенских войн, а потому часто невозделывавшиеся лаконские поля принадлежали главным образом периэкской хоре.

Для успешного осуществления территориальной экспансии и решения тем самым острой демографической и аграрной проблемы необходимо было четкое распределение основных социальных функций между различными сословиями лакедемонского общества, что позволило бы снять с плеч земледельцев бремя регулярных военных кампаний и снизить уровень социальной напряженности. Перед Спартой стояла задача найти новые начала в организации вооруженных сил. И начала эти были найдены, существенным образом повлияв на саму социальную организацию лакедемонян. Принцип «кадрированных полков», формируемых из гоплитов-пахарей, был дополнен принципом профессионального войска. Между прочим, нашу гипотезу подтверждает и тот факт, что в Аргосе приблизительно в то же самое время и по тем же самым причинам (а именно из-за неизбежности постоянных столкновений с Лакедемоном) формируется отряд в тысячу человек на принципах профессионального войска (Paus. II, 20, 1—2). Спартанский опыт был более решительным и заключался он не в создании профессионального военного отряда, а в создании профессионального военного сословия.

ПРИМЕЧАНИЯ

1 Шмидт Р. В. Спарта, Беотия, Фессалия, Крит // История Древней Греции. Ч. I / Под ред. С. И. Ковалева. М., 1936. С. 211; Андреев Ю. В. Спарта как тип полиса // Античная Греция. Т. 1. Становление и развитие полиса / Под ред. Е. С. Голубцовой. М., 1983. С. 201; Фролов Э. Д. Рождение греческого полиса. Л., 1988. С. 144—145; Kiechle F. Lakonien und Sparta. München; Berlin, 1963. S. 216; Michell H. Sparta. Cambridge, 1952. P. 206; Roebuck C. A. The World of Ancient Times. New York, 1966. P. 199.

2 Cartledge P. Sparta and Laconia. A Regional History 1300—362 В. С. London; Boston; Henley, 1979. P. 102—129. — Археологический материал ясно показывает, что Спарта, как говорит Ч. Старр, «восторженно реагирует» на все новые веяния, охватившие Грецию в этот период (см.: Starr Ch. The Credibility of Early Spartian History // Historia. 1965. Bd 14. P. 265).

3 Lane E. A. Laconian Vase Painting // BSA. 1933—1934. Vol. 34. P. 99—189; Pelagatti P. La ceramica laconica del Museo di Taranto // Annuario. 1955—1956. Vol. 17/18. P. 7—44; Boardman J. Artemis Orthia and Chronology // BSA. 1963. Vol. 58. P. I-7; Schaus G. 1) The evidence for Laconians in Cyrenaica in the Archaic Period // Cyrenaica in Antiquity / Ed. by G. Barker, J. Lloyd, J. Reynolds. Oxford, 1985. P. 395—403; 2) Extramural sanctuary of Demeter and Persephone at Cirene, Libya. Final reports II. The East Greek, Island and Laconian pottery. Philadelphia, 1985. P. 98—102.

4 Интересно, что Алкей, развивая обычную для архаической поэзии антитезу «богатство — бедность», приписывает афоризм «Человек — богатство» спартанскому царю Аристодему (fr. 360 Lobel — Page); см.: Фролов Э. Д. Указ. соч. С. 104, 105, 107; ср. свидетельства о роскоши в Спарте в стихах Алкмана (fr. I Page).

5 О феномене греческой колонизации из новых работ см.: Яйленко В. П. 1) Греческая колонизация VII—III вв. до н. э. М., 1982; 2) Архаическая Греция и Ближний Восток. М., 1990. С. 62—71; Фролов Э. Д. Указ. соч. С. 229—253.

6 Busolt G. Griechische Geschichte. 2. Aufl. Bd 1. Gotha, 1893. S. 229—232, 589; Kiechle F. Messenische Studien. Kallmünz, 1959. S. 131; Oliva P. Sparta and her Social Problems. Prague, Amsterdam, 1971. P. 100; Cartledge P. Op. cit. P. 113.

7 Ср. различные взгляды на эту проблему: Chrimes K. M. T. Ancient Sparta. Manchester, 1952. P. 291, 300; Kiechle F. Messenische Studies S. 62 f.

8 Ср. трактовку различий в положении мессенцев после I Мессенской войны и в положении илотов в книге: Oliva P. Op. cit. P. 106—109.

9 Courbin P. Une tombe geometrique d’Arges // BCH. 1957. Т. 81. Pt. 2. P. 322—386.

10 Проблеме «гоплитских реформ» посвящено огромное количество исследований (см., напр.: Блаватский В. Д. Дорийская фаланга и ее происхождение // Новое в современной археологии / Под ред. В. Д. Блаватского. М., 1965. С. 225—229; Nilsson M. P. Die Hoplitontaktik und Staatswesen // Klio. 1929. Bd 22. H. 2. S. 240—249; Snodgrass A. The Hoplite Reform and History // JHS. 1965. Vol. 85. P. 110—112; Foster P. Greek Arms and Armour. Newcastle-upon-Tyne, 1978. P. 5; Krentz P. The Nature of Hoplite Battle // CIA. 1985. Vol. 4. No 1. P. 60 f.; Detienne M. La phalange problemes et controverses // Problemes de la guerre en Grece ancienne. Paris, 1985. P. 119—142.

11 О военной реорганизации в Спарте см.: Michell H. Op. cit. P. 100, 235 f.; Chrimes K. M. T. Op. cit. P. 312—319, 361 f., 381 f., 398; Starr Ch. Op. cit. P. 270; Roebuck C. A. Op. cit. P. 199 ff.; Forrest W. G. A History of Sparta: 950—195 B. C. London, 1968. P. 51 ff.; Toynby A. J. Some Problems of Greek History. London, 1969. P. 258 ff.; Cartledge P. Hoplites and Heroes: Sparta’s Contribution to the Technique of Ancient Warfare // JHS 1977. Vol. 97. P. 11—27.

12 Starr Ch. Op. cit. P. 266 f.

13 Скептическое отношение к традиции о пребывании Терпандра в Спарте высказывает Г. Бузольт: GG2 Bd 1. S. 598. Anm. 2. Но античные авторы единодушно признают этот факт. См. также: Marm. Par. Ol. 33; Hellanic. apud Athen. XIV, 635e; Cratin. fr. 343h; Diod. VIII, 28. Ср.: Доватур А. И. Политика и Политии Аристотеля. Л., 1965. С. 218—220; Зайцев А. И. Культурный переворот в Древней Греции VIII—V вв. до н. э. Л., 1985. С. 48. Прим. 103.

14По Свиде Стесихор родился в 37-ю олимпиаду (632—629 гг.), умер в 56-ю (556—553 гг.). О времени жизни поэта см.: Казанский Н. Н. Стесихор // ВДИ. 1985. № 2. С. 218—219.

15 Слова Фукидида (1, 18) о том, что Спарта более всех страдала от внутренних распрей, ряд исследователей считают возможным понимать так, что происходило это в течение тех 400 лет, когда существовали в Спарте одни и те же законы (см.: Gomme A. W. A Historical commentary on Thucydides. Oxford, 1945. Vol. 1. P. 128—131; Starr Ch. Op. cit. P. 262. N. 20). Однако мы не находим в тексте достаточных оснований для такого весьма соблазнительного объяснения.

16 Busolt G. GG2 Bd. 1. S. 609 f.; Andrewes A. Eunomia // CQ. 1938. Vol. 32. P. 100; Huxley G. L. Early Sparta. London, 19621. P. 55; Oliva P. Op. cit. P. 118 f.