Гущин В. Р.
Политический театр Писистрата.

В биографии афинского тирана Писистрата есть факты, которые, пожалуй, не могут не вызывать удивления. Возникало оно, кстати, и у древних. Достаточно вспомнить изумление Геродота по поводу ловкости Писистрата, с какой он одурачил афинян, въехав в Афины в обществе «богини Афины» (Her., I. 60). Удивлен был историк и доверчивостью афинян. Впрочем, об этом еще пойдет речь ниже. Приведенный пример, не единственный в практике тирана, обнаруживает склонность последнего к театральности, к подражанию кому-либо или чему-либо.

Впервые, думается, внимание на это обратил С. Я. Лурье, отметивший наличие тезеевых реминисценций в биографии и действиях Писистрата. Исследователь полагал, что для Афин того времени характерны герб Тезея и дубина, которой тот был вооружен1. Объяснялось это особенностями восприятия Тезея в афинской традиции, в которой он выступал как народный трибун и демократ2. Те же черты, судя по имеющимся в нашем распоряжении источникам, были присущи и Писистрату (Her., I. 59; Arist. Ath. Pol., 13. 4—5). Кроме того, Лурье замечает, что те географические пункты, которые традиция связывала с именем Тезея, Писистрат либо захватил, либо поставил под протекторат Афин. Даже изгнание Тезея и уход его сыновей на о. Эвбею имеет связь с жизнью Писистрата3.

Другой исследователь — английский археолог Дж. Бордмэн — на основании анализа афинской вазописи эпохи Писистрата предположил, что объектом подражания для Писистрата был скорее всего Геракл4. Именно он чаще всего изображался на афинских вазах, причем нередко в обществе вооруженных дубинами людей.

Но самым любопытным, на наш взгляд, было поведение Писистрата в момент ожесточенной борьбы за власть, которая развернулась в Афинах после реформ Солона. Напомним, что речь идет о борьбе трех группировок: педиэев, паралиев и диакриев (или гиперакриев) (Her., I. 59—62; Arist. Ath. Pol., 13, 4—5, 14). Писистрат, возглавивший диакриев, с. 32 по сообщению Геродота, включился в эту борьбу последним. Однако именно ему удается захватить власть в Афинах и стать тираном. Писистрат добивается этого с помощью выделенной ему народным собранием охраны. Вот как события описываются в источниках. Нанеся раны себе и своим мулам, Писистрат приехал на площадь, как будто спасаясь от врагов, и убедил народ дать ему телохранителей (Her., I. 59; Arist. Ath. Pol., 14. 1)5. Плутарх дополняет картину следующими деталями. Находившийся на площади Солон, подойдя к подъехавшему в повозке Писистрату, обращается к нему со следующими словами: «Нехорошо, сын Гиппократа, ты играешь роль гомеровского Одиссея: он обезобразил себя, чтобы обмануть врагов, а ты делаешь это, чтобы ввести в заблуждение граждан» (Plut. Sol., 30; пер. С. Соболевского)6.

На эту ремарку чаще всего не обращают внимания, считая сам эпизод либо легендой, либо позднейшей вставкой7. Между тем нельзя не заметить, что действия Писистрата прямо-таки пронизаны театральностью. Кроме того, в них, по словам Солона, заключена определенная аллюзия, даже если данный эпизод и не имел места в действительности, а явился вымыслом самого Плутарха, любопытно, что и он квалифицирует действия Писистрата как представление, преследующее вполне конкретные цели.

Народ, как уже было сказано, все-таки удовлетворил просьбу Писистрата, выделив ему телохранителей-дубинщиков8. Дж. Бордмэн вновь усматривает в этом связь с мифом о Геракле, непременными участниками которого являлись дубинщики. Кроме того, на афинских вазах Геракл постоянно изображался в сопровождении свиты — друзей или охраны9.

Есть смысл присмотреться к этому событию. Зачем вообще Писистрату потребовались телохранители, если, как сообщают источники, он был лидером одной из группировок — диакриев? К.-В. Вельвай высказывает предположение о том, что число сторонников Писистрата скорее всего было невелико и ограничивалось лишь жителями Браврона, откуда тот был родом10. С этим, пожалуй, можно было бы и согласиться, если бы не столь жесткая географическая привязка партии Писистрата. Такая трактовка в современной историографии считается устаревшей, хотя попытки ее реанимации время от времени предпринимаются11. Писистрат, как нам представляется, вполне мог рассчитывать на участие в своей группировке жителей и Афин и Аттики. Ведь он, говоря современным языком, относился к афинскому генералитету, приобретя известность своими успешными военными операциями. Кстати, именно памятуя о них, — в частности, о взятии Нисеи, афиняне и предоставили ему телохранителей (Her., I. 59).

с. 33 И все же численность сторонников едва ли имела решающее значение в данном случае. Судя по политической практике греческих полисов, выделение охраны кому бы то ни было означало нечто большее, чем предоставление защиты. Аристотель в «Политике», рассуждая о царской власти и необходимости царям иметь вооруженную охрану, замечает: «Такую именно охрану давали древние, когда они назначали править государством какого-либо эсимнета или тирана» (Arist. Pol., III. 10, 1286b 36—39; пер. С. А. Жебелева). При этом преследовалась цель, чтобы наделяемые охраной были сильнее каждого отдельного гражданина, но слабее массы граждан (там же, 1286b 36—38). В качестве примера Аристотель приводит сиракузского тирана Дионисия, которому такая охрана в свое время была предоставлена. Как и Писистрат, получив ее, Дионисий становится тираном в Сиракузах12.

На основании сказанного мы можем поставить следующий вопрос: что же означало выделение охраны Писистрату? Не получил ли и он полномочия выборного тирана — именно так характеризует функции эсимнетов Аристотель (Arist. Pol., III, 9, 1285a, 31—33)13? Нам представляется, что на этот вопрос можно дать положительный ответ. Возможно, речь в данном случае могла идти даже о реализации старого плана. Напомним, установить тиранию в свое время предлагалось и Солону (Arist. Ath. Pol., 112; Plut. Sol., 14). Более того, Плутарх поясняет, что имеется в виду именно выборная тирания, говоря устами друзей Солона об избрании эвбейцами тираном Тиннонда, митиленцами — Питтака (Plut. Sol., 14). Что же касается Писистрата, то ему, быть может, и не предлагалось ничего подобного. Однако, будучи простатом демоса, т. е. защитником и покровителем последнего, Писистрат решает добиться тирании, опираясь на афинский демос14. Он задумывает подтолкнуть народное собрание, где демос явно имел большинство, к принятию нужного ему решения. Для этого-то им и разрабатывается хитроумный, не лишенный элементов театральности план. Впрочем, едва ли мы можем исключать и то, что развитию событий, склонивших народное собрание к удовлетворению требования Писистрата, способствовали реальные обстоятельства: если не нападение его политических противников, то его реальная угроза15.

Итак, получив охрану, Писистрат захватывает власть в Афинах и становится тираном. Однако менее чем через шесть лет он изгоняется из Афин объединенными усилиями педиэев и паралиев (Her., I. 60; Arist. Ath. Pol., 14. 3). Затем, пробыв в изгнании приблизительно столько же времени, в 552/551 гг. до н. э. — по датировке П. Родса — Писистрат был возвращен в Афины16. Предыстория этого события такова. Лидер паралиев Мегакл, поставленный в безвыходное положение, начинает с. 34 переговоры с Писистратом о его возвращении на родину (Her., I. 60; Arist. Ath. Pol., 14. 4). Возможно, именно тогда и возникла идея превратить возвращение в эффектное театральное представление. Вот как описывают его источники. Писистрат въехал в город на колеснице в обществе самой «богини Афины» — продавщицы венков Фии из Пеанийского дема, одетой наподобие богини17. А перед тем в город были посланы глашатаи, которые должны были обратиться к гражданам со словами: «Афиняне! Примите благосклонно Писистрата, которого сама Афина почитает превыше всех людей и возвращает теперь из изгнания в свой акрополь!» (Her., I. 60; пер. Г. Стратановского). Жители города, сообщает Аристотель, выходили навстречу процессии и в восторге преклоняли колени (Arist. Ath. Pol., 14. 4).

Сразу же заметим, что это событие по-разному оценено в историографии. Ю. Белох и поддержавший его С. Я. Лурье, ссылаясь на Полиэна (Strateg., I. 21. I), высказали предположение о том, что Писистрат въехал в Афины в обществе «богини» гораздо позднее — после битвы при храме Афины Паллены, т. е. в 536/535 гг. до н. э.18. Этим оба автора и объясняют присутствие Фии, переодетой в Афину, в колеснице Писистрата. Однако такая трактовка вызывает немало возражений и на сегодняшний день не является общепринятой19.

Различные суждения высказывались и относительно разыгранного Писистратом действа. Дж. Бордмэн и здесь усматривает намек на Геракла, который в обществе Афины был препровожден на Олимп20. Дж. Эльзе полагал, что Писистрат имитирует скорее всего Одиссея, так же, как и Писистрат, возвращаемого из ссылки Афиной21. Ему убедительно, на наш взгляд, возражает Р. Коннор, резонно указывая на V песнь «Илиады», где Афина оказывается в одной колеснице с Диомедом22. Не согласен он и c Дж. Бордмэном, считая, что идентификации c конкретным персонажем не проясняют существа дела. Коннор склонен рассматривать данный факт как попытку психологического воздействия на афинян — стремление вызвать у них положительные эмоции23. И это, как свидетельствуют источники, Писистрату в полной мере удается.

Сами древние весьма скупо прокомментировали описанное событие. Геродот высказал откровенное удивление наивностью афинян. Действия Писистрата, по его мнению, были не чем иным, как ловкой выходкой, призванной одурачить граждан Афин. Их доверчивость даже несколько покоробила «отца истории», считавшего, что горожане должны были бы отличаться от варваров большей сообразительностью.

Столь же немногословен и Аристотель. Однако в его описании имеется любопытная, на наш взгляд, деталь. Он пишет, что Писистрат с. 35 вернулся в Афины archaios kai lian haplos — «на старинный лад и слишком простым способом» (Arist. Ath. Pol., 14. 4; пер. С. И. Радцига)24.

Любопытным представляется прежде всего указание на старину избранного тираном способа. В том, если вдуматься, и состоит смысл упрека Геродота. Сравнение с варваром для цивилизованного грека означало, пожалуй, только одно — указание на отсталость, приверженность отжившему. В чем же в таком случае эта отсталость могла проявляться? По мнению Геродота, скорее всего в том, что афиняне не разглядели в «Афине» переодетой торговки, что встречали процессию, будто бы и в самом деле рядом с Писистратом была богиня Афина. Но так ли это? Едва ли жители Афин были столь наивны, на что справедливо указывает С. Я. Лурье25. Отвергая тезис Геродота о простом одурачивании легковерных афинян, он высказывает предположение, что пышный въезд Писистрата в Афины — религиозное сценическое действо. Тиран, замечает С. Я. Лурье, считал Афину своей личной покровительницей, а кроме того, она была любимой богиней аттического крестьянства26. В таком случае в действиях Писистрата можно видеть какой-то старинный, неизвестный Геродоту религиозный обряд. Скажем, обряд священного брака, как предположил Л. Жерне27. Быть может, именно этим и объясняется упомянутая ремарка Аристотеля.

Продолжая мысль, можно добавить, что Афина для афинян — не просто одно из божеств греческого пантеона, но хранительница города и заступница горожан. Именно к ней апеллировал в свое время Солон, высказывая надежду, что она не даст городу погибнуть из-за безумия впавших во взаимную вражду афинян (Sol. fr. 3. 3—4 Diehl). Не исключено в таком случае, что привлечение Фии — Афины было и своего рода намеком на солоновские элегии и указывало на миролюбие Писистрата. Последнее, конечно же, не могло не порадовать афинян. Ведь они еще должны были помнить, что Писистрат правил ими — с их же, как нам представляется, согласия «скорее в духе гражданского равноправия (politikos), чем тирании» (Arist. Ath. Pol., 14. 3; пер. С. И. Радцига).

Наконец, нельзя не сказать и о том, что Писистрат вероятно еще оставался простатом демоса. А значит, демос вполне мог сохранить свое расположение к тирану. Это-то расположение Писистрат и задумал укрепить, затевая театрализованное представление.

Таковы имеющиеся в нашем распоряжении факты. Резонно задать вопрос: кто же в таком случае Писистрат? Афинский Нерон или прагматик, точно просчитывающий ходы и не гнушающийся внешними эффектами для достижения своих целей? Едва ли мы можем сейчас дать окончательный ответ на этот вопрос. Открытым также остается вопрос о том, кому же с. 36 все-таки подражал Писистрат — Тезею, Гераклу или Одиссею.

И все же, несмотря на неясность некоторых ключевых вопросов, обращает на себя внимание то, что внешние эффекты более характерны для начальных этапов политической биографии Писистрата. В то время он опирается преимущественно на афинский демос, являясь, как свидетельствуют источники, его простатом. В этом случае, как нам представляется, театральное действо было для тирана способом манипуляции общественным сознанием, по крайней мере, сознанием афинского демоса. Впервые Писистрат прибегает к указанному способу в целях оказания давления на народное собрание, с тем чтобы оно выделило ему телохранителей и, тем самым, наделило полномочиями выборного тирана. В дальнейшем внешние эффекты были средством увеличения популярности и способом расположения в свою пользу возможно большего числа граждан.

В конце концов, перестав быть народным вожаком, Писистрат кардинально меняет тактику. Теперь он опирается преимущественно на иностранную помощь и наемников. Ненужными становятся и театральные трюки.

ПРИМЕЧАНИЯ

1 Лурье С. Я. История Греции. Л., 1940. С. 129. Прим. 1.

2 Лурье С. Я. История античной общественной мысли. М.; Л., 1929. С. 102.

3 Лурье С. Я. История Греции. С. 129.

4 См.: Boardman J. Herakles, Peisistratos and sons // Revue Archéologique. 1972. Fasc. I. P. 57—72; Boardman J. Herakles, Peisistratos and Eleusis // The Journal of the Hellenic Studies. 1975. Vol. 95. P. 1—12.

5 С. Я. Лурье полагает, что на Писистрата действительно могло быть совершено нападение его политическими противниками. См.: Лурье С. Я. История Греции. С. 150. См. также настоящую статью, с. 37, прим. 15.

6 Возможно, имеется в виду возвращение Одиссея в родной дом под видом нищего.

7 См.: Скржинская М. В. Устная традиция о Писистрате // Вестник древней истории. 1969. № 4. С. 88.

8 Комментарии и литература: Rhodes P. J. A Commentary on Aristotelian “Athenaion Politeia”. Oxford, 1981. P. 200.

9 Boardman J. Herakles, Peisistratos and sons. P. 62.

10 Welwei K.-W. Die griechische Polis. Stuttgart, 1983. S. 165.

11 Cм.: French A. The Party of Peisistratos // Greece & Rome. 1959. Vol. 6. P. 46—57; Holladay J. The Followers of Peisistratos // Greece & Rome. l977. Vol. 24, № 1. P. 40—56; Ср.: Sealey R. Regionalism in Archaic Athens // Historia. 1960. Bd. 9 H. 2, P. 155—180.

12 См.: Фролов Э. Д. Сицилийская держава Дионисия. Л., 1979. С. 60 и сл.; Фролов Э.;Д. Младшая тирания // Античная Греция. Проблемы развития полиса. М., 1983. Т. 2. С. 140.

13 Об эсимнетах и эсимнетии см.: Бауэр В. Эпоха древней тирании в Греции. Спб., 1863. С. 27—29; Фролов Э. Д. Эсимнетия — выборная тирания (к вопросу об институте социального посредничества в архаической Греции) // Проблемы античного источниковедения. М.; Л., 1986. С. 141—152; Фролов Э. Д. Рождение греческого полиса. Л., 1988. С. 122 и сл. Многие греческие тираны начинали, кстати, именно как примирители — посредники, в частности, уже упоминавшийся Дионисий, а позднее — его земляк Агафокл Сиракузский. См.: Попов А. И. Власть Агафокла Сиракузского // Проблемы политической истории античного общества. Л., 1985. С. 75—88.

14 О простатах демоса см.: Гущин В. Р. «Афинская полития» о «народных вождях» в VI в. до н. э. // Вестник СпбГУ. 1992. Сер. 2, вып. 2. С. 100—103. Здесь нами высказано мнение о том, что Писистрат не являлся простатом. Дальнейшее изучение вопроса заставляет нас пересмотреть сделанные ранее выводы. Ныне мы склонны разделить мнение А. И. Зайцева, высказанное в устной беседе с нами, что Писистрат начал свою карьеру как простат.

15 Сказанное не позволяет считать, что события подтолкнуло действительное нападение на Писистрата его противников, хотя полностью отрицать это мы, естественно, не можем. И все же нам представляется, что действия Писистрата были скорее следствием тщательной подготовки, чем ловкой импровизации.

16 Rhodes P. J. A Commentary… P. 195.

17 Ibid. P. 205.

18 Beloch K. J. Griechische Geschichte. Berlin und Leipzig, 19242. Bd. I. S. 327; Лурье С. Я. История Греции. С. 151.

19 Скржинская М. В. Устная традиция. С. 89.

20 Boardman J. Herakles, Peisistratos and sons. P. 60.

21 Else G. F. The Origins of TRAGOIDIA // Hermes. 1957. Bd. 85. H. I. P. 36.

22 Connor W. R. Tribes, Festivals and Processions: Civic Ceremonial in archaic Athens // The Journal of the Hellenic Studies. 1987. Vol. 107. P. 43.

23 Ibid. P. 44.

24 Так же переводит и Х. Рэкхэм: in an old-fashioned and extremely simple manner (Aristotle. The Athenian Constitution. The Loeb Library). П. Родс по существу проходит мимо этого интересного места, упрощая свой перевод: in primitive and excessively simple manner (Rhodes P. J. A Commentary… P. 204).

25 Лурье С. Я. История Греции. С. 152.

26 Там же.

27 Gernet L. Anthropologie de la Grèce antique. Paris, 1968. P. 358.